Ну что я могу сказать... Кто не спрятался, я не виноват.
Мы все помним мозговыносительный и сердцезавоевательный арт YanaGoya с тентаклями, благо был он тут недавно, да и все равно - такое не забывается%) Ну в общем, если кому-то интересно, как это могло бы выглядеть в письменном виде, милости просим под кат.
Название: как только придумаю, сообщу. все равно его все называют "эти твои тентакли"
Пейринг: Юмичика/Шухей/Руриирокудзяку; Юмичика и Иккаку упоминаются в контексте прекрасной дружбы
Рейтинг: NC-17
Жанр: парнуха, даже не без стеба=) Не удержался таки)
Общее предупреждение: ненормативная лексика и местами довольно эмоциональный Шухей. Не столько оос, сколько стрессовая ситуация)
Предупреждение от автора: итак, кого мы под кат не просим во избежание: слабонервных, не верящих в Шухея-уке, страдающих тентаклефобиейпредставителей внеземных цивилизаций и поборников строгой морали. И еще немного лирики: фанфик, который там под катом, задумывался таким специально, от начала и до конца. Я рвал и кромсал его нарочно, а иначе ровный и причесанный текст про то, как чувака насилуют тентаклями, выглядел бы, согласитесь, несколько по-голливудски.
Дисклеймер: мне это подбросили.
Посвящение кому: YanaGoya, пацан сказал, пацан сделал)
Кстати говоря - аффтар критику внимательно слушает, но никогда не ее не принимает всерьез и не исправляется. Это так, для справки)
читать дальше- Хэ! То, что она показала вам, было чем-то вроде ЭТОГО? закричал торговец, поглаживая свое лицо, у которого тоже не стало глаз, носа и рта... И в тот же момент погас свет! – в довершение своего заунывного рассказа Иккаку неожиданно цапнул Юмичику за бедро. Тот издал какой-то странный свистящий звук и со стуком выронил пиалу, благо пустую.
- Иккаку, сссс… сссокол мой зрячий, что ж ты творишь, хочешь чтобы я лужу наделал при всем народе?
Поднялась веселая пьяная суматоха, в которой приятели привычно раздавали друг другу любящие затрещины, подключая к делу сидящего аккурат между ними Ренджи.
- Лажа какая, - пожал плечами Шухей, отворачиваясь.
На него немедленно уставились три пары глаз. Причем так, будто он только что признался, что он алкоголик и по вторникам делает бусы из бедренных косточек маленьких котят.
- Чего это лажа? – слава Ками, Иккаку уже был пьян как истинный счастливец. Как ни странно, в состоянии алкогольного опьянения, граничащего с алкогольным отравлением, он был на редкость человеколюбив. Что, впрочем, не мешало быковать.
- Квайданы эти лажа, - искренне заявил Хисаги, скрещивая руки на груди. – Не страшно совсем. Как дети малые, честное слово.
- А мне страшно, - по-детски насупленным баском поделился Абараи. Мадараме поглядел на него с умилением – верный ученик никогда не подводил в сложных житейских ситуациях.
- Шухей, признайся, ты в Академии проходил спецкурс – как ходить на все вечеринки и портить народу кайф, - Юмичика улыбался. Он всегда улыбался, когда говорил гадости – и чем гаже была гадость, тем шире была улыбка. И Хисаги, как всегда, не придумал вовремя достойный ответ – совершенно точно нужная острота придет ему на ум минут через пятнадцать, и он в мыслях ее торжественно выскажет прямо в лицо этому самовлюбленному попугаю. Воображаемому, конечно же. Ибо если выскажет в самом деле, Аясегава уставится на него как на душевно нездорового – он уже триста раз успеет забыть, о чем они тогда говорили. Такая уж у него натура.
А еще когда он поправляет волосы правой рукой, то в задравшемся рукаве, сразу после кромки оранжевого нарукавника, можно увидеть маленький острый локоть. Прямо настоящее откровение – Юмичика почему-то одевается так, чтобы как можно меньше его голой кожи соприкасалось с окружающим миром.
Вот сволочь.
- Ты еще скажи, что не боишься призраков, - Иккаку, не без оснований считавшийся лучшим рассказчиком квайданов среди офицерского состава Готэй-13, кажется, был действительно задет за живое. И усидел на месте только благодаря тому, что Аясегава успокаивающе тронул его за коленку, улыбнувшись уже совершенно по-другому. Такую улыбку остальные могли увидеть только со стороны, ибо больше никому она не посылалась напрямую.
- Мадараме, в бога душу мать, о чем ты вообще? Ты – ты своим шикаем в одно лицо Меноса валишь, но вот блин боишься тупого рассказа про рокуро-куби!
При этих словах все присутствующие ощутимо вздрогнули – как-то после этого квайдана Ренджи наотрез отказывался ночью идти по улицам к себе в отряд, а Юмичика три ночи не разрешал Иккаку гасить лампу.
Хисаги досадливо цыкнул сквозь зубы.
- В общем, ты хочешь сказать, что ничего не боишься? – Аясегава разлил по трем пиалам саке, передав затем бутылку другу, чтобы тот налил ему. Как ни странно, даже когда пьянки вступали в ту фазу, в которой отдыхающие устраивали фехтовальные танцы в одних лишь фундоши (причем надетых на голову), одна церемония всегда соблюдалась неукоснительно – не наливай себе сам.
- Да, я ничего не боюсь, - сухо ответил лейтенант девятого, не отводя взгляда. Юмичика, как ни странно, не стал привычно опускать ресницы, и они пару минут играли в гляделки – пока Шухея наконец не предали анафеме и не продолжили посиделки в привычном ключе.
И он все время списывал на действие саке то, что ему мерещилось, будто бы Аясегава, побродив взглядом по остальным, неизменно останавливается на нем и смотрит, пока лейтенант не посмотрит в ответ.
Совершенно точно, ему мерещилось – спьяну-то что только не привидится.
Конечно, после ухода опального капитана девятого отряда было сложно. Точнее даже, порой Хисаги настигал такой цейтнот, что он в пылу работы забывал начисто, где у него голова, а где ноги. В сущности, это было почти без разницы, просто в первую желательно было есть.
Он прислушался к едва слышным раскатам грома на улице, предвещающим скорый дождь. Непогода была сегодня только кстати – не будет ни у кого соблазна на ночь глядя прибежать к лейтенанту еще с какой-нибудь просьбой. Может быть, он даже пораньше спать отвалится… В кои-то веки.
Хисаги сладко потянулся, зевнул и собирался уже идти разбирать футон, как вдруг седзи с шорохом отъехали в сторону.
- Успееел! – протянул весело Юмичика, и как только он сделал шаг в комнату, снаружи на землю просто обрушился ливень – ну точно из ведра. Как нарочно.
- Аясегава? – надо сказать, лейтенант удивился. То есть, так сказать было бы даже не совсем правильно – он охренел до такой степени, что на несколько секунд даже язык засох.
- Какой сюрприз, правда? – офицер встряхнул руками волосы и задвинул седзи. – Я прямо кожей чувствую потоки твоей радости, Шухей.
- И что ты тут забыл?
- Радость начинает зашкаливать… Зачем же так эмоционально?
- Аясегава, хорош дурака валять. Какого рожна ты делаешь в моей комнате?
- Ничего я пока и не делаю… - Юмичика уже снял варадзи, аккуратно поставив их у порога.
- Мне не нравится это «пока», - Хисаги не то чтобы злился – но отчего-то ему было не по себе. Аясегава еще не был у него в комнате один. Откровенно говоря, они не оставались вдвоем ни разу с того самого момента, как…
- А тебе вообще никогда ничего не нравится. Самому-то не скучно? – офицер бродил по его комнате, делая какие-то странные бессмысленные вещи – осматривал стены, трогал вещи, проводил руками по различным поверхностям, словно проверял на присутствие пыли.
- Юмичика, не смешно, если ты явился тут без приглашения, - Шухей раздраженно ходил за ним, отнимая у него листки, чернильницы и прочие безделушки, которые он брал в руки. – Не был бы ты так добр, чтобы и убраться без напоминания?
- Ты выгонишь меня туда? – Аясегава ткнул пальцем в окно, за которым совсем разошлась непогода.
- Я дам тебе зонт.
- Он мне очень поможет… Шухей, ты достал. Ну давай, скажи это, - Юмичика остановился и развернулся так резко, что лейтенант почти протаранил его грудью – спасла только хорошая реакция. – Ты же хочешь.
- Офицер Аясегава, мать твою за ногу и об коленку…
- Ну хочешь же, - сказал и уставился в лицо с той пугающей проницательностью, от которой хочется въехать кулаком прямо между глаз. Чтоб не смотрел. Даже и неизвестно, что удерживало Хисаги от этого.
- Я…
- Как будто я не знаю… Все знают… - а голос как будто бы равнодушный, почти бесцветный, словно читает с листа. – И смотришь, и смотришь, спасу от тебя нет, и Иккаку задираешь… А не задирал бы ты его, это пока я ему говорю – он терпит. А впрочем ладно… Ну так хочешь?
Лейтенант молчал, ничуть не меняясь в лице. Ну хочет. Ну а кто не хочет-то? Кем ж надо быть чтоб не хотеть.
- Ты же все равно не дашь.
- Конечно не дам, - снова та же самая улыбка. Чем гаже, тем шире. Что-то в области поджелудочной железы подсказывало Шухею, что ничего хорошего эта улыбка ему не обещает. – Кто я по-твоему чтобы всем подряд давать?
- И что тогда? Надо было тащиться досюда на ночь глядя в непогоду, чтобы сообщить мне о том, что я и так знаю? Однако ты большой оригинал. А теперь выметайся. Проваливай, Аясегава Юмичика, пока я не выкинул тебя отсюда к едреням и без зонта…
- Брось гоношиться, бравый фукутайчо, - хихикнул активно выталкиваемый к выходу офицер. И тут же выпутался, выскользнул, шмыгнул в сторону, как змееныш. – Я никогда ничего не делаю просто так. Помнишь наш недавний разговор про квайданы?
- Не запоминаю я всякий треп – я сказал, уйди с глаз моих… - Хисаги обернулся и ошарашенно умолк. Правда, всего на пару секунд, а потом сработал рефлекс – совершенно нормальный рефлекс бойца на другого бойца с обнаженной катаной. То есть потянулся к рукояти своего занпакто… и собственно понял, что тот лежит аккурат в другом конце комнаты возле низенького чайного стола, где Шухей до этого разбирал документы.
Вот ведь лажа. Но он же не сидит вечером у себя за столиком с прицепленным к поясу мечом – банально незачем… И кто бы мог подумать, до чего иногда доходят такие внезапные гости.
- Аясегава, ты хочешь сказать, я настолько обидел твоего приятеля? – как можно спокойнее произнес Шухей. Ками-сама, да что за хренотень, знал же он, что они все с присвистом в своем одиннадцатом отряде, и вести себя с ними стоит как с психами. Но в мирное время об этом как-то забывалось. Как выяснилось, зря. Главное теперь отвлечь внимание и добраться до занпакто…
- Во-первых, Иккаку не так-то просто обидеть. Если бы ты его обидел, я бы сейчас приносил тебе апельсины в четвертый отряд, - невозмутимо ответил Аясегава, поднимая меч. – Так что у нас с тобой просто разговор по душам. Но ты так много дергаешься, что меня это начинает утомлять.
- Разве это в обычаях одиннадцатого – начинать бой с тем, у кого нет меча? - чертчертчерт… слишком мало места чтобы разогнаться до шунпо и схватить занпакто. И еще меньше для того, чтобы применить кидо. Реакция у пернатого засранца прекрасная, ему ли не знать, и после первого же слова заклинания слишком большая вероятность отправиться на боковую. Распроклятый павлин застал его врасплох.
- А с чего ты взял, что я начинаю… бой? Я же сказал – разговор по душам. Просто чтобы ты остановился и выслушал меня, мне придется… Впрочем, что это я, болтаю и болтаю, так вот и вся ночь пройдет. Разделяй и разводи, Руриирокудзяку.
Ну пиздец, уныло подумал Шухей, когда лезвие меча засияло до боли знакомым зеленоватым светом. Да, однажды он этот свет уже поимел счастье видеть, и вот теперь уже, в отличие от всех прочих, знал, что после этого, как говорят в народе, поздняк метаться.
Но гордость, тем не менее, не позволяла оставить все вот так, он все же рванулся вбок, к заветным ножнам с Казешини… и в следующую секунду уже споткнулся, перехваченный одним из щупалец за щиколотку.
- В общем, на чем я там остановился… - Юмичика продолжал стоять спокойно, будто фарфоровая статуэтка. – Ну да, разговор. Видишь ли, Шухей. Тогда ты сказал, что ничего не боишься…
Рычащего от злости и бессилия Хисаги подняло над полом, и он завис в воздухе, поддерживаемый лианами за локти, через грудь, за бедра…
- Аясегава, ты психопат, хренов маньяк, индюк ты ощипанный, что ж ты творишь… - чем больше дергался Хисаги, тем больше, естественно, ослабевал, но не дергаться не мог – опять же гордость не позволяла. – Мы же не враги…
- Конечно не враги. Были бы мы враги, я бы свернул тебе шею прямо сейчас. А так будь добр, заткнись ненадолго и дослушай, что я хочу сказать. Знаешь, когда ты сказал, что ничего не боишься – мне стало малость не по себе. Ну не бывает так, понимаешь… Из всех нас ничего не боится только мой капитан, да и то… А, впрочем, не твое дело. И когда ты сказал это, я подумал что это неправильно, - от того, насколько зловещим был сейчас тихий голос Юмичики, удавился бы от зависти любой рассказчик квайданов. – Я подумал, что либо ты врешь, либо нужно что-то менять…
Офицер не спеша положил активированный занпакто на пол – и тот, что характерно, даже не потускнел. Побеги с одной стороны всего лишь удерживали жертву на месте, не причиняя боли, но стоило шевельнуться самую малость, предупреждающе сжимались. Даже прямо шаловливо как-то. Или он сошел с ума, или правда услышал что-то вроде «Полегче, симпатяга, хуже будет».
Это ж до чего он прокачался, этот черт несносный, чтобы контролировать шикай на расстоянии?
Шухей едва не задохнулся из-за спазма, перехватившего горло, когда Юмичика начал медленно стягивать нарукавник. Затем воротник – неспешно, аккуратно придерживая вслед за ним волосы, чтобы не встопорщились от статики. Когда пальцы легли на узел оби, лейтенант не снес этого и заболтался в щупальцах как муха в паутине.
- Аясегава! Я не знаю, что ты делаешь, но перестань это делать немедленно! Иначе я…
- Не перебивай, - косоде медленно сползло с одного худенького плеча. Хисаги никогда не думал, что будет бояться ослепнуть от вида чьего-то полуобнаженного торса. А когда оголилось и второе плечо, лейтенант зажмурился. Он ведь не хочет этого ублюдка несмотря ни на что, не хочет не хочет не… - Я подумал, что тебе для внутреннего равновесия надо бояться хоть чего-нибудь. Ну вот хотя бы меня.
Юмичика не зря до этого курсировал по комнате Шухея и трогал вещи. Он уяснил например во время этой экскурсии, где лежал кухонный нож. Ну, чтобы долго не искать.
Так и подошел с ножом к висящему, как макаронина, лейтенанту.
- Ты извини, но форму придется малость раздраконить. Ничего личного, но ты и новую возьмешь потом, - лезвие ножа с треском вспарывало косоде, пояс, завязки хакама, Аясегава комкал и отбрасывал куски ткани себе за спину – а Хисаги ничего не мог с этим сделать. Ни-че-го. И пальцем не мог шевельнуть.
- Как ты контролируешь занпакто… не держа его в руках? – прохрипел он. Смешно конечно, но это его в самом деле интересовало, даже в данной ситуации.
- Он у меня сообразительный, - почти с отеческими интонациями откликнулся Юмичика, игранув ножом в руках так, что у Шухея дыхание перехватило. – И кто тебе сказал, что я его вовсе не касаюсь?
Он поднял вторую руку, продемонстрировав тонкий светящийся побег, обвивающий запястье, кисть и путающийся в пальцах.
- Просто когда он трогает таким образом меня – то не забирает, а некоторым образом поддерживает связь… Но ведь сейчас мы не об этом.
Нож вжикнул у низа живота, и перерезанные фундоши отправились на пол к остальным клокам бывшей формы.
С сумасшедшими стоит вести себя спокойно, судорожно билось в явственно кружащейся голове Шухея. Спокойно и уравновешенно. Без истерик, лейтенант, ты в своей жизни и не в таких передрягах…
Даже мысленно он осекся. А вот фиг. Вот именно в таких передрягах он и не бывал. Еще неизвестно, с кем было более жутко находиться один на один, с гигантским Холлоу, или гиллианом, или таким вот башкой об косяк ушибленным шинигами. Прелестный офицер дзюичибантай в этом плане преподнес ему один из самых жестких сюрпризов в его жизни. И остановится ли он на этом?
- Юмичика… - попробовал он воззвать к остаткам его разума. Если конечно они вообще у него когда-нибудь были.
- Тсс! – Аясегава положил большой палец ему на губы и медленно провел по ним черту, словно «замазывая» ему рот. – Молчи, Шухей. Что ты вообще мне нового можешь сказать?
Щупальца медленно опустили Хисаги ступнями на пол – но продолжая удерживать в выпрямленном положении. Они ни секунды не находились на месте – ерзали, ползали по нему, скользили и стискивали, любопытные такие, как бы живые, совсем живые… Как будто Аясегава действительно мог контролировать их как части собственного тела. А впрочем, почему как будто?
Тугие бутончики на лианах Руриирокудзяку уже едва заметно зашевелились, начиная понемногу набухать – и Шухей, сколько ни старался, как ни цеплялся за утекающую из тела реяцу, только еще отчетливее ощущал ее нехватку.
Мутным, каким-то полупьяным взглядом он тяжело посмотрел на Юмичику, с усилием удерживая открытыми неподъемные веки – и даже так у него хватило сил вздрогнуть от выражения его лица.
Аясегава глядел на него, задрав голову, и улыбался. Причем именно так, будто бы наблюдал грандиозный фейерверк на Ханами: хрустально-прозрачные, восхищенные глаза, рот приоткрыт, так чудно изогнутая верхняя губа приподнимается, обнажая ровный рядок ослепительно белых зубов…
- Красиво, - шепчет он и опускается на колени.
Красиво ему, извергу... А Шухею, святые боги, страшно. Как же ему сейчас страшно. А может Юмичика задумал его убить на самом деле, потому что не бывает таких глаз у вменяемых людей. И голоса такого… голос у Юмичики мелодичный и совсем бесполый – для женщины низкий, для мужчины высокий. И оттого жуткий, аж кровь замерзает в венах.
Страшно. Добился? И что теперь ты будешь с этим делать?
Только вот уже признаться он не успевает – потому что Аясегава облизывает свои пальцы, долго-долго, словно они сладкие какие-то, а потом сует их ему между ягодиц, растирая там своей слюной.
Хисаги, по собственным ощущениям, вроде бы голосит так, что и в дальних районах Руконгая должно быть слышно – только вот на самом деле из горла рвется только задыхающийся хриплый стон, когда Юмичика, вынимая пальцы, касается языком его члена и собственно берет его в рот.
Сил потому что нет – ни кричать, ни биться, ни просить перестать… да и не знает он уже, хочется ему, чтобы Аясегава перестал, или нет. Такая вот дилемма – хотеть-то Юмичику он хотел, да вот только, мягко говоря, не совсем вот в такой вариации. Но член стоит как, черт подери, каменный, и Шухей только сдавленно мычит, когда в его зад один за другим начинают проникать тонкие побеги щупалец.
Да твою же мать.
Один, второй, третий… с усилием растягивая сжатое кольцо мышц, они настойчиво лезут внутрь, и вскоре их становится так много, что лейтенант всерьез думает о том, как бы ему не треснуть вдоль до самого затылка.
Больно так, что и слова сразу подобрать нельзя. Адски больно. Невыносимо. И дальше хуже, потому что параллельно с этим Юмичика у него чертовски умело сосет, и даже сквозь сплошную захлестывающую волну боли начинает накатывать острое, совершенно безумное удовольствие.
У него нет слов, чтобы выразить ни то, что он думает, ни то, что чувствует. Аясегава до того расходится, что начинает издавать какое-то умопомрачительное количество различных звуков: урчит, постанывает, сопит и даже рычит негромко. Страшно дернуться лишний раз – а ну как откусит, больной дурак…
Щупальца, до этого довольно бесцеремонно раздирающие его задницу в клочья, вроде бы немного поуспокоились. Шухей ожидал, что у него там уже все залито кровью и раскурочено лоскутами, но, как ни странно… ничего подобного. Всего-то с перепугу нафантазировал, а так притерпелся. Физически. А умом вот уже точно тронется бесповоротно.
Да что же ты делаешь, чудовище, хочется выкрикнуть ему в лицо… которого не видно. А вместо криков и протестов он стонет и стонет, под конец совсем выбившись из сил и свистяще дыша, пока не кончает – быстро, мучительно, единой вспышкой, едва не теряя сознание.
А Руриирокудзяку наконец распускает свои цветы – все разом, и они чем-то таким одуряющим пахнут, что крышу рвет теперь уже нешуточно. Вот сейчас Хисаги не берется утверждать, кто тут больший извращенец – Аясегава, который вытворяет с ним какие-то жуткие вещи, или же он сам, Шухей – наслаждающийся этим вот именно так, несмотря ни на что…
Отпускает так же неожиданно, как и захватил – щупальца, словно нехотя, постепенно покидают тело, начиная с ног, чтобы Хисаги не сверзился на пол с высоты своего роста – он просто медленно оседает сначала на колени, а затем и валится лицом вниз – точнее, почти валится.
Он в очередной раз не успел удивиться, сколько силы в этих с виду совсем девичьих тонкопалых руках Юмичики – тот подхватывает его под мышку, взваливая себе на плечи, дотаскивает до столика и… укладывает на него животом.
- Юмичика… - едва слышно пробормотал Шухей, силясь взглянуть на него из-за плеча. Руки-ноги не шевелятся вовсе, ненужные напрочь парализованные отростки тела – ну точь-в-точь как в тот самый день, когда этот шикай был впервые на нем испытан... В голове гудит, в глазах разноцветная рябь, но и это не мешает увидеть, как Аясегава длинно сплевывает себе на ладонь вязкую белую жидкость, которую так и держал во рту. Если бы не лихорадочный блеск в глазах, он бы сейчас выглядел совершенно вменяемым. Но лейтенант видит эти бешеные взгляды, страшно расширенные зрачки, из-за которых радужки кажутся чернющими как бездонные дыры. Интересно, кто-нибудь еще видел Юмичику таким? А если и видел, остался после этого вообще в живых?
- Это сойдет, - невозмутимо сообщил офицер, душераздирающе медленно и осторожно приближая руку к многострадальной лейтенантской заднице и начиная смазывать ее Шухеевской же спермой, перемешанной со слюной. Глаза Хисаги – все, что сейчас только и могло у него двигаться – округляются, насколько они вообще, такие раскосые, могут округлиться.
Нет, он же не собрался… То есть, в общем-то, это еще самое нормальное, что он может сейчас сделать, но все равно дико, нереально, не укладывается в лохматой шухеевской голове.
Хакама с шорохом падают – Аясегава стоит на коленях, поэтому не может снять одежду полностью, но, судя по всему, ему и не до этого сейчас. Резко вынув из лейтенанта скользкие пальцы, он почти нежно взял его за волосы на затылке и мягко уткнул лбом в столешницу.
- Если у тебя остались силы, чтобы разговаривать, потрать их на то, чтобы не упасть в обморок. До некрофилии я еще морально не дорос.
Когда он плавно толкнулся и вошел, Шухей коротко вскрикнул, хоть все и было не так уж болезненно, как могло быть – щупальца его неплохо растянули… Да и движения Юмичики были слишком умелы для того, кто нечасто бывает семе.
Кому рассказать – не поверят. Дождливым вечером его в собственной комнате трахает на столе явно съехавший с катушек пятый офицер одиннадцатого… Кому еще абсурда? Раздают бесплатно.
Хисаги, слишком вымотанный и обессиленный, только коротко вздрагивал, безжизненно елозя лицом по столу, в ответ на каждый резкий толчок, сопровождающийся явственным мокрым хлюпаньем.
Аясегава не торопился, но и не медлил – резко, жестко входил в него, нажимая ладонью на поясницу и коротко постанывая сквозь зубы. Извращенец… упырь… а хуже всего то, что Шухей, поменяйся они в теории местами, делал бы с ним то же самое. Все хороши. Вопрос только в том, кто быстрее сориентировался.
Толчки становились все резче, быстрее, судорожнее – обездвиженное потерей реяцу и обмякшее после оргазма тело тем не менее даже откликалось на них, и Хисаги невольно стиснул зубы, пытаясь не застонать, не поддаваться, не растерять хотя бы те ошметки лейтенантской и чисто мужской гордости, что еще не были потоптаны в процессе этого поистине сюрреалистического действа.
Эти усилия вымотали окончательно, и в тот самый момент, когда Юмичика, кончая, вломился в него так, что стол с грохотом сдвинулся с места, столешница расплылась перед глазами, и мир за секунду ухнул в глубокую пропасть – Шухей потерял сознание.
Яркая белая вспышка стегнула по закрытым векам. Хисаги застонал, провел тыльной стороной ладони по лицу… и проснулся.
- Еп… потрясающе… - прогудел он, не открывая глаз. Несколько секунд всего понадобилось, чтобы осознать свое состояние и сложить все куски мозаики воедино. – Приснится же такое натощак…
- Лежи, дорогой, не дергайся, - негромкий насмешливый голос заставил все внутренности Хисаги кувыркнуться и поменяться местами на пару минут, не скоро собравшись в том же порядке, в каком следует. Убрав руку от лица, он вытаращил глаза и узрел украшенное улыбкой от уха до уха лицо Юмичики, одетого в юката. В его, Шухея, юката.
Этот гад ползучий сидел у него в ногах, потягивая чай из чашки. Его блин, Шухея, чай, из его любимой чашки…
Ну это было уже слишком.
- Аясегава… - дрожа от накатившей волны самых разнообразных эмоций, произнес лейтенант, силясь приподняться на локте. Получалось пока не очень внушительно. – Ты… ты… да я тебя…
- Опоздал, я уже тебя первый. Какая ирония, правда? – офицер сладко вздохнул, откидываясь назад и укладываясь прямо на его ноги. – Да, отвечаю на твой немой вопрос – тебе не приснилось. У тебя воображения не хватило бы на это, мой хороший. А теперь будь добр, перестань дрыгаться и полежи, ты еще не восстановился даже наполовину.
Шухей лежал на спине и пустыми глазами обозревал потолок, отчаявшись уже найти хоть какое-то зерно логики в поведении Аясегавы.
- Ты какого хрена зеленого тут сидишь?
- Пока прибрался немного, привел нас обоих в порядок, уложил тебя… Вот сижу, смотрю, как ты спишь. Знаешь, во сне ты определенно милее, чем так вот. Улыбаешься между прочим… - Юмичика перевернулся и улегся на живот рядом с лейтенантом, водя пальцем по его руке от костяшек до локтя. – К тому же, там до сих пор дождь – а теперь еще и гроза. Будь милосерден, не заставляй меня покидать помещение прямо сейчас.
- Да пошел ты… - слабо откликнулся Хисаги. – Видеть тебя не могу. Чтоб ты облез вместе со своим павлином криволапым, сволочь ты, гадина…
- Я знаю, глупый, я знаю, - тихонько рассмеялся Аясегава, снова приподнялся и сел, обняв свои коленки и положив на них подбородок.. – На то я и рассчитывал. Так лучше будет – нам обоим, если ты понимаешь о чем я.
Шухей чуть поморщился и расслабленно прикрыл глаза. Рассчитывал он, зараза бесстыжая... Только вот перемудрил малость в какой-то момент. Пусть это полнейшее безумие и отвал башки, потеря инстинкта самосохранения и здравого смысла, но Шухею, хоть он тут и заходится в трехэтажной ругани, хочется успеть проснуться до того момента, как Юмичика уйдет к себе. Пусть хоть до утра посидел бы что ли, псих ненормальный.
Мы все помним мозговыносительный и сердцезавоевательный арт YanaGoya с тентаклями, благо был он тут недавно, да и все равно - такое не забывается%) Ну в общем, если кому-то интересно, как это могло бы выглядеть в письменном виде, милости просим под кат.
Название: как только придумаю, сообщу. все равно его все называют "эти твои тентакли"
Пейринг: Юмичика/Шухей/Руриирокудзяку; Юмичика и Иккаку упоминаются в контексте прекрасной дружбы
Рейтинг: NC-17
Жанр: парнуха, даже не без стеба=) Не удержался таки)
Общее предупреждение: ненормативная лексика и местами довольно эмоциональный Шухей. Не столько оос, сколько стрессовая ситуация)
Предупреждение от автора: итак, кого мы под кат не просим во избежание: слабонервных, не верящих в Шухея-уке, страдающих тентаклефобией
Дисклеймер: мне это подбросили.
Посвящение кому: YanaGoya, пацан сказал, пацан сделал)
Кстати говоря - аффтар критику внимательно слушает, но никогда не ее не принимает всерьез и не исправляется. Это так, для справки)
читать дальше- Хэ! То, что она показала вам, было чем-то вроде ЭТОГО? закричал торговец, поглаживая свое лицо, у которого тоже не стало глаз, носа и рта... И в тот же момент погас свет! – в довершение своего заунывного рассказа Иккаку неожиданно цапнул Юмичику за бедро. Тот издал какой-то странный свистящий звук и со стуком выронил пиалу, благо пустую.
- Иккаку, сссс… сссокол мой зрячий, что ж ты творишь, хочешь чтобы я лужу наделал при всем народе?
Поднялась веселая пьяная суматоха, в которой приятели привычно раздавали друг другу любящие затрещины, подключая к делу сидящего аккурат между ними Ренджи.
- Лажа какая, - пожал плечами Шухей, отворачиваясь.
На него немедленно уставились три пары глаз. Причем так, будто он только что признался, что он алкоголик и по вторникам делает бусы из бедренных косточек маленьких котят.
- Чего это лажа? – слава Ками, Иккаку уже был пьян как истинный счастливец. Как ни странно, в состоянии алкогольного опьянения, граничащего с алкогольным отравлением, он был на редкость человеколюбив. Что, впрочем, не мешало быковать.
- Квайданы эти лажа, - искренне заявил Хисаги, скрещивая руки на груди. – Не страшно совсем. Как дети малые, честное слово.
- А мне страшно, - по-детски насупленным баском поделился Абараи. Мадараме поглядел на него с умилением – верный ученик никогда не подводил в сложных житейских ситуациях.
- Шухей, признайся, ты в Академии проходил спецкурс – как ходить на все вечеринки и портить народу кайф, - Юмичика улыбался. Он всегда улыбался, когда говорил гадости – и чем гаже была гадость, тем шире была улыбка. И Хисаги, как всегда, не придумал вовремя достойный ответ – совершенно точно нужная острота придет ему на ум минут через пятнадцать, и он в мыслях ее торжественно выскажет прямо в лицо этому самовлюбленному попугаю. Воображаемому, конечно же. Ибо если выскажет в самом деле, Аясегава уставится на него как на душевно нездорового – он уже триста раз успеет забыть, о чем они тогда говорили. Такая уж у него натура.
А еще когда он поправляет волосы правой рукой, то в задравшемся рукаве, сразу после кромки оранжевого нарукавника, можно увидеть маленький острый локоть. Прямо настоящее откровение – Юмичика почему-то одевается так, чтобы как можно меньше его голой кожи соприкасалось с окружающим миром.
Вот сволочь.
- Ты еще скажи, что не боишься призраков, - Иккаку, не без оснований считавшийся лучшим рассказчиком квайданов среди офицерского состава Готэй-13, кажется, был действительно задет за живое. И усидел на месте только благодаря тому, что Аясегава успокаивающе тронул его за коленку, улыбнувшись уже совершенно по-другому. Такую улыбку остальные могли увидеть только со стороны, ибо больше никому она не посылалась напрямую.
- Мадараме, в бога душу мать, о чем ты вообще? Ты – ты своим шикаем в одно лицо Меноса валишь, но вот блин боишься тупого рассказа про рокуро-куби!
При этих словах все присутствующие ощутимо вздрогнули – как-то после этого квайдана Ренджи наотрез отказывался ночью идти по улицам к себе в отряд, а Юмичика три ночи не разрешал Иккаку гасить лампу.
Хисаги досадливо цыкнул сквозь зубы.
- В общем, ты хочешь сказать, что ничего не боишься? – Аясегава разлил по трем пиалам саке, передав затем бутылку другу, чтобы тот налил ему. Как ни странно, даже когда пьянки вступали в ту фазу, в которой отдыхающие устраивали фехтовальные танцы в одних лишь фундоши (причем надетых на голову), одна церемония всегда соблюдалась неукоснительно – не наливай себе сам.
- Да, я ничего не боюсь, - сухо ответил лейтенант девятого, не отводя взгляда. Юмичика, как ни странно, не стал привычно опускать ресницы, и они пару минут играли в гляделки – пока Шухея наконец не предали анафеме и не продолжили посиделки в привычном ключе.
И он все время списывал на действие саке то, что ему мерещилось, будто бы Аясегава, побродив взглядом по остальным, неизменно останавливается на нем и смотрит, пока лейтенант не посмотрит в ответ.
Совершенно точно, ему мерещилось – спьяну-то что только не привидится.
Конечно, после ухода опального капитана девятого отряда было сложно. Точнее даже, порой Хисаги настигал такой цейтнот, что он в пылу работы забывал начисто, где у него голова, а где ноги. В сущности, это было почти без разницы, просто в первую желательно было есть.
Он прислушался к едва слышным раскатам грома на улице, предвещающим скорый дождь. Непогода была сегодня только кстати – не будет ни у кого соблазна на ночь глядя прибежать к лейтенанту еще с какой-нибудь просьбой. Может быть, он даже пораньше спать отвалится… В кои-то веки.
Хисаги сладко потянулся, зевнул и собирался уже идти разбирать футон, как вдруг седзи с шорохом отъехали в сторону.
- Успееел! – протянул весело Юмичика, и как только он сделал шаг в комнату, снаружи на землю просто обрушился ливень – ну точно из ведра. Как нарочно.
- Аясегава? – надо сказать, лейтенант удивился. То есть, так сказать было бы даже не совсем правильно – он охренел до такой степени, что на несколько секунд даже язык засох.
- Какой сюрприз, правда? – офицер встряхнул руками волосы и задвинул седзи. – Я прямо кожей чувствую потоки твоей радости, Шухей.
- И что ты тут забыл?
- Радость начинает зашкаливать… Зачем же так эмоционально?
- Аясегава, хорош дурака валять. Какого рожна ты делаешь в моей комнате?
- Ничего я пока и не делаю… - Юмичика уже снял варадзи, аккуратно поставив их у порога.
- Мне не нравится это «пока», - Хисаги не то чтобы злился – но отчего-то ему было не по себе. Аясегава еще не был у него в комнате один. Откровенно говоря, они не оставались вдвоем ни разу с того самого момента, как…
- А тебе вообще никогда ничего не нравится. Самому-то не скучно? – офицер бродил по его комнате, делая какие-то странные бессмысленные вещи – осматривал стены, трогал вещи, проводил руками по различным поверхностям, словно проверял на присутствие пыли.
- Юмичика, не смешно, если ты явился тут без приглашения, - Шухей раздраженно ходил за ним, отнимая у него листки, чернильницы и прочие безделушки, которые он брал в руки. – Не был бы ты так добр, чтобы и убраться без напоминания?
- Ты выгонишь меня туда? – Аясегава ткнул пальцем в окно, за которым совсем разошлась непогода.
- Я дам тебе зонт.
- Он мне очень поможет… Шухей, ты достал. Ну давай, скажи это, - Юмичика остановился и развернулся так резко, что лейтенант почти протаранил его грудью – спасла только хорошая реакция. – Ты же хочешь.
- Офицер Аясегава, мать твою за ногу и об коленку…
- Ну хочешь же, - сказал и уставился в лицо с той пугающей проницательностью, от которой хочется въехать кулаком прямо между глаз. Чтоб не смотрел. Даже и неизвестно, что удерживало Хисаги от этого.
- Я…
- Как будто я не знаю… Все знают… - а голос как будто бы равнодушный, почти бесцветный, словно читает с листа. – И смотришь, и смотришь, спасу от тебя нет, и Иккаку задираешь… А не задирал бы ты его, это пока я ему говорю – он терпит. А впрочем ладно… Ну так хочешь?
Лейтенант молчал, ничуть не меняясь в лице. Ну хочет. Ну а кто не хочет-то? Кем ж надо быть чтоб не хотеть.
- Ты же все равно не дашь.
- Конечно не дам, - снова та же самая улыбка. Чем гаже, тем шире. Что-то в области поджелудочной железы подсказывало Шухею, что ничего хорошего эта улыбка ему не обещает. – Кто я по-твоему чтобы всем подряд давать?
- И что тогда? Надо было тащиться досюда на ночь глядя в непогоду, чтобы сообщить мне о том, что я и так знаю? Однако ты большой оригинал. А теперь выметайся. Проваливай, Аясегава Юмичика, пока я не выкинул тебя отсюда к едреням и без зонта…
- Брось гоношиться, бравый фукутайчо, - хихикнул активно выталкиваемый к выходу офицер. И тут же выпутался, выскользнул, шмыгнул в сторону, как змееныш. – Я никогда ничего не делаю просто так. Помнишь наш недавний разговор про квайданы?
- Не запоминаю я всякий треп – я сказал, уйди с глаз моих… - Хисаги обернулся и ошарашенно умолк. Правда, всего на пару секунд, а потом сработал рефлекс – совершенно нормальный рефлекс бойца на другого бойца с обнаженной катаной. То есть потянулся к рукояти своего занпакто… и собственно понял, что тот лежит аккурат в другом конце комнаты возле низенького чайного стола, где Шухей до этого разбирал документы.
Вот ведь лажа. Но он же не сидит вечером у себя за столиком с прицепленным к поясу мечом – банально незачем… И кто бы мог подумать, до чего иногда доходят такие внезапные гости.
- Аясегава, ты хочешь сказать, я настолько обидел твоего приятеля? – как можно спокойнее произнес Шухей. Ками-сама, да что за хренотень, знал же он, что они все с присвистом в своем одиннадцатом отряде, и вести себя с ними стоит как с психами. Но в мирное время об этом как-то забывалось. Как выяснилось, зря. Главное теперь отвлечь внимание и добраться до занпакто…
- Во-первых, Иккаку не так-то просто обидеть. Если бы ты его обидел, я бы сейчас приносил тебе апельсины в четвертый отряд, - невозмутимо ответил Аясегава, поднимая меч. – Так что у нас с тобой просто разговор по душам. Но ты так много дергаешься, что меня это начинает утомлять.
- Разве это в обычаях одиннадцатого – начинать бой с тем, у кого нет меча? - чертчертчерт… слишком мало места чтобы разогнаться до шунпо и схватить занпакто. И еще меньше для того, чтобы применить кидо. Реакция у пернатого засранца прекрасная, ему ли не знать, и после первого же слова заклинания слишком большая вероятность отправиться на боковую. Распроклятый павлин застал его врасплох.
- А с чего ты взял, что я начинаю… бой? Я же сказал – разговор по душам. Просто чтобы ты остановился и выслушал меня, мне придется… Впрочем, что это я, болтаю и болтаю, так вот и вся ночь пройдет. Разделяй и разводи, Руриирокудзяку.
Ну пиздец, уныло подумал Шухей, когда лезвие меча засияло до боли знакомым зеленоватым светом. Да, однажды он этот свет уже поимел счастье видеть, и вот теперь уже, в отличие от всех прочих, знал, что после этого, как говорят в народе, поздняк метаться.
Но гордость, тем не менее, не позволяла оставить все вот так, он все же рванулся вбок, к заветным ножнам с Казешини… и в следующую секунду уже споткнулся, перехваченный одним из щупалец за щиколотку.
- В общем, на чем я там остановился… - Юмичика продолжал стоять спокойно, будто фарфоровая статуэтка. – Ну да, разговор. Видишь ли, Шухей. Тогда ты сказал, что ничего не боишься…
Рычащего от злости и бессилия Хисаги подняло над полом, и он завис в воздухе, поддерживаемый лианами за локти, через грудь, за бедра…
- Аясегава, ты психопат, хренов маньяк, индюк ты ощипанный, что ж ты творишь… - чем больше дергался Хисаги, тем больше, естественно, ослабевал, но не дергаться не мог – опять же гордость не позволяла. – Мы же не враги…
- Конечно не враги. Были бы мы враги, я бы свернул тебе шею прямо сейчас. А так будь добр, заткнись ненадолго и дослушай, что я хочу сказать. Знаешь, когда ты сказал, что ничего не боишься – мне стало малость не по себе. Ну не бывает так, понимаешь… Из всех нас ничего не боится только мой капитан, да и то… А, впрочем, не твое дело. И когда ты сказал это, я подумал что это неправильно, - от того, насколько зловещим был сейчас тихий голос Юмичики, удавился бы от зависти любой рассказчик квайданов. – Я подумал, что либо ты врешь, либо нужно что-то менять…
Офицер не спеша положил активированный занпакто на пол – и тот, что характерно, даже не потускнел. Побеги с одной стороны всего лишь удерживали жертву на месте, не причиняя боли, но стоило шевельнуться самую малость, предупреждающе сжимались. Даже прямо шаловливо как-то. Или он сошел с ума, или правда услышал что-то вроде «Полегче, симпатяга, хуже будет».
Это ж до чего он прокачался, этот черт несносный, чтобы контролировать шикай на расстоянии?
Шухей едва не задохнулся из-за спазма, перехватившего горло, когда Юмичика начал медленно стягивать нарукавник. Затем воротник – неспешно, аккуратно придерживая вслед за ним волосы, чтобы не встопорщились от статики. Когда пальцы легли на узел оби, лейтенант не снес этого и заболтался в щупальцах как муха в паутине.
- Аясегава! Я не знаю, что ты делаешь, но перестань это делать немедленно! Иначе я…
- Не перебивай, - косоде медленно сползло с одного худенького плеча. Хисаги никогда не думал, что будет бояться ослепнуть от вида чьего-то полуобнаженного торса. А когда оголилось и второе плечо, лейтенант зажмурился. Он ведь не хочет этого ублюдка несмотря ни на что, не хочет не хочет не… - Я подумал, что тебе для внутреннего равновесия надо бояться хоть чего-нибудь. Ну вот хотя бы меня.
Юмичика не зря до этого курсировал по комнате Шухея и трогал вещи. Он уяснил например во время этой экскурсии, где лежал кухонный нож. Ну, чтобы долго не искать.
Так и подошел с ножом к висящему, как макаронина, лейтенанту.
- Ты извини, но форму придется малость раздраконить. Ничего личного, но ты и новую возьмешь потом, - лезвие ножа с треском вспарывало косоде, пояс, завязки хакама, Аясегава комкал и отбрасывал куски ткани себе за спину – а Хисаги ничего не мог с этим сделать. Ни-че-го. И пальцем не мог шевельнуть.
- Как ты контролируешь занпакто… не держа его в руках? – прохрипел он. Смешно конечно, но это его в самом деле интересовало, даже в данной ситуации.
- Он у меня сообразительный, - почти с отеческими интонациями откликнулся Юмичика, игранув ножом в руках так, что у Шухея дыхание перехватило. – И кто тебе сказал, что я его вовсе не касаюсь?
Он поднял вторую руку, продемонстрировав тонкий светящийся побег, обвивающий запястье, кисть и путающийся в пальцах.
- Просто когда он трогает таким образом меня – то не забирает, а некоторым образом поддерживает связь… Но ведь сейчас мы не об этом.
Нож вжикнул у низа живота, и перерезанные фундоши отправились на пол к остальным клокам бывшей формы.
С сумасшедшими стоит вести себя спокойно, судорожно билось в явственно кружащейся голове Шухея. Спокойно и уравновешенно. Без истерик, лейтенант, ты в своей жизни и не в таких передрягах…
Даже мысленно он осекся. А вот фиг. Вот именно в таких передрягах он и не бывал. Еще неизвестно, с кем было более жутко находиться один на один, с гигантским Холлоу, или гиллианом, или таким вот башкой об косяк ушибленным шинигами. Прелестный офицер дзюичибантай в этом плане преподнес ему один из самых жестких сюрпризов в его жизни. И остановится ли он на этом?
- Юмичика… - попробовал он воззвать к остаткам его разума. Если конечно они вообще у него когда-нибудь были.
- Тсс! – Аясегава положил большой палец ему на губы и медленно провел по ним черту, словно «замазывая» ему рот. – Молчи, Шухей. Что ты вообще мне нового можешь сказать?
Щупальца медленно опустили Хисаги ступнями на пол – но продолжая удерживать в выпрямленном положении. Они ни секунды не находились на месте – ерзали, ползали по нему, скользили и стискивали, любопытные такие, как бы живые, совсем живые… Как будто Аясегава действительно мог контролировать их как части собственного тела. А впрочем, почему как будто?
Тугие бутончики на лианах Руриирокудзяку уже едва заметно зашевелились, начиная понемногу набухать – и Шухей, сколько ни старался, как ни цеплялся за утекающую из тела реяцу, только еще отчетливее ощущал ее нехватку.
Мутным, каким-то полупьяным взглядом он тяжело посмотрел на Юмичику, с усилием удерживая открытыми неподъемные веки – и даже так у него хватило сил вздрогнуть от выражения его лица.
Аясегава глядел на него, задрав голову, и улыбался. Причем именно так, будто бы наблюдал грандиозный фейерверк на Ханами: хрустально-прозрачные, восхищенные глаза, рот приоткрыт, так чудно изогнутая верхняя губа приподнимается, обнажая ровный рядок ослепительно белых зубов…
- Красиво, - шепчет он и опускается на колени.
Красиво ему, извергу... А Шухею, святые боги, страшно. Как же ему сейчас страшно. А может Юмичика задумал его убить на самом деле, потому что не бывает таких глаз у вменяемых людей. И голоса такого… голос у Юмичики мелодичный и совсем бесполый – для женщины низкий, для мужчины высокий. И оттого жуткий, аж кровь замерзает в венах.
Страшно. Добился? И что теперь ты будешь с этим делать?
Только вот уже признаться он не успевает – потому что Аясегава облизывает свои пальцы, долго-долго, словно они сладкие какие-то, а потом сует их ему между ягодиц, растирая там своей слюной.
Хисаги, по собственным ощущениям, вроде бы голосит так, что и в дальних районах Руконгая должно быть слышно – только вот на самом деле из горла рвется только задыхающийся хриплый стон, когда Юмичика, вынимая пальцы, касается языком его члена и собственно берет его в рот.
Сил потому что нет – ни кричать, ни биться, ни просить перестать… да и не знает он уже, хочется ему, чтобы Аясегава перестал, или нет. Такая вот дилемма – хотеть-то Юмичику он хотел, да вот только, мягко говоря, не совсем вот в такой вариации. Но член стоит как, черт подери, каменный, и Шухей только сдавленно мычит, когда в его зад один за другим начинают проникать тонкие побеги щупалец.
Да твою же мать.
Один, второй, третий… с усилием растягивая сжатое кольцо мышц, они настойчиво лезут внутрь, и вскоре их становится так много, что лейтенант всерьез думает о том, как бы ему не треснуть вдоль до самого затылка.
Больно так, что и слова сразу подобрать нельзя. Адски больно. Невыносимо. И дальше хуже, потому что параллельно с этим Юмичика у него чертовски умело сосет, и даже сквозь сплошную захлестывающую волну боли начинает накатывать острое, совершенно безумное удовольствие.
У него нет слов, чтобы выразить ни то, что он думает, ни то, что чувствует. Аясегава до того расходится, что начинает издавать какое-то умопомрачительное количество различных звуков: урчит, постанывает, сопит и даже рычит негромко. Страшно дернуться лишний раз – а ну как откусит, больной дурак…
Щупальца, до этого довольно бесцеремонно раздирающие его задницу в клочья, вроде бы немного поуспокоились. Шухей ожидал, что у него там уже все залито кровью и раскурочено лоскутами, но, как ни странно… ничего подобного. Всего-то с перепугу нафантазировал, а так притерпелся. Физически. А умом вот уже точно тронется бесповоротно.
Да что же ты делаешь, чудовище, хочется выкрикнуть ему в лицо… которого не видно. А вместо криков и протестов он стонет и стонет, под конец совсем выбившись из сил и свистяще дыша, пока не кончает – быстро, мучительно, единой вспышкой, едва не теряя сознание.
А Руриирокудзяку наконец распускает свои цветы – все разом, и они чем-то таким одуряющим пахнут, что крышу рвет теперь уже нешуточно. Вот сейчас Хисаги не берется утверждать, кто тут больший извращенец – Аясегава, который вытворяет с ним какие-то жуткие вещи, или же он сам, Шухей – наслаждающийся этим вот именно так, несмотря ни на что…
Отпускает так же неожиданно, как и захватил – щупальца, словно нехотя, постепенно покидают тело, начиная с ног, чтобы Хисаги не сверзился на пол с высоты своего роста – он просто медленно оседает сначала на колени, а затем и валится лицом вниз – точнее, почти валится.
Он в очередной раз не успел удивиться, сколько силы в этих с виду совсем девичьих тонкопалых руках Юмичики – тот подхватывает его под мышку, взваливая себе на плечи, дотаскивает до столика и… укладывает на него животом.
- Юмичика… - едва слышно пробормотал Шухей, силясь взглянуть на него из-за плеча. Руки-ноги не шевелятся вовсе, ненужные напрочь парализованные отростки тела – ну точь-в-точь как в тот самый день, когда этот шикай был впервые на нем испытан... В голове гудит, в глазах разноцветная рябь, но и это не мешает увидеть, как Аясегава длинно сплевывает себе на ладонь вязкую белую жидкость, которую так и держал во рту. Если бы не лихорадочный блеск в глазах, он бы сейчас выглядел совершенно вменяемым. Но лейтенант видит эти бешеные взгляды, страшно расширенные зрачки, из-за которых радужки кажутся чернющими как бездонные дыры. Интересно, кто-нибудь еще видел Юмичику таким? А если и видел, остался после этого вообще в живых?
- Это сойдет, - невозмутимо сообщил офицер, душераздирающе медленно и осторожно приближая руку к многострадальной лейтенантской заднице и начиная смазывать ее Шухеевской же спермой, перемешанной со слюной. Глаза Хисаги – все, что сейчас только и могло у него двигаться – округляются, насколько они вообще, такие раскосые, могут округлиться.
Нет, он же не собрался… То есть, в общем-то, это еще самое нормальное, что он может сейчас сделать, но все равно дико, нереально, не укладывается в лохматой шухеевской голове.
Хакама с шорохом падают – Аясегава стоит на коленях, поэтому не может снять одежду полностью, но, судя по всему, ему и не до этого сейчас. Резко вынув из лейтенанта скользкие пальцы, он почти нежно взял его за волосы на затылке и мягко уткнул лбом в столешницу.
- Если у тебя остались силы, чтобы разговаривать, потрать их на то, чтобы не упасть в обморок. До некрофилии я еще морально не дорос.
Когда он плавно толкнулся и вошел, Шухей коротко вскрикнул, хоть все и было не так уж болезненно, как могло быть – щупальца его неплохо растянули… Да и движения Юмичики были слишком умелы для того, кто нечасто бывает семе.
Кому рассказать – не поверят. Дождливым вечером его в собственной комнате трахает на столе явно съехавший с катушек пятый офицер одиннадцатого… Кому еще абсурда? Раздают бесплатно.
Хисаги, слишком вымотанный и обессиленный, только коротко вздрагивал, безжизненно елозя лицом по столу, в ответ на каждый резкий толчок, сопровождающийся явственным мокрым хлюпаньем.
Аясегава не торопился, но и не медлил – резко, жестко входил в него, нажимая ладонью на поясницу и коротко постанывая сквозь зубы. Извращенец… упырь… а хуже всего то, что Шухей, поменяйся они в теории местами, делал бы с ним то же самое. Все хороши. Вопрос только в том, кто быстрее сориентировался.
Толчки становились все резче, быстрее, судорожнее – обездвиженное потерей реяцу и обмякшее после оргазма тело тем не менее даже откликалось на них, и Хисаги невольно стиснул зубы, пытаясь не застонать, не поддаваться, не растерять хотя бы те ошметки лейтенантской и чисто мужской гордости, что еще не были потоптаны в процессе этого поистине сюрреалистического действа.
Эти усилия вымотали окончательно, и в тот самый момент, когда Юмичика, кончая, вломился в него так, что стол с грохотом сдвинулся с места, столешница расплылась перед глазами, и мир за секунду ухнул в глубокую пропасть – Шухей потерял сознание.
Яркая белая вспышка стегнула по закрытым векам. Хисаги застонал, провел тыльной стороной ладони по лицу… и проснулся.
- Еп… потрясающе… - прогудел он, не открывая глаз. Несколько секунд всего понадобилось, чтобы осознать свое состояние и сложить все куски мозаики воедино. – Приснится же такое натощак…
- Лежи, дорогой, не дергайся, - негромкий насмешливый голос заставил все внутренности Хисаги кувыркнуться и поменяться местами на пару минут, не скоро собравшись в том же порядке, в каком следует. Убрав руку от лица, он вытаращил глаза и узрел украшенное улыбкой от уха до уха лицо Юмичики, одетого в юката. В его, Шухея, юката.
Этот гад ползучий сидел у него в ногах, потягивая чай из чашки. Его блин, Шухея, чай, из его любимой чашки…
Ну это было уже слишком.
- Аясегава… - дрожа от накатившей волны самых разнообразных эмоций, произнес лейтенант, силясь приподняться на локте. Получалось пока не очень внушительно. – Ты… ты… да я тебя…
- Опоздал, я уже тебя первый. Какая ирония, правда? – офицер сладко вздохнул, откидываясь назад и укладываясь прямо на его ноги. – Да, отвечаю на твой немой вопрос – тебе не приснилось. У тебя воображения не хватило бы на это, мой хороший. А теперь будь добр, перестань дрыгаться и полежи, ты еще не восстановился даже наполовину.
Шухей лежал на спине и пустыми глазами обозревал потолок, отчаявшись уже найти хоть какое-то зерно логики в поведении Аясегавы.
- Ты какого хрена зеленого тут сидишь?
- Пока прибрался немного, привел нас обоих в порядок, уложил тебя… Вот сижу, смотрю, как ты спишь. Знаешь, во сне ты определенно милее, чем так вот. Улыбаешься между прочим… - Юмичика перевернулся и улегся на живот рядом с лейтенантом, водя пальцем по его руке от костяшек до локтя. – К тому же, там до сих пор дождь – а теперь еще и гроза. Будь милосерден, не заставляй меня покидать помещение прямо сейчас.
- Да пошел ты… - слабо откликнулся Хисаги. – Видеть тебя не могу. Чтоб ты облез вместе со своим павлином криволапым, сволочь ты, гадина…
- Я знаю, глупый, я знаю, - тихонько рассмеялся Аясегава, снова приподнялся и сел, обняв свои коленки и положив на них подбородок.. – На то я и рассчитывал. Так лучше будет – нам обоим, если ты понимаешь о чем я.
Шухей чуть поморщился и расслабленно прикрыл глаза. Рассчитывал он, зараза бесстыжая... Только вот перемудрил малость в какой-то момент. Пусть это полнейшее безумие и отвал башки, потеря инстинкта самосохранения и здравого смысла, но Шухею, хоть он тут и заходится в трехэтажной ругани, хочется успеть проснуться до того момента, как Юмичика уйдет к себе. Пусть хоть до утра посидел бы что ли, псих ненормальный.
@темы: фанфики
-
-
22.10.2008 в 13:52А жаль
-
-
29.10.2008 в 14:35-
-
29.10.2008 в 19:28У нас тут клуб Любителей Юмичики-Не-Бляди. Точнее, пора секту уже, в пару Секте Суровой Попы Кенпачега. Ога.
-
-
29.10.2008 в 23:30-
-
30.10.2008 в 08:26Надо обдумать, что бы отражало Суровость Попы, сходнуюю с Кенпачиной, и в тоже время показывало несколько более тонкую душевную организацию.
-
-
30.10.2008 в 08:44-
-
30.10.2008 в 08:45А мы не знаем, лысая ли попа!
-
-
30.10.2008 в 10:52