Мы никогда не умрём 11

[db BananaMilk]

Название: Мы никогда не умрём
Фандом: Блич
Автор: bubantes
Бета: Last_Optimist
Пейринг: Иккаку/Юмичика, Зараки/Юмичика
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: нецензурная лексика
Ссылки на предыдущие главы:
1-2-www.diary.ru/~Fujikujaku/p86515055.htm#more1
3-4--www.diary.ru/~Fujikujaku/p86540594.htm#more2
5-6-www.diary.ru/~Fujikujaku/p90947381.htm#more1
7-8-www.diary.ru/~Fujikujaku/p91604096.htm#more2
9 - www.diary.ru/~Fujikujaku/p100818797.htm#more1
10 - www.diary.ru/~Fujikujaku/p103843289.htm#more1

Глава 11

Разделяла нас пара шагов,
Но до этого дня
Я не знал, что такое огонь
И что ты из огня.

И пусть останется пара шагов
Между тем, что есть и что хотелось догнать,
Пусть останется пара минут
До того, как дожди начнут слезы ронять

Пусть не хватит мне слов,
Пусть я что-то не в силах понять.
Подари мне огонь,
Если ты из огня.

- Юмичика. Юмичика, подними меня. Слышишь? Я с тобой разговариваю, и встань с земли. Будут сопли, а сопли – это некрасиво.
Аясегава продолжал молча лежать в мокрой от росы траве, совершенно пустыми глазами уставившись в никуда и не реагируя на воззвания.
- Юмичика, я знаю, что ты в сознании, не играй в жука-притворяшку. Ты не настолько устал, чтобы умереть, - буркнул занпакто, хотя в его раздраженном клекоте послышалась едва уловимая растерянная нотка.
- Ну зачем? – устало протянул хозяин меча, утыкаясь лицом в свой согнутый локоть.
- Что зачем?
- Зачем ты такой? Зачем ты у меня, а? Ну… ведь мог же моим мечом быть… ну, например большой двусторонний топор. Или палица… или ну…
- Лопата. Или швабра. Или нет – вантуз, Юмичика. Для тебя – просто идеальное оружие, удобное и главное эффективное. Слушай, я не понимаю сейчас твоего состояния. Из-за чего ты психуешь?
- Я не психую.
- Да, расскажи мне, живущему в твоем внутреннем мире. Юмичика, что такое? Ты не доволен силой? Ну так ты же знаешь, что просто так ничего не бывает… или ты боишься?
- Боюсь.
- Но ты же справился. Я специально ждал момента, когда твои силы будут на том уровне, на котором ты сможешь удержать эту способность…
- Причем тут… Это же кидо. Причем, самое распохабное кидо в мире.
- Ты тоскуешь о грубой силе, Юмичика? – занпакто устало вздохнул. – Тебе настолько промыли мозги твои гоблины? Вот что я говорил о твоей самооценке – ты все никак не можешь понять, что ты не такой и никогда таким не будешь. Не уподобляйся – чтобы быть сильным, не надо пытаться подстраиваться.
- Но я даже не представляю, что будет, если узнает Иккаку.
- Хорош же друг, которого ты так боишься…
- Хорош тот друг, которого так боишься потерять. И даже если не он… то тайчо…
- А этот мясник-переросток вообще никогда не поймет ни тебя, ни кого-либо другого. Ему не дано знать счастье обретения духовного союзника.
- Знаешь, ты становишься необычайно пафосен! – вдруг раздраженно воскликнул Юмичика, поднимая голову. – Какие слова я слышу от того, кто терпеть не может патетику.
- Иди к черту, кретин, - взвизгнул дух возмущенно. - Я пытаюсь поделиться мудростью с одним тупицей. Не хочешь – могу замолчать. Бери туалетный ершик и иди сражайся, кому нужно это распохабное кидо в самом деле!
- Извини…
- Нет это ты извини, но ты обнаглел дальше некуда. Кто бы мог подумать, раз в жизни у меня случился сбой во вкусе, и в самый неподходящий момент… Не нравится способность занпакто? Половина Готея, если не две трети, а точнее все кроме вашего тупого отряда сплясали бы голыми на верхушке башни раскаяния чтобы получить такую силу, а ты кобенишься. Я в восторге от тебя.
- Ну… ну ты же знаешь.
- Я знаю. Я знаю, что ты никогда не станешь сильным, если не примешь меня. И себя. Отказываться от своей сущности только потому что так принято в отряде – это даже не тупость, это подлость по отношению к себе в первую очередь.
- Просто я обещал Иккаку, что у нас с ним не будет секретов…
- А Иккаку сам виноват в том, что это будет твоим секретом. Если бы он относился к этому проще – глядишь и скрывать бы не пришлось. Почему ты считаешь, что он имеет больше прав на обретение силы, чем ты? Только потому что у него занпакто не кидошный? Потому что его Зараки одобрит, а тебя нет? И ты говоришь жуткие слова, Юмичика. Ни один занпакто не мечтает услышать от своего хозяина то, что ты сказал мне сегодня. У тебя не будет другого меча - а у меня не будет другого владельца. И ты удивишься может быть, но мне тоже бывает больно. И слушать это все…
- Прости! – перепугавшийся Аясегава подгреб к себе меч и свернулся калачиком, прижимаясь лицом к рукояти. – Я не хотел.
- Хотел, Юмичика, хотел. Не за что тут извиняться… Если б я тебя хуже знал – то оскорбился бы, а так… Ну что с тобой делать, раз ты такой.
- Какой? – Аясегава больно сглотнул слюну, но все же не смог удержать вскипевшие в уголках глаз слезы. – Какой я?
- Одинокий. Так боишься, что тебя перестанут любить… Глупо. Любить должны по умолчанию, всяким… А не таким, каким хотят тебя видеть. Поймешь ты это?
- Нет, - признался он, закусывая распухшие губы. Слезы сами толклись наружу, горячие и удушающие, и от усилий сдержать их вздулись вены на лбу. – Не пойму.
- Я знаю. И однако же, принимаю тебя таким. А ты меня нет.
- Неправда. Я принимаю… я… я без тебя никуда. Я тебя люблю. Я тебя всегда любил, даже еще до того как ты появился.
- Как же это так? - голос прозвучал нарочито насмешливо и равнодушно.
- А вот так. Тебя еще не было, а я уже тогда ждал. Я не одинокий, Рурииро. Пока ты у меня есть, я никогда не буду…
- Ладно, ладно, развел сырость… Хватит. Я не надеюсь, что ты совсем все понял… но кое-что дошло, и ладно. И все равно, некоторое время мне надо помолчать и побыть без тебя. Будь так любезен, не тревожь меня, пока я не заговорю первым.
Юмичика, не ответив, еще где-то полчаса лежал на земле, сжимая пальцами переносицу и вздрагивая от сжимающих горло спазмов, пока наконец не успокоился и не смог встать.

- И где же мы шлялись? – вкрадчиво шепнули на ухо, и Аясегава оказался стиснутым в крепких объятиях. Висок защекотало от шумного вдоха. – А-а, пятый офицер?
- Ммм, кого я вижу… - Юмичика ловко развернулся лицом и положил руку на гладкий затылок сияющего и явно нетрезвого Иккаку. – Иии что? Я же не спрашиваю у тебя, где ты шлялся. Похоже, тебе сегодня повезло… - он погладил пальцем лиловый засос на сгибе шеи и плеча. – Сначала… а потоммм… - кончики пальцев медленно прошлись по шее и остановились на большой красной отметине на щеке, с четко виднеющимися очертаниями пятерни. - …потом ты сделал что-то не то. Или наоборот?
- Да вообще, история - обоссышься, - гоготнул Мадараме, чуть шире расставляя ноги для устойчивости и покачиваясь с Юмичикой в руках. – Две недели обхаживал эту, из девятого…
- Светленькую?
- Ну. А потом неделю патруль, ну ты помнишь – и вообще ее не видел. И вот сегодня пьянка, значит, угарно все, и я… я забыл короче, которую. А там вот на - тоже белобрысая сидит! Только из пятого, или еще из какого-то, шут ее знает. С ума упасть, я попутал, ну и так она вроде и не против совсем, ну я ее и отделал там за баней. Потом вернулись – а там та пришла, которая первая. А эта возьми и ей похвастайся спьяну… Нуу, я и огреб. Ну че ты ржешь, конь сивый? Чуть не убили меня, а он бугогочит, злодей.
- Ты бесподобен, друг, - Аясегава всхлипнул и потер костяшкой большого пальца глаз. – Я твой самый большой фанат на веки вечные. Ну а что, хоть одна-то девочка осталась?
- Не… Придется опять все заново начинать. Ну мне там вообще одна пригляделась… из тринадцатого, сиськи вроде приличные. Кстати зря ты не пошел, там в девятом жеж лейтенант новый. Малахольный правда слегка, но ничего так, забавный. Зазнакомились.
- Это случайно не тот, у которого на щеке татуировка?
- Ага, он. Я угорал с этой его татухи жутким образом. И Иба наш там был кстати, лейтенант херов.
- И ты опять его задирал конечно.
- Конечно. А че такого? Я ж шутейно, он понимает.
- Очень похоже, что ты завидуешь, - Юмичика нажал ему на кончик носа.
- Иди в жопу. Какая в натуре разница, в шевроне что ли? Я-то знаю, что я его не хуже – а точнее лучше. Ладно, проехали, так где ты был?
- Гу-лял, - Аясегава выкрутился из объятий и заложил руки за спину. – А тебе какое дело?
- А я сейчас узнаю с кем ты гулял и пойду его душить, - Мадараме состроил грозную рожу и пошевелил в воздухе скрюченными пальцами. – Вот какое мне дело. Ну, говори мне, кто этот подлец, покусившийся на нашу нежную фиалку? Я ему пойду дружественно пожму горло.
- Что может быть лучше жгучей ревности! Просто схожу с ума, дорогой. Так, ладно, хорош куролесить, пошли что ли дрыхнуть.
- Пошли, засранец. И все равно зря ты с нами не сидел. Кстати Хисаги-то этот, говорят, по парням ходок.
- И на что это мы намекаем?
- Да ни на что. Так, пижжу, чтоб тебе не скучно было.
- Спасибо. Но если ты не хочешь этому бедолаге скорого перерождения, лучше не пытайся нас свести. Я сколько раз говорил – ничего мне не надо. Под моей совестью и так скоро пол провалится.
- Как скажешь. А если он не из пугливых?
- Значит сам будет виноват. И вообще, не рано ли? Он меня даже не видел.
- А вот завтра и увидит. Завтра пьем у нас, я пригласил. И только попробуй опять свалить.
- Друг, это не смешно в самом деле, - Юмичика вспыхнул и, так как они уже дошли до своего домика, нервно отодвинул седзи, заходя внутрь. – Когда ты уже завяжешь с этим? Что за мода такая – сватать меня кому ни попадя?
- Да не выдумывай. Юмичика, ну я просто хочу чтоб ты со мной побухал в кои-то веки, ты в последнее время вечно куда-то ныкаешься как только я куда иду. Не, так-то шатайся, просто ну че за фигня, мы уже сто лет вместе не пили. Отложи там свои дела хоть на раз. И по ночам тебя вечно нет – хоть бы рассказал чего делаешь.
- Блин… Извини, - Юмичика, раздевшись, свернул форму и уложил ее в тумбочку. – Я ступил что не сказал. В Руконгай я хожу.
- Вон чего! – Мадараме быстро разбросал свой футон и плюхнулся на него, заинтересованно глядя на друга. – И чего ты там делаешь?
- Тренируюсь. Здесь мне все мешает. Да и Фудзикудзяку у меня сам знаешь, привереда. Подавай ему свежий воздух, тишину и безлюдие.
- Че-то мне даже совестно, друг. Я думал ты черти чем занимаешься, а ты тренируешься. А я главное дело, уже сколько не просыхаю… Ты меня прям пристыдил.
- Да что ты говоришь, - Аясегава раскатал свой футон рядом и прилег. – Еще скажи, что ты пить бросишь.
- Еще как брошу – если ты первей меня до банкая дотренируешься, вот тогда и пить брошу, и курить, и спать, и жрать. И наконец сдохну от зависти.
- О ужас, - Юмичика потянулся и зажег лампу, чтобы причесаться перед сном – ну и заодно лишний раз полюбоваться своей новой фантастически удачной прической. Все то время, что отрастали его волосы, он перепробовал не меньше трех десятков вариантов, и теперь, кажется, был готов сделать паузу.
Когда комнату озарил свет, Иккаку внезапно приподнялся на локте и удивленно моргнул.
- Друг, чего это у тебя?
- Где?
- На лице. Вот, вот здесь… - Мадараме протянул руку и потер подушечкой пальца его бровь.
- А что там? – Аясегава вцепился в зеркало и поднес его близко к лицу. – Где?
- Да смотри, прилипла какая-то херь.
В самом деле, на правой брови у переносицы Юмичика обнаружил короткий, в полсантиметра длиной непонятный кусочек чего-то. Потрогав его пальцем, офицер пришел к выводу, что это нечто жесткое и волокнистое. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что подобная штучка еще висела в уголке правого глаза.
- Где ты там мордой валялся, шлендра… Дай сниму, - Мадараме ухватил в щепотку непонятную штучку на брови и потянул.
- Ай-яй-яй, больно! – запищал Аясегава, и Иккаку одернул руку, даже чуть подпрыгнув на месте.
- Чего орешь?
- Больно говорю! Как будто волосы выдираешь, - пятый офицер потер пальцем бровь.
- Да ну. А откуда оно взялось?
- А я знаю? – Юмичика снова посмотрелся в зеркало и попробовал подергать за то, что сидело в уголке глаза. Результат был тот же – веко сильно оттянулось, а ощущения были не из приятных. - Ума я не дам, что это, но оно меня пугает. Ножницы есть?
Некоторое время потребовалось, чтобы отрезать загадочные отростки и сжечь их над огоньком лампы – после чего Юмичика тщательно умылся над тазиком и, начисто проигнорировав свой футон, залез к Иккаку под одеяло.
- Это чего? – хмыкнул третий офицер. – Друг, хорош тупить, лезь к себе. Мы не в Руконгае все-таки.
- Ну нет…
- А я говорю лезь – как маленький, чес слово, - Мадараме попробовал выпихнуть его со своего футона на соседний, но не сказать, чтоб это было таким уж легким занятием – Аясегава вцепился в него как кошка, да еще и жалобно засопел и замычал, сопротивляясь изгнанию.
- Ну друууг, ну не надо. Можно я останусь?
- Ну зачем? – Иккаку закряхтел от натуги, стараясь отклеить его от себя.
- Когда ты со мной, до меня не доберутся крокозябры, которые высасывают глаза. Я же не хочу, чтобы они высосали у меня глаза, а вдруг вот это они на меня и посадили, а?
- Вот гад! Ну ты… ты… ты знаешь что, ты мерзавец! – Иккаку мигом прекратил свои попытки избавиться от Юмичики и наоборот прижал его к себе, укрывая их обоих одеялом. – Ты же говорил, что их нет.
- А вдруг есть! – Юмичика понимал, что если сейчас засмеется, то провалит все дело. Потому усиленно старался думать о грустном. - Вчера утром я проснулся и увидел, что кто-то передвинул чернильницу, а я ее не двигал! А там пятнышко от пыли…
- Заткнись срочно! – взмолился Мадараме, зарываясь лицом ему в шею. – Спибля.
- Спокойной ночи, родной, - удовлетворенно вздохнул улыбающийся Аясегава и устроился поудобнее.
Все-таки, он раньше явно недооценивал пользу, которую могут ему принести милые чужие фобии.

- Панда-кун, это турнир! Шевелись, а то Лысый тебя победит! – Ячиру от души «пришпорила» пятками стоящего на четвереньках Ибу. – Лошадка не должна терять наездника!
- Да, Кусаджиши-фукутайчо, - воинственно рычал Тетсузаемон, взрывая пол правым передним копытом, точнее рукой. – Мы его сделаем!
- Рискни здоровьем! – азартно кричал Иккаку, припадая на передние ноги, точнее руки. – Юмичика, держись, идем на таран!
- Меня сейчас стошнит, - икал от хохота Аясегава, но покрепче вцепился в холку своего коня.
- Красавчик слабак! – торжествовала Ячиру, попрыгивая на спине лейтенанта седьмого отряда.
- Это я-то слабак? Иккаку, вперед! Сейчас мы их сбросим с моста!
«Кони», припав на грудные клетки, хорошенько оттолкнулись и с грохотом поскакали навстречу друг другу – и в финальной точке сшиблись, издав разноголосый рев.
Ячиру, однако, не стала дожидаться финала поединка, посему, оттолкнувшись от спины Ибы, накинулась на Юмичику, сбила его со спины Мадараме, и они покатились по полу под ее радостный визг.
- Победа! – воскликнула она, вздымая вверх кулачки и восседая верхом на груди пятого офицера. – В продолжительном и честном бою победила великолепная Кусаджиши-фукутайчо и ее верный конь!
- А вот насчет коня не спешите! – прокряхтел Иккаку, с демонической улыбкой пытаясь свалить Ибу на пол. Тот правда достойно сопротивлялся.
- По правилам команда, где наездник остался в седле, побеждает. Красавчик, уйми свою лошадь!
- Лошадь, уймись, - Юмичика с некоторым трудом приподнялся на локтях. – Хотя, Кусаджиши-фукутайчо, вы сказали – наездник который остался в седле. Но вы же тоже не в седле!
- Я тебя победила, - надулась Ячиру и вдруг пребольно ухватила его за перо. – Красавчик, ты трепло!
- Ай-яй-яй! Ладно, фукутайчо, ладно, я сдаюсь… – Аясегава потер ладонью отпущенное перо. То самое перо, которое так и выросло в ту ночь на брови, и такое же на веке, и остригать их было бесполезно. Иккаку недоумевал, а Юмичика смутно догадывался… Но, естественно не говорил. Любые воспоминания о перьях с некоторых пор причиняли ему боль. – Трепло… Откуда вы такие слова знаете?
- Кен-тян так говорит, - важно произнесла Ячиру, так и не слезая с него.
- А что еще говорит Кен-тян? – улыбнулся пятый офицер, погладив девчушку по голове.
- Что ему скучно – он мало дерется. Ну, и он много чего еще говорит. Давайте еще играть!
- Боюсь, фукутайчо, наши лошадки пока потеряны для общества, - Юмичика еще немного приподнялся и сел, сдвинув ребенка с груди на колени. Они озадаченно посмотрели на Иккаку и Тетсузаемона, которые с хрипом душили друг друга в стороне.
- Хм… ну ладно. Тогда мы будем играть… мы будем играть… Лохматый, придумай теперь ты! – Ячиру подпрыгнула в руках Аясегавы, обернулась и ткнула пальцем в доселе сидящего возле стены слегка обалдевшего Шухея. Тот и без того был слегка ошеломлен происходящим, а сейчас и вовсе опешил.
- Я? Почему я?
- Ты не играешь.
- Ну… я и не умею…
- Вот так всегда, все вечно я должна делать! – фукутайчо задумалась, а Юмичика ободряюще улыбнулся Хисаги поверх ее головенки.
Нет, он ничуть не жалел, что остался на этой пьянке – ибо в самом ее начале, стоило им выпить по первой рюмке, седзи в комнату офицеров раздвинулись, и туда без особенных приветствий ввалился капитан собственной персоной. Он громогласно обругал собравшихся по матери, выпил пять рюмок их саке, рассказал похабный анекдот и гордо удалился, оставив на их попечение Ячиру – собственного ради чего и приходил.
И вот теперь вечер целиком и полностью был посвящен досугу лейтенанта одиннадцатого отряда – и если офицеры и Иба были достаточно осведомлены об издержках такого времяпрепровождения, то бедолага Шухей испытывал сейчас непередаваемую гамму ощущений. Аясегава удивлялся только, почему он еще не смылся под шумок – возможно, потому что запасы саке, убранные на время в тумбочку, составляли еще семьдесят процентов от первоначального количества.
- Какие же мужчины глупые, - вдруг явно не своим тоном произнесла Ячиру. Пятый офицер приподнял бровь. Похоже, лейтенант действительно частенько пропадала в обществе своих подружек. – Будем играть просто в прятки. Но это надо снаружи. Пошли!
- Ах прятки… Ну да, не хватало сейчас только пряток, - хихикнул Юмичика, покорно следуя за фукутайчо, тащившей его за руку к выходу. А так как на ноги он еще не поднялся, то пришлось ползти на четвереньках. Шухей, отчего-то подумав, что вероятно такого способа передвижения требуют правила игры, точно так же отправился за ними на всех четырех.
Юмичика уже с самого начала пьянки отметил, что лейтенант действительно слегка малахольный. Он вроде и шутил, и смеялся, а все равно был как-то чрезмерно серьезен и даже суховат. А может, это Аясегава так привык к необузданным характерам в своем отряде…
Так они покинули комнату, под аккомпанемент шумной ругани Иккаку и Ибы
- Слышь, ты, я тя первый приложил, конина тупая!
- Закройся, бля, мерин!

- А разве в прятках два водящих? – удивился Шухей, стоя лицом к стене и приоткрывая один глаз, чтобы взглянуть на Юмичику.
- Тут понимаешь, все сложно, - отозвался тот, уткнув лицо в согнутый локоть и прилежно отсчитывая в уме время. – Это фирменные прятки одиннадцатого отряда, чувак.
- А что в них такого особенного?
- Сейчас увидишь.
Они обернулись и отошли от стены.
- Разделяемся? – Хисаги все с тем же серьезным выражением лица посмотрел на пятого офицера.
- Не советую, - беззаботно откликнулся тот.
И тут Шухей охнул – что-то пронеслось мимо его виска, задев кончики волос – как выяснилось, камешек.
- Это что?
- Это стимулы, - Аясегава вдруг пригнулся, и еще один камешек со свистом пролетел у него над плечом.
- Она бросает камни?
- Умоляю, не попадись.
Хисаги собрался было усомниться, но в этот момент один из камешков пронесся мимо его ноги и… прорвал край хакама насквозь, после этого пролетев еще не менее десяти метров. Оценив предполагаемую скорость объекта, лейтенант девятого отряда вытаращил глаза .
- А вот теперь, Хисаги-кун, начинаются прятки. Сейчас нам с тобой жизненно необходимо спрятаться так, чтобы фукутайчо нас этим не достала. Так что теперь ты понял, кто тут водящий? – с этими словами Юмичика цапнул его за руку и потащил в сторону, и как раз вовремя – новый свистящий снаряд пронесся аккурат в том месте, где была голова горемычного лейтенанта.

- Ну и игрушки у вас тут, - буркнул Шухей, ерзая.
- Как есть, - хмыкнул Аясегава, морщась от прикосновения кончиков жестких волос к губам. – Думаю, если бы Иккаку знал, что Ячиру оставят с нами, он бы из жалости не стал тебя сюда звать.
- Да я… не жалею что пришел, - Шухей пожал плечом, но тут досадливо зашипел – кожа проехалась по стенке их убежища.
Бравые офицеры наконец нашли укрытие – забежали в темный проход между складами и перевернули на себя пустую дождевую бочку.
- Не жалеешь?
- Нет. Только выпили мало.
- Ну ничего, рано или поздно за ней придут – вот и продолжим.
- Я должен быть в отряде не позже двух часов после отбоя.
- Ты всегда такой зануда?
- Ну, у нас же не одиннадцатый, - как-то смущенно пробормотал Шухей. – Другой отряд, другие правила…
- Да уж… у вас не одиннадцатый, - мечтательно улыбнулся Аясегава.
- Мадараме мне сказал, что ты просил его меня позвать, - вдруг сказал Шухей, и даже в темноте чувствовалось, что он нахмурился.
- Что? Я?
- Ага. Он сказал, что ты просто стесняешься, попросил с тобой эту тему не поднимать, чтобы ты не смущался.
- Ты ведь не умеешь врать, да, Хисаги-кун? – Юмичика покачал головой. – Это плохо. Потому что когда Иккаку спросит у тебя, за что я его отмудохал, ты ведь проболтаешься… Ладно, закрыли тему – я тебя не приглашал потому что не видел даже ни разу. Просто друг почему-то сильно озадачен моей личной жизнью и, как видно, хочет ее устроить.
- А ты сейчас один?
- Ну почему один. У меня друг есть, - Аясегава хмыкнул. – Ладно, давай действительно закроем тему. Меня сейчас куда больше беспокоят две вещи – твое колено сейчас продавит мне синяк, и фукутайчо похоже про нас забыла.
- А сколько сидеть-то нужно вообще?
- Как правило, прятаться приходится в довольно тесных местах. Потому она обычно ждет, пока мы окончательно не начнем задыхаться и не вылезем соответственно.
- Кен-тяяяяяяяяян! Ты вернулся! – послышалось снаружи.
- Да, эт я, - знакомый хриплый голос был довольно весел. – А чего ты одна?
- А мы играем в прятки. Лохматый и Красавчик хорошо спрятались, под бочку, вот жду пока выйдут. А еще мы играли в лошадки, и Лысый с Пандой-куном, кажется, уже убили друг друга. Пойдем посмотрим?
Хисаги первый уперся руками в дно бочки и сбросил ее, поднимаясь наконец во весь рост. Вслед за ним встал и Юмичика, покручивая затекшим плечом.
- Аясегава, - Кенпачи заметил офицера и поманил его пальцем. – А вот тебя мне и надо. Поди, поди сюда, не стесняйся.
- Да, тайчо, - Юмичика с опаской приблизился, на всякий случай чуть вжав голову в плечи.
- А скажи мне, где же интересно отчет за прошлый месяц?
- Так я сдал вам на стол…
- Дааа? А по командировочным?
- Ой… - офицер побледнел. – А я думал…
- Думал. Меня понимаешь тут кверху ногами над столом трясли, вытрясывали его, а то говорят без нас путаница будет, а уж скоро надо там смену переставлять. А я когда просил? Правильно. Завтра, пугало, сядешь и при мне напишешь. И бумаги мои разберешь, а то накопилось говна, приказы, указы, заявления, башка пухнет. Все, свободны. Это ты что ли Лохматый? – соизволил он наконец заметить Шухея.
- Лейтенант Хисаги, Зараки-тайчо.
- Ясно, Лохматый. Под бочкой прятались говоришь… Ты смотри, он у нас несчастливый – от него все мужики дохнут как мухи.
- Тайчо! – Юмичика аж побледнел за каких-то две десятых секунды.
- Да шучу я, епта, чего орешь. Ладно, пошел я, развлекайтесь. Аясегава, слышал? Завтра как штык.
- Пока, Красавчик, Лохматый!
- Что это за странная шутка такая? – заинтересовался Шухей, когда Зараки со своей верной спутницей исчез.
- Не загоняйся, - проворчал Юмичика, разворачиваясь и уходя к домику. – Нашел чем шутить, мухомор разнесчастный…
В комнате их с Хисаги ждало непередаваемое зрелище Иккаку и Ибы, азартно сражающихся в армрестлинг – с переменным успехом. За каждый выигрыш и проигрыш пили – за проигрыши наливали больше – так что вечер наконец потек по заранее утвержденному сценарию.
Шухей к двум часам ночи в отряд так и не попал. Хотя, когда Тетсузаемон на собственном горбу принес его, бесчувственного, в шестом часу утра – никто вроде бы не возразил, если вообще обратил внимание. Новый капитан девятого отряда не слишком рано просыпался, судя по всему.

Нет, так невозможно было работать в самом деле. Юмичика стиснул зубы и сжал в трясущихся пальцах кисточку.
Он знал, что из приказа писать отчет под надзором капитана ничего хорошего не выйдет, но не предполагал чтобы настолько. Ибо он наивно представлял, что «надзор» в исполнении пофигистичного Зараки будет заключаться исключительно в его присутствии на территории дома.
Но, судя по всему, Кенпачи действительно был крайне заинтересован в процессе производства документации отряда.
Первый час он сидел и дымил трубкой, многозначительно зыркая на пишущего офицера из-под грозных надбровных дуг. А потом, видимо посчитав, что данный метод воздействия на психику неэффективен, поднялся и встал у Юмичики за спиной.
Аясегава собрался с духом и продолжал писать, ощущая сосредоточенное сопение у себя над ухом – но естественно, такой моральный прессинг делал свое черное дело, и в один из моментов, неловко дернув рукой, он смазал один из иероглифов.
- Клякса! – немедленно среагировал Зараки, ткнув пальцем в лист.
- Тайчо! – не выдержал Юмичика, поднимая голову. – А Кусаджиши-фукутайчо там без вас не скучает?
- А ее нету. У них этот… бабник.
- Девичник вы хотели сказать?
- Без разницы. Пиши давай.
- Можно мне выйти? – взмолился несчастный.
- Куда собрался? Пока не закончишь, хрен ты выйдешь.
- Ну хоть в туалет-то можно?
- Ааа, ну да, иди проссысь, - понятливо и как обычно красноречиво хмыкнул Кенпачи, отходя. - Придешь, хавчик сооруди, жрать охота.
- Так точно, тайчо, - обреченно вздохнул Аясегава и, поднявшись, вышел.
Посетив гигиеническую комнату, он все же тихонько вышел на улицу, чтобы немного продышаться – в конце концов, больше часа сидел в одной позе, и от столбиков иероглифов уже начали размягчаться бедные офицерские мозги.
Сад вокруг дома капитана отличался вполне объяснимой дикостью – что поделать, в эстетстве его не упрекнешь… Офицер прошелся немного, отводя руками гибкие ветви густо растущих деревьев.
Да, конечно, сегодняшний вечер он мог бы провести несколько иначе – как, например, Иккаку, сейчас наверняка опять где-нибудь напивается… неграмотный нашелся. Юмичика не смог сдержать улыбки. Он, в общем-то, был только рад, что друг мог обходиться без его компании – в конце концов, они уже не в Руконгае. Иккаку иногда нужна аудитория побольше, нежели один его приятель.
Аясегава ахнул и едва не вскрикнул от неожиданности, когда рядом с ним шелестнули ветки, и в темноте материализовался высокий силуэт. Вот вечно так, пора приучать себя в любом состоянии прислушиваться к реяцу – а то вот так задумаешься…
- Шухей? Ты что ли? Чего ты тут делаешь? – прошептал он, нервно оглядываясь обратно на дом капитана.
- Ничего, - Хисаги пожал плечом. – Ходил.
- В саду нашего тайчо?
- Я… я просто вспомнил, что тебя сегодня надо искать здесь, - Шухей как-то неуклюже рассмеялся. – Вот, зашел. Думал, может ты уже освободился и… можешь пойти к нам, у нас там все только началось.
- Увы, у нас тоже, и конца этому не видно, - хмыкнул Юмичика и, приподняв одну бровь, оглядел лейтенанта. – Ты пришел, чтобы лично пригласить меня?
- Ну вроде того.
- Это очень мило, Шухей, но я думаю, тебе не следовало так беспокоиться…
- Аясегава! – прогрохотало на весь сад. – Ты где, ногу тебе в печень? Утоп что ли в сортире?
- Ой, вот теперь мне точно пора, - Аясегава спохватился и, еще раз улыбнувшись Хисаги, устремился обратно к дому.
- Юмичика!
- Да? – пришлось остановиться и обернуться.
- А завтра?
- А что, завтра опять пьянка?
- Нет. Хотя, если хочешь, можно устроить. Я зайду завтра?
- Ну, тебе никто не запретит, - бросил на ходу офицер, исчезая в листве.
Когда он наконец достиг дома и вошел, Кенпачи встретил его почти дружелюбно.
- А я уж хотел идти тебя бить.
- Не надо меня бить, - тяжело вздохнул Юмичика. – Вы что-то говорили об ужине?
- Угу, давай, чаю там, хуе-мое. Особо не кашеварь, так, пожуем. Я так чую, что нам с твоей скоростью работы всю ночь сидеть.
- А вы б может поспали? – с надеждой спросил Аясегава уже из кухни. Правда, кухней данное помещение назвать было достаточно непросто – судя по всему, в этом доме никто особенно не готовил, и руководящий состав в лице капитана и лейтенанта большей частью питался наравне с солдатней в столовке отряда. Впрочем, это лишь повышало рейтинг тайчо в глазах бойцов.
- Ты еще поуказывай мне в моем доме, спать мне или не спать. Давай там, шевелись.
Юмичика безнадежно цыкнул сквозь зубы и покорно попытался изобразить нечто съедобное из имеющихся запасов. Получилось больше похоже на походный паек, но то был максимум его возможностей при таких исходных материалах.
В любом случае, Кенпачи не привередничал – уминал принесенное технично и молча, как настоящий воин, и это зрелище офицера смутно умиляло. Как вообще умиляло многое, что было связано с Зараки вне его расхожего образа могучего боевого слона. Юмичика помнил раздражение, которое по молодости испытывал к нему – и теперь сам над собой в связи с этим беззлобно подсмеивался. Вел себя как дитя – неудивительно, что тому доставляло такое удовольствие его подначивать.
А вот в последнее время капитан почти совсем его не дразнил – и пропадал где-то вечно… Даже как-то хотелось опять вернуть жаркое времечко.
- Вот ведь… нам даже побазарить не о чем, - вдруг подал голос Зараки, как-то задумчиво подпирая щеку кулаком.
- Странно, раньше вам всегда было что мне сказать… - Юмичика уже собирался запатентовывать свою способность молниеносно формулировать пакости, прежде чем обдумать их и их последствия.
- Аясегава, а ты можешь хоть раз в жизни не паясничать? – а вот это было уже страшно. Кенпачи, который практически единственный мог как раз натянуть на кукан своего офицера по части словесных перепалок, сейчас, вместо того чтобы собственно приложить его мордой об пол крепким отеческим словцом, заговорил вот так странно и даже грустновато.
- Ради вас – могу все что угодно, - горячо признался Юмичика, для верности даже приложив руку к груди. – Но говорю – вам не нравится, молчу – вам тоже не нравится… Могу почитать стихи – я немного помню.
- Юмичика, я ж ведь серьезно.
- Я тоже.
- Ну знаешь… - Зараки как-то недобро взглянул на него, поджал губы – и вдруг рванулся с места, со звоном опрокинув стоящую между ними пустую посуду. Юмичика ахнул от испуга, попытавшись дернуться и отползти назад, но тут же был схвачен капитанской рукой за плечо. Затем ладонь резво перебралась на спину, поддерживая его и не давая отпрянуть.
- Тайчо? – выдохнул он, ошеломленно моргая, и тут же зашипел, когда сильные пальцы оказались на затылке и вцепились в волосы, заставляя запрокинуть голову.
- Ты конечно извини, но допек ты уже меня… - рыкнул Кенпачи и, со страху офицеру показалось, что вот-вот сейчас он выпустит клыки и перегрызет ему сонную артерию, довольно чавкая.
Но, судя по всему, у того были несколько другие планы – ибо другой рукой капитан неожиданно рванул оби и в один момент стащил его, метнув комком куда-то себе за спину. Затем расправился с поясами хакама и немедленно сунул руку Юмичике между ног. Тот пискнул и снова дернулся, но тут же еще сильнее откинул голову назад, повинуясь властному рывку за волосы.
Капитан запустил свою грубую ручищу прямо в фундоши и сдвинул их вниз – Аясегава от страха и неожиданности потерял дар речи, когда пальцы сжали его член и яростно задвигались вверх-вниз так, что дыхание намертво закоротило где-то под грудной костью.
- Сука ты, язва прободная, - скорее безнадежно, чем сердито вздохнул Кенпачи, продолжая работать своей огромной рукой безжалостно, грубо, даже как-то мстительно, все больше наклоняясь к лицу задыхающегося Юмичики, силящегося сдержать клокочущие в горле стоны. Смесь испуга, изумления и удовольствия превратилась в адский пожар внутри, грозящий немедленно и с особым цинизмом разделаться с остатками его разума.
Губы капитана приблизились почти вплотную к его губам – казалось вот-вот-вот, сейчас потянутся и сорвут поцелуй, жаркий, сухой и жесткий, но нет – последний миллиметр так и оставался непересеченным, словно между лицами поставили тончайшее стекло, однако, пропускающее дыхание, запахи, искры возбуждения и потоки силы, мечущиеся между ними.
Юмичика непонятно всхлипывал, то и дело сглатывая набегающую в обилии слюну, отчего острый кадык ходил ходуном. Зараки повел головой, оглядывая голубую жилку, беззащитно открытую его взгляду и бьющуюся так сильно под тонкой кожицей, что можно было считать бешеный пульс. И снова едва не тронул ее губами – но лишь дыхнул в последний момент, будто передумал.
- Зачем-то… - шепнул он так, будто до этого долго разговаривал с Юмичикой про себя, а теперь вот выплеснул вслух какую-то мысль. – Хочу знать… зачем-то вы это делаете…
Сколько это продолжалось, Аясегава точно не осознал – он бы и рад был о чем-нибудь подумать в этот момент, да что-то слабо выходило, все мысли и рефлексы стекли в низ живота и там оформились в горящие уголья. И теперь его жгло, плавило, травило изнутри в этом ощущении безумного ритма жестоко ласкающей его руки.
Капитан выглядел почти что бесстрастным – только глаза сощурил и облизнул губы, все еще маячившие на предельно близком расстоянии от полуоткрытого рта Юмичики – и когда тот тонко ахнул и подался бедрами навстречу, мучительно кончая ему в руку и себе на хакама – отстранился и отвернулся, слегка ссутулившись.
Аясегава откинулся назад, опираясь на руки и переводя дух. Бессмысленный взгляд метался по потолку, силясь найти хоть какую-нибудь зацепку, чтобы остановиться и передохнуть. Но потолок был гладким, и в конце концов Юмичика устал – потому посмотрел на спину Зараки – и собственно, только что почему-то заметил, что тот был без хаори, в одной форме. Вероятно, чуть ранее воображение само дорисовывало этот непременный атрибут капитанства на его могучих плечах. Потому что даже когда Кенпачи был оборванцем, завернутым в бурую мешковину, он все равно уже был капитаном.
- Тайчо? – с некоторым усилием выговорил Аясегава, отталкиваясь от пола руками и садясь прямее. – Тайчо, почему вы не смотрите на меня?
- Пшел вон, - угрюмо откликнулся Зараки, да и собственно чего-то иного от него ожидать не приходилось.
Но это было слишком просто. Слишком банально и привычно, чтобы звучать сейчас тут в таких, мягко говоря, нестандартных обстоятельствах.
Взъерошенный офицер в разворошенных хакама, заляпанных кое-где белыми капельками, даже не потрудившись благопристойно сдвинуть ноги, сидел и смотрел в спину своему капитану и требовал от него ответа.
- Тайчо, обернитесь пожалуйста. Не делайте вот этого вот… Почему? Почему вы тогда спросили меня, плохой ли вы капитан, а? Ответьте пожалуйста.
- Потому что хороший капитан не должен хотеть. Я сказал выметайся – резко.
- А если нет? – Юмичика начал вдруг подниматься с пола, опираясь на руку.
- Приказываю.
- На плацу будете приказывать, - тихо, совсем тихо произнес Юмичика, не спеша переступая через упавшие на пол хакама и медленно, словно смывая пену, сбросил с себя косоде. Спустя пару секунд кучу одежды возглавили фундоши и таби.
- Посмотрите на меня, тайчо. Обернитесь вам говорят.
Медленно, очень медленно Кенпачи повернул голову и посмотрел на него, обнаженного полностью и стоящего прямо, будто на смотре. Мрачное лицо капитана против его воли вытянулось, и в глазах появилось одновременно голодное и обреченное выражение.
- Что тебе надо еще? Не поиздевался еще достаточно?
- Нет это вы издеваетесь, - Аясегава шагнул к нему, отметив про себя, как Зараки тут же напрягся, словно готовясь вскочить и немедленно выдать ему в табло. – А офицеры? Офицеры могут хотеть? Или им тоже нельзя? Так вот, если нельзя, то я – плохой офицер. Но зато ваш. Могли бы еще раньше выгнать.
- Уйди ты, а? – с надеждой протянул Кенпачи, следя, как Юмичика обходит его кругом и садится перед ним на пол – такой тонкий, совсем спичка по сравнению с ним. Что и говорить, капитан был его выше головы на две с половиной, и не менее чем вдвое шире – но именно это его сейчас нисколько не останавливало.
Офицер взял его за ворот косоде и потянул на себя, ощущая не сильное, но довольно заметное сопротивление. Но это в самом деле терпеть уже было нельзя – что он вообще себе думает, вояка долбаный? Что можно вот так спокойно его выгнать после того, что он ему тут устроил?
- Хотите, да? Хотите, - шепнул Юмичика, сам подаваясь ему навстречу. – Ну так берите, что же вы. Вы всегда делаете то, что вам хочется? Почему не сейчас? Боже, если бы я знал…
Если бы он знал, что Зараки… а что бы он тогда сделал? Да и сейчас он зачем собственно это делает? Вероятно, чтобы кое-что для себя выяснить…
Ведь это же невозможно – столько времени измываться над ним. Сколько дум передумал, почему, за что, зачем…
А он, оказывается, хотел… Все хотят и признаются, а он хотел и не признавался. Вымещал подзатыльниками… пнуть бы прямо в живот за такое – да только ногу сломаешь.
Когда Юмичика, обхватив обеими руками затылок Кенпачи, наконец смог поцеловать его, то опьянел моментально, будто не глядя махнул пол-литра саке. В голову шибануло жестко и разом, срывая все катушки и колесики, призывающие его вести себя как разумный человек. Может, это была реяцу, может сама невозможность, невероятность ситуации, может, черт знает что еще может, но Аясегава зажмурился и решительно раздвинул губы капитана языком.
На вкус Зараки был… живым. Он не изрыгал огонь и серу, не умел плеваться кислотой… так что во рту был теплым, мокрым, с легким привкусом стали, как и у всякой слюны. И совершенно не умел целоваться. Юмичика, впрочем, не был удивлен – тайчо ставил и ставит себя вне этого. Хороший капитан не должен хотеть. И целоваться не должен уметь? Тогда может и жить ему нельзя?
В этом-то офицер, видимо, и взялся его переубедить, мягко целуя, направляя его голову под свои движения, легко двигая языком, провоцируя на ответную реакцию – и настойчиво потянул его за косоде на себя, откидываясь назад.
И наконец, удалось – спина ощутила прохладный дощатый пол, тяжелые руки уперлись по обеим сторонам от головы, и теперь уже не нужно было настаивать – Кенпачи целовал его сам, пусть грубовато и неловко, зато в жадности его движений было искреннее, ничем не забитое желание. И это не могло не радовать.
Юмичика коротко и тихо постанывал, оглаживал руками плечи, шею, спину, насколько мог обхватить эту огромную гору, и сильно, до боли, разводил ноги, позволяя капитану притиснуться к нему еще ближе. Тот был все еще одет, и ткань косоде терлась о голую кожу офицера, что заводило и раздражало одновременно. Аясегава бесцеремонно распутал оби, вытянул косоде из хакама и занялся их поясами – по части развязывания трудных узлов ему вообще было сложно найти равного.
Кенпачи вдруг припал на один локоть и, сунув руку вниз, почему-то попытался помешать Юмичике нейтрализовать пояс – но делал он это настолько неуверенно, что офицер с легкостью продолжил свое кропотливое занятие. В конце концов, дело было сделано, и он смог наконец прикоснуться к голой коже его бедер – вот уж не думалось, не представлялось, что это случится вот так и вот здесь… А без одежды Зараки не казался таким уж огромным. Безусловно, широким, но никоим образом не мясистым. Жесткий, жилистый, будто вяленый… Аясегава отстранился от поцелуя и лизнул его в шею. Соленая мужская кожа, но, как выяснилось, такая же чувствительная, как и любая другая. Юмичика заметил, как дернулся капитан, закусывая губу, и тут же ощутил внизу прикосновение к своим приподнятым ягодицам – а учитывая, что обе руки Кенпачи снова находились в поле его зрения…
Он воодушевленно выгнулся, подаваясь навстречу и потираясь бедрами об упирающийся в него член – сдавленное рычание капитана приободрило его еще больше, и он, устав ждать, уже хотел было спросить тайчо, найдется ли в этом доме что-нибудь вроде масла, как вдруг…
Наверное, такие ощущения испытывают люди, которых разрезали вдоль и потрошат живьем. Капитан внезапно, выражаясь народным языком, засадил ему на всю длину – без подготовки, без смазки, даже без предупреждения. Придушенный крик Юмичики метнулся под потолок, по вискам из уголков глаз самыми настоящими ручьями потекли слезы. От дикой боли у него, наверное, глаза б выскочили и повисли на ниточках…
Слава богу, пытка долго не продолжилась – после десятка толчков Зараки дернулся и затих, придавив его всем своим немалым весом. И где-то через минуту вышел, вызвав еще один приступ оглушительной боли.
- Юмичика, - произнес он и легонько прикоснулся к пострадавшему месту офицера пальцами. Оставшаяся на подушечках кровь поразила его так, словно он ее вообще никогда не видел, или может думал, что оттуда она идет зеленая… Черт его знает. – Это я сделал?
- Помогите встать, - глухо просипел Аясегава, искренне удивляясь тому, что все еще жив. Кенпачи просунул руку ему под спину и помог сесть – что было сейчас очень зря. Зашипев, Юмичика перекатился на четвереньки и встал уже из такого положения, после чего принялся кое-как одеваться, дрожащими пальцами вкривь и вкось завязывая пояса – на полное оформление его не хватило, так что оба косоде набросил на плечи и подковылял, чуть приволакивая ногу, к выходу. Смесь крови и спермы, текущая по ногам, доставляла массу скверных ощущений помимо боли, и он старался не поворачиваться к капитану лицом – перекошенный, красный от невольных слез и встрепанный как подбитый воробей, Юмичика тихо отодвинул седзи, сильно облокачиваясь на них.
- Слышь… - негромко окликнули его. – Бля, ну ведь не так же все, да?
- Извините… я пока… мне нужно уйти.
- Иди.

Юмичика на нетвердых ногах умудрился добрести до домика и завалился в комнату, шипя сквозь зубы от боли при каждом шаге. Проковыляв несколько шагов темноте, он хотел было зажечь лампу, однако в этот момент споткнулся обо что-то мягкое и с грохотом рухнул частично на него, частично на пол.
- Бля, кто здесь? А, друг… - Иккаку привстал, держа его за плечи. – Что ты, слепондя, не видишь я дрыхну?
- Не вижу… - жалобно простонал Аясегава. – Я думал тебя нет.
- Даэээ, нас таки разогнали, а на природу уж в падлу было ползти. Погоди, ща зажгу…
- Ннне надо, не надо свет…
- Да ну, как это не надо.
Мадараме выбрался из-под одеяла, несмотря на протесты приятеля, и, повозившись немного, наконец сумел зажечь лампу. Юмичика понял, что скрываться поздно – свет так и застал его на четвереньках в попытке уползти прочь.
- Э, ну ни фига себе ты выглядишь… опять подрался что ли? – Иккаку в недоумении схватил его за плечи и вернул на футон. – Э! Ты чего, ревел?
- Нет, - Аясегава перевернулся на живот и уткнулся в подушку. – Я спать хочу…
- Так, - Иккаку бесцеремонно снял с него косоде, подсунул руки под живот и, развязав хакама, также стянул их вниз. – Вот это ни хуя себе… Это что за дела? У тебя там зад весь в кровище, ты чего им делал?
- Не поверишь, шел-шел и упал на ручку от граблей, - пробубнил Аясегава, повернув голову набок и прижимаясь горячей щекой к прохладной ткани подушки.
- Вот ведь, гады эти грабли, валяются где попало… Представь, они тебе, сволочи, еще и накончали туда. Юмичика, ты мне дуру не гони, скажи по-хорошему, во что встрял, а то я сейчас сам пойду выясню, только своими методами, - голос Мадараме был настолько страшно спокойным, что услышь его кто-то из рядовых - поседел бы в момент.
- Ну… методами... ты знаешь, где я был?
- Э, ну ты сегодня ж должен был отчеты у капитана писать.
- Вот и не спрашивай ничего больше.
- Да ты… да ты чего… не бреши мне!
- Не веришь – не надо, это у нас ничего не изменит.
Иккаку крякнул, однако не нашелся что сказать. Только молча вытащил полотенце, намочил его и принялся вытирать кровь, не особенно обращая внимание на протестующее шипение друга.
- Слух… - наконец обрел он дар речи. – Так это что он тебя, снасильничал что ли?
- Да если бы… Вот кому рассказать – не поверят… тайчо сначала накинулся на меня и причинил удовольствие, а потом я… в общем, на что я надеялся, я не знаю, но история странная.
- Вот это номера… - Мадараме покачал головой, откручивая крышку от банки со своей чудодейственной мазью, и в следующую секунду Юмичика приглушенно взвыл, почуяв в самом эпицентре своей деликатной травмы скользкие пальцы с лекарством. – Ну тихо-тихо… Сейчас намажу, завтра уже ходить нормально сможешь. Но на грабли падать не рекомендую еще дня три-четыре, чтоб наверняка зажило. Мдааа, а тайчо реально суров… И как врагов мочить – так в кровавые лоскуты, и как трахаться – так зад порвать на эмблему отряда. Мужик, ниче не скажешь.
- Поиздевайся мне тут…
- Да хрен ли я издеваюсь, - Иккаку отставил баночку и прилег рядом с приятелем, накрыв их обоих одеялом. – Не умеет, как выяснилось, наш тайчо трахаться – ну так и мне особо не удивительно. С мужиками он раньше дело вряд ли имел, да и бабами особо никогда не хвастался.
- Да ты шутишь… - Юмичика совершенно искренне ошалел.
- Если ты не шутишь – то и я не шучу. В любом случае, мне это все совершенно не интересно, представь себе. Хотя, немного интересно, почему он – я думал, ты всех посылаешь. К тому же он тебе не нравился.
- Ну согласись, тайчо и «все» - это в разных плоскостях мироздания… не знаю, друг. На тот момент мне показалось, что после всего того, что между нами было, нам осталось только потрахаться. И теперь я не знаю…
- Чего ты не знаешь… ему небось стыдно теперь аж пипец. Мне б тоже было, если б я так облажался.
- И что мне с этим делать?
- Я тебе еще объяснять должен?

Он прислушался. Влажные после холодного вечернего дождя листья мягко шелестели, и длинная ветка невесомо мазнула его по щеке. Юмичика отвел ее в сторону и глубоко вдохнул сырой и пахнущий свежей землей воздух.
Несколько шагов до входа, негромкий стук в стену – и седзи почти сразу раздвигаются, являя взору огромный силуэт в домашнем сине-полосатом юката.
- Че стучишь, забыла чего? Аэээ… Ты? Какого хера? Я тебя не звал.
- Если бы я ждал, когда вы меня позовете, я бы состарился, - Юмичика легкомысленно усмехнулся и, воспользовавшись замешательством капитана, шмыгнул мимо него внутрь.
- Аясегава, катись, - устало вздохнул Зараки, но седзи тем не менее задвинул. – Чего вот ты приперся?
- Чего, чего… - промурлыкал офицер, проходя в комнату и присаживаясь на пол. Его пальцы ловко выудили из-за ворота своего юката бутылку с маслом, пару чистых платков и пол-литра саке. – С чего вы взяли, что я вам буду что-то объяснять? Вы же мне ничего не объясняете. Плохо вы себя ведете, ходите, неделю уже делаете вид что меня на свете не существует… а так разве делают?
- Аясегава, прекрати базар, - Кенпачи решительно протопал к нему и схватил за локоть, вздергивая на ноги. – Все сказал? Теперь иди, и это забери.
- Глупый… большой и глупый, - прошептал Юмичика, нежно касаясь ладонью колючей щеки. – Я ведь ни разу не злюсь. Сядьте. Ну сядьте, давайте, что я вас, съем что ли…
- Чего ты удумал? Свалишь ты или нет? – капитан не сопротивлялся, прислоняясь к стене и съезжая по ней на пол. Аясегава хмыкнул, выскользнул из своей одежды и взялся за его пояс.
- А что вы сделаете? Ударите? Ну бейте. Ну? – Юмичика распахнул полы юката. Его глаза непроизвольно раскрылись шире, когда он увидел наконец вблизи то, с чем имел случай столкнуться так неудачно в прошлый раз. В сущности, пораненный зад – это лучшее, что с ним могло произойти после такого. Интересно, почему ему тогда просто не проткнуло легкое? – Тогда слушайте… Я ничего не помню. Ни-чег-го, - он положил тонкий палец на губы капитана и мягко очертил их грубый мужественный рисунок. – Я хочу сейчас. Просто не мешайте мне.
Кенпачи подался назад, стукнувшись затылком о стену, когда Юмичика наклонился и взял у него в рот. Вся способность к сопротивлению мгновенно улетучилась и рассеялась под потолком вместе с сиплым выдохом, вырвавшимся из горла. Тяжелая жесткая рука зависла над двигающейся внизу головой офицера, будто собиралась схватить. Дрожащие пальцы согнулись, разогнулись… И наконец зарылись в гладкие волосы, коснулись затылка. Аясегава внутренне помолился, чтобы его не толкнули вниз, а то так бы он мог заработать сквозную дыру в затылке.
Но нет – ладонь на его голове лежала почти неподвижно, чуть надавливая за счет своего собственного веса, но не стремясь нажать, только чуть ерошила волосы, отчего было щекотно и тепло.
Юмичика благодарно заурчал и, не отрываясь от своего занятия, протянул руку, чтобы взять припасенное масло. Своими же смазанными пальцами он принялся растягивать себя внизу – и капитан не выдержал этого зрелища больше одной минуты, с рычанием оттолкнув его от себя, развернув спиной и навалившись сверху.
- Тайчо, только медленно... потихоньку, - выдохнул Аясегава, прогнув спину и опустив голову, пока острые зубы и теплый язык гуляли по его шее и плечам. Зараки пробурчал что-то невнятное, подхватил его под живот и вдруг легко, как котенка, переставил прямо так на четвереньках на низкий столик – все же разница в росте давала о себе знать. Юмичика с удивлением почувствовал, как сзади на него льется еще масло, и в следующий момент дыхание сбилось в комок и рухнуло куда-то в желудок.
- Тай-чо…
- Так? – горячечно шепнули в ухо.
- Нн… не останавливайтесь…

- Куда пошел. Оставайся, - безапелляционно заявил Кенпачи, легко придавливая его тяжеленной рукой к футону.
- То выметайся, то оставайся, - хихикнул офицер и приподнял ресницы, из-под которых блеснули томные, влажные глаза. – Вас не угадаешь.
- Еще захочу, - гоготнул тот и подгреб маленькое и неприлично мокро-горячее туловище офицера под бок. – А за тобой туды бежать далеко. И да… а нахрена саке?
- Как нахрена… Отпраздновать, - Аясегава с трудом дотянулся до бутылки. – Я соблазнил высочайшее начальство, передо мной разворачиваются бескрайние карьерные горизонты, не могу же я в конце концов за это не выпить.
- Подлюка... – почти нежно фыркнул Зараки и дыхнул ему в шею, легонько прикусив зубами. – Какая работа - такая и карьера. То есть я щас посплю… а потом проснусь, и чтоб никаких «нет».
- Я понял, слова вроде «голова болит» и «а поговорить» придется изгнать из словарного запаса отныне и навеки, так?
- Желательно вообще заткнуться. Отныне. Ну и навеки, - капитан прижал его к себе и уткнул лицом в свою жесткую, как дерево, грудь.
- Тайчо, а ведь знаете… мы так тогда отчеты и не написали.
- Отзынь. Отчеты… Если ты не написал, это еще не значит, что их никто не написал.
В этот-то момент Юмичика-то и осознал, что, кажется, влюбился. А может, это был другой момент, а может вовсе даже и не сейчас, а гораздо раньше – только он вдруг понял, что на этот раз «проклятие» точно не подействует. Он с удовольствием посмотрит на судьбу, которая попробует разделаться с его капитаном. Если рискнет конечно.

@темы: фанфики

---

На конкурс

[db BananaMilk]

Ну, народ шевелитесь, а то придётся увеличивать сроки конкурса!

Название: Не оставляй меня снова
Автор: Юмичика-тян
Бета: Шун
Фэндом: Блич
Жанр: сёнен-ай
Пэйринг: Иккаку/Юмичика
Размещение: Ну, если кому-нибудь понадобится этот бред, то на умыло пишите куда скидываете
Дисклеймер: Всё только от Кубо-сенсея, моё - лишь слова.
От автора: полнейший ООС(это моё всё!), действие в мире живых, они не шинигами. Это я так, что бы не подумали некоторые...

Шёл сильный дождь и дул ветер. Я шёл по грязной тропинке. Мои чёрные волосы сильно намокли и прилипли к лицу и только иногда отлипали от сильного ветра. Из фиалковых глаз лились слёзы, хоть этого и не было видно.
Я обнял самого себя. Теперь моё тело в ближайшее время не будет ощущать чьих-то ласок, теперь до меня не будешь прикасаться ты Возможно, больше никогда я не почувствую твои сильные, мозолистые руки.
Я дошёл до нужного места. Тут было озеро. На берегу стояли 2 валуна, один горизонтально, другой вертикально, как стул; а над ним нависало огромной дерево, как зонтик. Это было наше место. Я сел на валун. Здесь мы встретились, тут были наши самые счастливые моменты. Воспоминания по неволе всплыли в памяти и от этого захотелось снова заплакать, но я себя сдержал. Нечего плакать как девчонка. Я подобрал к себе колени и обхватил их руками. В душе бушевали несовместимые чувства. Грусть, тоска, холод, злоба, ненависть, одиночество, страх, любовь...
Я убрал с лица прилипшую прядь. И опять всплыли воспоминания о том, как это делал ты. Немного грубовато, но в тоже время так тепло и нежно. От злости я убрал все волосы назад.
Я решил переждать дождь здесь. Я откинулся на валун и невольно уснул. Во сне снова пришёл он. Как обычно дико улыбаясь, сверкая глазами и лысиной. Пришёл, что бы принести за собой боль и страдания. Пришёл, что бы снова уйти.
Я резко открыл глаза, убегая от новой волны чувств. Посмотрел на часы. Мда, просидел тут 3 часа, хорошо хоть дождь закончился. Я медленно встал, мышцы ныли, и пошёл домой. Зайдя домой я посмотрел на себя в зеркало. Видок был, откровенно говоря, ужасный. Глаза красные и опухшие от слёз, влажные и от того волнистые волосы. И так ч шёл по улице? Я набрал горячую ванну и сел неё. Снова отдавшись воспоминаниям я вспомнил нашу последнюю встречу.
- Юми, - позвал меня ты.
- Мм? - Я открыл глаза и посмотрел на тебе. Ты хотел что-то сказать, но запнулся. После недолгой паузы ты всё0таки что-то сказал:
- Ничего, просто нравится говорить твоё имя.
Я улыбнулся, хоть ничего и не понял. Я понял это только недавно.
Закончив купаться, я на накинул на себя халатик и лёг на кровать. Через некоторое время глаза устало закрывались, и не было смысла этому противиться. Я закрыл глаза пытаясь забыть всё на свете. Вдруг я услышал странный шорох и открыл глаза. Ничего не увидев, я вслух сказал самому себе:
- Параноик.
- Ты не параноик, - услышал я знакомый голос в ответ. Я повернулся в сторону голоса и увидел его. Он снова дико, по-своему, улыбнулся и обнял меня. Я снова почувствовал его тепло. И так хотелось, что бы это мгновение длилось вечно, не прерывалось никогда.
- Не уходи пожалуйста, - прошептал я сквозь слёзы. Это была даже не просьба, а мольба. - Не оставляй меня снова. - Я зажмурился. А в ответ Иккаку начал гладить меня по голове как ребёнка.
- Я не уйду, я всегда буду с тобой.

@темы: фанфики

---

[db BananaMilk]

Этот фанфик не для конкурса ибо уже успел засветиться в нескольких местах. Но так же у меня есть второй фанфик, но он пока что у беты.

Название: Вчера
Автор: Юмичика-тян
Бета: Нету
Фэндом: Блич
Жанр: сёнен-ай
Пэйринг: Иккаку/Юмичика
Рейтинг: ангст (да, я написала что то в этом рэйтинге, так что от этого вам станет ещё хуже.)
Размещение: Ну, если кому-нибудь понадобится этот бред, то на умыло пишите куда скидываете
Дисклеймер: Всё только от Кубо-сенсея, моё - лишь слова.

Зарисовочка получилась

Сегодня ярко светит солнце. На небе ни облачка. Все дети бегают на улицах и взрослые греются на солнце.
А вчера.... Вчера дул сильный ветер, что даже деревья прогибались от их силы. Лил ливень затопляя асфальты. Вчера на небе ни разу не появился лучик света и всё живое спряталось в свои убежища.
Вчера под этим дождём гуляли мы. промокшие и счастливые. Ты несколько раз кидал меня в лужи. Мои волосы всё ещё не простили тебе этого нахальства. Мы бегали по этим лужам как дети. Возможно люди за окнами думали, что это больных выпустили погулять. Но нам было без разницы. Ведь на то были причины...
- Я уезжаю, - сказал ты. Твои чёрные глаза были грустными и блестящими. Казалось ты вот вот заплачешь. - Навсегда.
Утро вчерашнего дня было для меня роковым. Но, я не дал себе заплакать. Я дал тебе твою куртку и обувь. Молча. Возможно сначала ты подумал, что я тебя выгоняю. Но я тоже оделся и вышел с тобой на улицу. Мы промокли в считанные секунды.
- Если это наш последний день вместе, я хочу провести его без единой слезы. Мы проведём этот день в нашем стиле - улыбнулся я. Хорошо что вчера был дождь, ведь весь день из моих фиалковых глаз лились слёзы.
Сейчас ты в самолёте. Сейчас я у себя дома, греюсь в ванне. Я уверен, что ты думаешь о том же,о чем и я. О том, что вчера был самый счастливый, но в тоже время, самый ужасный день в нашей жизни; что вчера мы радовались, смеялись, улыбались; что вчера мы были вместе.
Жаль, что это было вчера...

@темы: фанфики

---

На конкурс

[Autumn-Sacura]

Вот, от меня, специально для конкурса нарисовано:

Yumichika by =Autumn-Sacura on deviantART
И чтобы были еще работы, ясно?! Я не вынесу, если еще один конкурс придется состязаться с самой собой

@темы: фанарт

---

[Milk_Strife]

24.04.2010 в 00:27

Пишет  доктор Бриджит Тененбаум:

by 小 小 白

ещё 2

@темы: ссылки, косплей

---

Игра.

[~>Yumi<~]

Нашла интересную игру. На сколько помню здесь её не было.
Dress up Yumichika

eftsoons.by.ru/img/yumi-doll/doll.html

@темы: ссылки, игры

---

По-моему, он шикарен..

[Kuchiru Idashi]

Хм..вроде не было, или я слепой..

@темы: оф. арт

---

Яой или Гет

[db BananaMilk]

Перелистывала сообщество и увидела, что есть много фиков по Юмичике гетному. Для меня это шок(да, я яойщица до мозга костей), но раз кому-то нравится хочется устроить опрос. Где всё таки Юмичика смотрится выигрышей? В гете или Яое?

Вопрос: Гет или яой?

1. Гет		5	(4.46%)
2. Яой		82	(73.21%)
3. и там и там		20	(17.86%)
4. Ни там ни там		5	(4.46%)
Всего:		112

@темы: опросы

---

Яой с Юми

[db BananaMilk]

Мне давно хотелось устроить этот опрос, но каждый раз, перед тем как составить опрос, выползал какой-то фанфик с новым парнем в пэйринге и садилась и думала включать его или не включать? . Но всё таки я всё решила и не стала перед этим проверять другие сообщества(вдруг опять что нибудь вылезет). И теперь наконец-то я его устраиваю! (И всё таки я взела пчти все яойные фанфики, что видела , простите)

Вопрос: Какая лучшая яойная пара с Юмичикой?

1. Иккаку/Юмичика		78	(51.66%)
2. Зараки/Юмичика		31	(20.53%)
3. Хисаги/Юмичика		20	(13.25%)
4. Бьякуя/Юмичика		7	(4.64%)
5. Ичиго/Юмичика		1	(0.66%)
6. Руриирокудзяку/Юмичика		6	(3.97%)
7. Ренджи/Юмичика		4	(2.65%)
8. Ичимару/Юмичика		0	(0%)
9. Юмичика/... (то есть Юмичика-семе)		4	(2.65%)
Всего:		151

@темы: опрос

---

Мы никогда не умрём 10

[db BananaMilk]

Ссылки на предыдущие главы:
1-2-www.diary.ru/~Fujikujaku/p86515055.htm#more1
3-4--www.diary.ru/~Fujikujaku/p86540594.htm#more2
5-6-www.diary.ru/~Fujikujaku/p90947381.htm#more1
7-8-www.diary.ru/~Fujikujaku/p91604096.htm#more2
9 - www.diary.ru/~Fujikujaku/p100818797.htm#more1

Название: Мы никогда не умрём
Фандом: Блич
Автор: bubantes
Бета: Last_Optimist
Пейринг: Иккаку/Юмичика, Зараки/Юмичика
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: нецензурная лексика


Глава 10

Для тех, кто ловит удачу открытым ртом
Ничего не значит все, что будет потом
И взгляд, как нож отточен, неслышен шаг
Они-то знают уж точно, да и им ли не знать

Глава 10

Юмичика поплотнее запахнул косоде, наброшенное поверх юката на плечи, и слегка передернул плечами – однако продолжал сидеть на ступеньках казармы, чуть вздрагивая от пронизывающей прохлады раннего утра.
Теперь, помимо различных новшеств, в его жизни появилась вещь, не свойственная ему ранее – бессонница. Причем не мучительная, а именно спокойно-умиротворенная неспособность спать больше трех часов. Если Зараки-тайчо, мучая его раньше, этого и добивался, то стоило его похвалить.
К тому же, на данный момент распорядок его дня несколько отличался от всех остальных сослуживцев…
- Опять сидишь? – Иккаку появился сзади совсем беззвучно, как привидение – но Аясегава не вздрогнул и не обернулся, находясь в абсолютной безмятежности, в которой реяцу друга являлась одной из непременных составляющих.
- Сижу, - откликнулся он беззаботно, с улыбкой наблюдая за занимающимся рассветом.
- Перевязку давай сделаю? Днем некогда будет.
- Давай, - пожал плечами Юмичика и поднял голову, когда силуэт Мадараме вырос прямо по левому плечу.
- Болит? – Иккаку присел перед ним на ступеньку ниже, выкладывая на колени бинты.
- Нет, - мотнул головой Аясегава, наблюдая за манипуляциями друга, который аккуратно разматывал старые бинты с его ноги.
- Опять брешешь? Сейчас тайчо позову, - пригрозил Иккаку, хохотнув, и оба негромко засмеялись, вспомнив недавнюю хохму.
Кенпачи наотрез отказался отдавать пострадавшего бойца в четвертый отряд, прикрывая его от медиков всей своей могучей грудью.
- А я сказал, не дам! – рычал он, кроя одну из самых своих жутких физиономий. – Если околеет – значит туда и дорога, если нет – значит еще тыщу лет проживет. Все я сказал!
Иккаку практически единственный понимал опасения Зараки – яд был в самом деле уникален, и Юмичика мог оказаться в весьма неприятной роли артефакта в битве между двенадцатым отрядом за материал для опытов и четвертым за пациента.
Но в то же время он побаивался, что кровь не поступит в конечности, и нога и рука рано или поздно отвалятся. Потому уговорил тайчо хотя бы пустить медиков к ним на территорию, чтобы посмотрели и оценили степень ущерба. На большее Кенпачи не соглашался.
Так вот, однажды Юмичика проснулся в казарме и узрел над собой лицо капитана, который зачем-то держал его ногу у себя на коленях и трогал за ступню. Впрочем, ноге это как шло так и ехало – она онемела совсем, не воспринимая никакие тактильные воздействия.
- Слышь? – негромко поинтересовался тот. – Костыль чего-нибудь чует?
- Да, тайчо, - бодро соврал Аясегава, помня урок о том, что жаловаться нельзя никоим образом, даже под страхом смерти.
- Мда? – недоверчиво дернул уголком губ Зараки и странно пошевелил рукой. – Эх… Что ж ты пиздливый-то такой, аж зла не хватает…
- Нет, я не вру… С чего вы взяли? – искренне похлопал ресницами Юмичика.
- С чего… Я тебе вон палец только что вывихнул, - гоготнул капитан, глумливо лыбясь.
То, что началось потом, нельзя было описать никакими словами.
- Чтооо? Ээээй! Эй, ты что, охренел? – в полном шоке Аясегава метался, пытаясь приподняться и не замечая, как сейчас с перепугу обращается к Кенпачи. – Ты что творишь! А ну… а ну верни его на место, чудовище! Я сейчас тебя… сейчас вот встану и…
Удерживая бойца в лежачем положении и все еще сжимая его ступню в своей ручище, Зараки ржал так, что чуть не сдуло крышу казармы.
- Ой блядь я не могу… - надрывался он, откидывая голову назад и сверкая клыкастой пастью. – Гля, Иккаку, гля чего делает! Давай, спасайся кто может, ща он встанет! Слыыышь, Аясегава, тебя за деньги надо показывать, пугало ты придурошное! Курица безногая мать тебя, ща пойду в двенадцатый на опыты сдам!
Мадараме, стоя чуть позади капитана, вовсю старался сдержать смех, но получалось плохо – даже лысина разрумянилась от напряжения. В конце концов, Юмичика не выдержал и тоже слабо рассмеялся, прижав левую ладонь к глазам.
- Боооже мой, тайчо, простите меня…
- Да иди ты, - Кенпачи напоследок хохотнул и постучал себя по груди. – Зато поржал. Ну так значит не чует костыль? Херово. Ну ладно, костыль хрен с ним, главное чтоб рука отживела, хоть бумажки будешь писать.
- Спасибо, тайчо, вы так добры…
- Ну так хуле. Я аж сияю добротой. Все, лежи дальше, инвалид долбаный, потом еще зайду, - с этими словами Зараки поднялся и покинул казарму.

Вспомнив сейчас этот забавный случай, друзья от души похихикали, но Юмичика так и не признался, что с тех пор, как нога отживела и вернула чувствительность, она болела все время, беспрерывно, как и правая рука. Он в сущности уже привык к этому и не особенно обращал внимания на беспрестанную нудную боль в мышцах. Видимо, оставшийся яд как таковой уже не мог парализовать конечности, но доставлял немало неудобств. Оптимизма добавил и Иккаку, рассказавший наконец, как тогда из раны вместе с кровью вытекали комья мутной слизи, похожие на студенистых червей.
Сейчас Мадараме еще раз прощупал пальцами область вокруг большой багровой раны на тонком бедре – заживала она крайне медленно, то и дело вновь вскрываясь и начиная истекать гноем и сукровицей.
- Моя нога теперь самая уродливая в мире, - вздохнул Аясегава, обиженно выпятив губу. На что Иккаку, покачав головой, наклонился и коснулся губами кожи возле самого края отметины. Юмичика вздрогнул, дергаясь.
- Фуу, что ты делаешь? Перестань живо, господи ты боже мой, увидят же!
- Вот и ерунды не болтай. А вообще, я уже тут подумал… Я придумаю что-нибудь, чтобы больше такое не оставалось.
- Что же ты придумаешь?
- А вот я сначала придумаю, тогда и расскажу, когда уже получится.
- Ладно… - Аясегава следил, как друг ловко перебинтовывает ногу, рвет зубами бинт и аккуратно затягивает узелок. Затем он разобрался с плечом и сел рядом, отложив куда-то скомканные старые бинты.
- А еще, как бы жестоко это ни звучало, хорошо что ты пока инвалид. С завтрашнего дня у нас патруль в Руконгае, посменные неделю, - зевнул Мадараме, вынул из-за пазухи табак и принялся сворачивать себе сигарету. - Нехрен тебе там делать, опять будешь предаваться воспоминаниям и глазами стрелять.
- Да не скучаю я уже по нему, - пожал плечом Юмичика, безмятежно улыбаясь. – Чего я там не видел в самом деле.
- Во как? А что, на капитана больше не бухтишь?
- А чего на него бухтеть… есть ли смысл?
- Нету. А все-таки он тебя спас, дурака.
- А кто спорит. Пришел большой добрый тайчо, всех спас. Спасибо не добил, чтоб я не мучился, - Аясегава ехидно ухмыльнулся и оперся щекой о ладонь. – Заодно между прочим и полапал.
- А ты бы с еще более довольной мордой это сказал! - Иккаку насмешливо трепанул его по волосам. – Гляди-ка, как у нас зенки-то загорелись!
- Фуууу, друг, прекрати, - Юмичика отмахнулся. – Ты вот еще прямо его припиши тут… Это даже в виде шутки не смешно!
- А что, не нравится?
- Он-то? Конечно нет. Ты эту заточку видел? При всем моем почтении, Зараки-тайчо красив как репейник, и я бы даже в голодный год не отважился бы…
- Достал ты уже своей красотой, но вообще ты прав. Тайчо он молодец, но я вообще мало представляю, кто сможет с ним потрахаться и уйти после этого живым.
- Вот и я о чем. У него вся моя нога по окружности в лапу умещается. Друг, ты б поспал еще перед патрулем, - Юмичика покосился на зевающего Иккаку, то и дело потирающего ладонью затылок и шею.
- Что, надоел? – Мадараме пихнул его в бок и потом шутливо обхватил за шею, энергично натирая кулаком темечко. – А вот и не уйду, а вот хрен тебе, вот хочу с корешем посидеть – и буду сидеть!
Аясегава приглушенно и протестующее заголосил, трепыхаясь в ручищах друга, однако благодаря этот внезапный порыв за то, что теперь было не заметно, как предательски зарозовели его щеки при нечаянном воспоминании о том, как лежал раздетым на холодной траве, схваченный капитанской рукой за бедро.
А еще, увлекшись разговором и последовавшей за ним возней, он, со всем своим обостренным чувством реяцу, совершенно не заметил, что с крыши стоящего неподалеку здания за ними наблюдали. Иначе не позволил бы вот так потом сгрести себя в охапку и повернуть на сто восемьдесят градусов, чтобы завалить плечами и затылком на колени. А друг именно это и сделал, продолжая щекотать его сквозь юката и отбрасывая руки, которыми Юмичика пытался его отпихнуть или хлопнуть.
- Ааай, отвали садист проклятый!
- Не ори, всех перебудишь, - Мадараме зловеще оскалился и взялся за пересчитывание его ребер с утроенным усердием. Аясегава придушенно пищал, захлебываясь смехом, исступленно дрыгая здоровой ногой и лишь бессильно подергивая увечной.
- Иккаааакуууу, ну хватит, я же боюсь щекот… хахаха… щекотки… Ааа… Пощади!
- Дааа, проси пощады, проси! – грозно протянул Иккаку, терзая его подмышки.
- Оставь мне жизнь, о всемогущий!
- А что мне за это будет?
- Ааа! Ахаха… Все будет!
- Что все?
- Айыыы, делай со мной что угодно, повелитель, но только не это!
- Воооо, вот это я понимаю, - Мадараме наконец прекратил измываться над другом и убрал руки. Однако, не дал подняться, а так и оставил его лежать, снова встрепав ему челку и погладив по лбу. – А ты все-таки знаешь че, больше так не попадайся. Смелость смелостью, а я таки усрался чутка, когда тебя чуть не сожрали.
- Да, друг… Пообещай мне одну вещь, - Юмичика вытянул руку вверх и коснулся пальцами его щеки, а потом взял за подбородок.
- Ну?
- Я если некрасиво как-нибудь умру - тело уничтожь. Не отдавай никуда, ладно? Чтоб меня потом таким не помнили.
- Хм… - Иккаку слегка поджал губы, глядя на него сверху вниз и поводя большим пальцем по тонкой кожице под глазом. – Лады. Так и сделаю. И ты тогда тоже, если наоборот.
- Без вопросов. Только ты лучше постарайся не умирать. Я ужасно к тебе привык.
- Я тоже. Так что и ты постарайся.

Шаг. Каждый шаг, каждое движение – новый приступ уже почти исчезающей, но уже замучившей до судорог боли. Эта боль вызывает злобу, и Юмичика втайне доволен – когда он злится, он двигается резче и точнее.
Взмах, утренний воздух расслаивается и дрожит под лезвием, прошедшим по дуге со свистом – и этот звук чище, прекраснее, слаще всего, что может проникнуть в уши в течение жизни. Юмичика на секунду замер, восторженно глядя на катану, поворачивая ее и так и эдак, и от переливов зеленоватых рассветных лучей дыхание встало поперек горла.
- Какой же ты красивый… - прошептал Аясегава, ловя отражение света с поверхности клинка широко раскрытыми глазами.
- Слава богам. Я думал, я буду ждать этих слов лет пятьсот.
Наверняка на заднице должен был остаться синяк с тыкву величиной – от такого удара о землю. Юмичика таки не смог удержаться на ногах и с размаху хряснулся наземь, держа меч в вытянутой руке.
- К-к-то здесь? – проблеял он.
В ответ он услышал явно скорбный вздох, а за ним снова голос – приятный, низковатый мужской голос будто бы из собственной головы.
- И ЭТО – тот, которого я выбрал. Где были мои глаза? Вероятно, я погорячился, и не стоило так западать на мордашку. Хотя, надо признаться, лучше тогда я не нашел.
- Ты кто? – Юмичика быстро-быстро хлопал глазами, так, что ресницы метались как стрекозиные крылья.
- А так я тебе и сказал. Будь уверен, когда ты это услышишь, ты уже будешь совсем другим.
Аясегава шумно сглотнул слюну, еще раз огляделся и вновь устремил взгляд на клинок.
- Так ты мой занпакто?
- Потрясающе, - несколько сварливо отозвался голос. – Неужели самая бурная реакция, которую ты можешь мне показать в ответ на наш первый разговор – это паданье на задницу? А где ахи? Где всплескивания руками? Слезы умиления наконец? Юмичика, я заговорил с тобой первый раз! Ты даже не можешь утрудиться и оказать мне надлежащий прием?
- Ээээ… Мм… Ну, ух тыыыыы! – Юмичика развел руками – точнее одной рукой, свободной. – Так хорошо?
- Знал бы – так и молчал.
- А почему ты… сейчас-то заговорил?
- Я наверное слишком добр, - недовольное фырканье и непонятное шуршание. – Ты себя хорошо вел в последнее время, вот я и решился. И с каждой секундой все сильнее жалею об…
- Правда? Спасибо тебе, - Аясегава улыбнулся и снова хлопнул ресницами. В голове приглушенно кашлянули.
- Хм… и можешь не делать такое лицо, я все равно тебе ничего не скажу.
- Я ничего такого не делаю… А почему ты раньше не говорил?
- Потому что возле тебя все время кто-то был. А я, в отличие от тебя, не такой социальный тип.
- Не кто-то, а Иккаку… Он тебе не нравится?
- Мальчик мой, спросил бы ты лучше, кто мне вообще нравится. Мне и ты, честно говоря, не всегда сильно нравишься. Разве что когда спишь – тогда довольно милый.
- У тебя интересное чувство юмора.
- Не без этого. Но без чувства юмора находиться рядом с тобой двадцать четыре часа в сутки было бы сплошным стрессом.
Аясегава хихикнул, хотя каким-то шестым чувством улавливал, что меч над ним откровенно глумится. Впрочем, это было бы обидно, если бы не было правдой. Иккаку, бывало, говорил ему практически то же самое, только не так витиевато.
- Вся твоя беда в том, что у тебя заниженная самооценка, - продолжил голос, явно севший на своего любимого конька – по крайней мере, самодовольства в интонациях ему было не занимать.
- У меня заниженная самооценка? – искренне возмутился Юмичика. – Ну знаешь, с чем угодно готов согласиться, но не с этим. У меня просто настроение меняется… часто.
- Можешь не рассказывать. Я в твоих настроениях живу, черт возьми. А вот если бы у тебя была нормальная самооценка, ты бы мелким бесом не рассыпался перед кем ни попадя. В частности, этот вот мухомор полосатый тебе бы нервы не мотал.
- Ктооо? – Аясегава снова залился смехом, смутно догадываясь, о ком идет речь.
- Кто-кто… Сам знаешь кто.
- Да ну… он не такой плохой на самом деле, - отсмеявшись, сказал Юмичика, успев слегка удивиться самому себе. – Вот спас меня…
- Ну поцелуй его за это куда-нибудь в мягкое.
- Найдешь, где у него мягкое – поцелую.
- Я думаю, ты и сам найдешь. Если захочешь. Ну ладно, заболтался я тут с тобой…
- Постой… Ну, ты ведь не насовсем замолчишь, да? Я еще услышу тебя?
- Если будешь хорошо себя вести, - фыркнул голос и пропал, будто поставил толстую заслонку между собой и Юмичикой.
А Аясегава, еще минуты две сидя на земле с катаной в руке, наконец осознал, что же только вот произошло.
Его занпакто заговорил с ним.
И о чем же они поговорили?
- Ааааа!!! – простонал на весь плац Аясегава, хватаясь за голову одной рукой. – Быть того не может! Я придурок!
В самом деле… Побеседовали называется – первый исторический диалог с духом меча, и на пожалуйста, обсудили мужиков. Пожалуй, еще стоило бы поговорить о шмотках. Хотя, какие тут ему шмотки, в этой военщине – последнюю радость и ту отобрали…

Юмичике казалось, что он ждал окончания банных процедур целую вечность. Сам-то он сбегал в баню еще перед рассветом, ибо социальный тип социальным типом, а мыться было все же приятнее одному, пусть и не слишком уж нагретой водой. Так что теперь он нервно рассиживался возле бани и ждал друга. Руки при этом сами без конца теребили и поглаживали рукоять занпакто, словно он надеялся услышать хоть какое-нибудь слово – пусть даже ругательство.
Однако, меч упорно молчал, предоставляя ему возможность всласть помучиться и посомневаться – а уж не привиделось ли, не приснилось…
Нет. Не приснилось. В любом случае, выражение «мухомор полосатый» даже остроязыкому Аясегаве никогда в голову не приходило и прийти не могло.
- Иккаку, - набросился он на друга, выходящего из бани без косоде с полотенцем на плечах. После помывки он любил походить полуголым, проветривая распаренное тело.
- Чего, чего ты скачешь? – удивился Мадараме, поймав подлетевшего друга за плечи и придавая ему более устойчивое положение. – Болит что ли чего-нибудь опять?
- Пойдем, пойдем-пойдем, я скажу тебе кое-что! Пойдеееем! – Юмичика не мог вцепиться другу в косоде, потому просто обхватил его за голый торс и поволок куда-то на задворки бани.
- Я уже боюсь, - хохотнул Иккаку, послушно следуя за ним. И когда они наконец остались вдвоем, присел на перевернутую старую кадку и достал курево. – Ну? Что за новости?
- Друг! – Аясегава сел на корточки, сцапал одну его руку и сунулся прямо ему в лицо. – Он заговорил со мной!
- Ну еп твою мать, друг, это так прекрасно. Ты стал совсем взрослым! И кто же этот счастливец? Из нашего отряда или из другого?
- Ты дурак что ли? Меч говорю! Занпакто со мной заговорил! Аа… а ты что подумал?
- Я простой деревенский парень, бугага, что подумал, то и подумал. Неважно. Бля, слышь, Юмичика, так это звездато! Когда?
- Утром, вот сегодня! Я еле дождался пока ты проснешься. Представляешь?
- Ну ваще зашибись, круто, - Мадараме положил свободную руку ему на макушку. – Я рад за тебя до усрачки.
- Вообще, я сам не могу. Вот еще когда твой заговорит, ты представь, какие мы будем крутые, а?
- Так это… мой-то уж давно заговорил… Уж как неделю с лихуями назад… Я уже почти скоро его домучаю до имени…
- Что? – Юмичика отпрянул. – И ты мне не сказал?
- Да вот сам че-то думаю – я все это время думал, что сказал… Аааа, нет, извини дружище, я Ибе сказал… Блин, фигня какая, совсем я в маразм впал.
- Мне обидеться что ли? – задумчиво проговорил Аясегава, сделав неимоверно постное лицо. В самом деле, какое-то гаденькое чувство закололо внутри, и ему показалось – точно, всего лишь показалось – что кто-то едва слышно хихикнул прямо у него в голове.
- Да иди ты, я ж извинился. Ну запарился я, забегался. Не дуйся, лопнешь.
- Ладно, ладно… И… слушай, а о чем вы первый раз говорили с ним? – Юмичика снова придвинулся ближе и оперся локтями о колени приятеля, испытующе глядя ему в лицо.
- Мы? – Иккаку вперил задумчивый взгляд в горизонт, пожевывая свою самокрутку. – Э… о чем… о носках.
- О чеееем?
- О носках. Он сказал мне, что я правильно делаю, что носки не ношу. Говорит, так ноги проветриваются хорошо, и полезно там для точек каких-то… Ну в общем вот.
- о боже… - Аясегава звонко рассмеялся. – Как хорошо… Не я один такой.
- В смысле?
- Ну ты знаешь, я же раньше как-то думал, что это должен быть особенный момент – обрыв, знаешь, молнии сверкают, ветер дует везде… Такой чистый и незамутненный пафос. И вы беседуете о чести, о силе, о предназначении… Знаешь, даже полегчало. Но только вот… давай больше так не делать.
- Как? – Мадараме зарылся ладонью ему под волосы, рассеянно поглаживая заднюю сторону шеи.
- Ну, вот так. Давай всегда говорить все про все, что у нас случилось.
- Да без вопросов. Ты меня извиняй, мой косяк – запрыгался я совсем. Мне б ведь только узнать, как его зовут… ухх, и зажили бы. Шикай – это ж… это ж я монстрил буду как муку распылять! Я тебе сразу скажу, когда получится.
- Знаешь, за что я тебя прям вот люблю? – усмехнулся Юмичика, положив голову ему на колени и глядя куда-то в сторону. – Ты сейчас не сказал «если получится» - ты сказал «когда получится». Я люблю твою уверенность. И правильно мой сказал, все мои беды – от заниженной самооценки. Я-то ведь совсем-совсем ни в чем не уверен…
- Иккаку, - услышали они негромкий знакомый голос от угла и одновременно повернули головы в ту сторону.
Капитан взирал на них спокойно и по обыкновению хмуро.
- Тайчо! – оба вскочили, однако не вытянулись по струнке – в последнее время Кенпачи, кажется, вовсе не обращал на такие мелочи внимания.
- Я тебя искать должен, вынюхивать по всему бля отряду? Достали, - буркнул Зараки, впрочем не злобно – даже лениво. – Ладно. Иди давай, собирайся. Командировка в генсей.
- Тайчо… - только и сказал Иккаку, не сдержав улыбки.
- Ага, я. Давай, дуй. Портал через полчаса откроют. Инструктаж послушаешь, это уже не ко мне.
- Тайчо, а я? – Юмичика выступил вперед. – Разве я не пойду?
- Аясегава, епта, генсей – не танцы чтоб там за ручку ходить. Ему там дело делать надо будет, а не тебя нянчить. Ой-ёй, ну заплачь мне еще тут, - гнусно ржанул капитан, увидев, как он поджал губы. – Ты бля боец или жена ему? Смотреть на вас тошно, сюсюкалы сраные.
- Тайчо, хорош изгаляться, - вдруг хмуро сказал Иккаку, глядя на него исподлобья. – Что вы правда его цепляете без конца? Уж даже мне за вас стыдно.
- Иккаку, давай я сам разберусь, а? – вспыхнул Юмичика. – Еще ты тут не впрягался!
- А тут не одного тебя касается.
- Прекратить цирк! – рявкнул Зараки. – Ты, Иккаку, какого хера еще здесь? Я сказал успеть собраться - чтоб через секунду тебя уже тут не видал.
-Так точно, тайчо. Но я сказал – уже не смешно. Ну пока, друг, жди тогда. Вернусь – поболтаем, - Мадараме снялся с места и ушел.
- Аясегава, - Кенпачи повернулся к оставшемуся.
- Да, тайчо, - Юмичика проследил взглядом слегка сутулую удаляющуюся спину друга.
- Меня сегодня не будет. Тут херня творится, нас сгоняют на сегодня…
- Это по поводу происшествия с капитанами? – Аясегава не понимал, зачем делать из этого случая такую конспирацию, если слухи об этом ходили по всему Готею с оглушительным топаньем.
- Рот закрой. Я знаю, конечно, что это охуительный секрет который каждая мелочь уже обтрепала, но хоть не пались так.. Короче, Ячиру где-то с бабами гуляет, вишь подружек завела тут себе, так что ее нету. А Ибе скажи, что он за старшего. Ну и не балуйте мне тут.
- Так точно тайчо, - Юмичика кивнул, ожидая, что капитан по обыкновению развернется, взметнет полами хаори пыль и удалится. Однако, тот все еще стоял на месте, неторопливо скользя по нему взглядом. После томительной минуты молчания рядовой решился подать голос. – Тайчо? Еще указания будут?
- Заживает? – Кенпачи дернул подбородком, обозначая предметы своего вопроса – то бишь руку и ногу Аясегавы.
- Практически зажило, спасибо. Уже тренируюсь как всегда.
- Дело, - одобрительно кивнул Зараки. – Сильней тренируйся – много просидел.
- Рад стараться, тайчо.
- Не лупят тебя больше? – капитан почему-то все не торопился уходить.
- Никак нет, в отряде прекрасные взаимоотношения, любовь, дружба, понимание, равенство и братство.
- Трепло, - усмехнулся вдруг Кенпачи и неожиданно, протянув руку, пропустил через два пальца прядь Юмичикиных волос, при этом костяшка большого пальца едва уловимо проехалась по щеке. – Рот я говорю закрой, не беси меня. Работай. Жалко будет такого шута горохового терять – над кем же я еще ржать-то так буду. Закрой говорю, муха залетит.
Кончики длинных пальцев несильно нажали на подбородок Аясегавы, со стуком подняв ему чуть отвисшую нижнюю челюсть. Рядовой ошеломленно молчал и хлопал ресницами, покуда силуэт посмеивающегося Зараки не исчез за углом бани.
Прикоснувшись прохладной ладонью к своей горячей щеке, Юмичика долго смотрел куда-то в землю. Пока наконец не встрепенулся и, отчего-то раздраженно передернув плечами, не отправился к казармам.

Не нужно было обладать даром предвидения, чтобы предсказать, как именно рядовые используют свободное время, появившееся у них ввиду отсутствия капитана аж чуть ли не на целый день, точнее полдня и ночь.
Торжественно вскрывались все заначки, выкапывались схроны, с гиканьем и улюлюканьем выносились из кухни миски с остатками еды для закуски.
А Юмичика уже скучал по другу и потому не испытывал особенного энтузиазма. Пьянка в казарме, где не было Иккаку, казалась ему абсолютно лишенным смысла действом – он даже втайне сердился на глупых рядовых, которые совсем-совсем не скучают по нему. Хотя, конечно, с какой бы стати эта толпа головорезов взялась скучать по Мадараме, он так и не придумал, но все равно сердился. На себя и на Зараки. И вообще на весь белый свет.
Сидя на крыше кухни, он провожал взглядом мечущихся туда-обратно возбужденно галдящих солдат, вычищающих котлы чуть не до блеска. Кто-то, трусцой перебегая из столовой в казарму, вдруг остановился, поднял голову и крикнул, махнув рукой.
- Юмичика! Айда бухать, чего торчишь как флюгер?
- Я попозже приду! – откликнулся он, поднимая руку в ответ.
- Гляди, ничего не останется! Иль тебе припрятать?
- Не надо, я найду, - он незаметно пощупал полуторалитровую бутылочку за пазухой – вот ведь, с утра раздобыл всеми правдами и неправдами, хотел пробуждение занпакто с Иккаку отметить – и вот на тебе… ночью что ли одному напиться… Или припрятать до возвращения…
- Ну гляди, - боец опустил голову и потрусил дальше. И тут позади Аясегавы раздался шорох.
- Тихо-тихо, Юми-кун, не убивай меня, - со смехом произнес пришелец, взбираясь на крышу. – Отличная реакция.
Резко обернувшийся Юмичика смутился и убрал руку с рукояти катаны.
- Такео… Ну, предупреждать все же нужно.
- Извини, не думал, что ты такой пугливый. Хотя, Руконгай… Ладно, чего не идешь?
Аясегава молча смотрел на визитера, и в его загроможденной отчетами голове одна за другой всплывали строчки из личного дела.
Оониши Такео, бывший третий отряд, личное дело пестрит взысканиями, выговорами и рекомендациями одна страшнее другой, переведен в одиннадцатый отряд как неуравновешенный элемент, не подлежащий исправлению.
Забавный парень – зубастый и лохматый, как животное, в ушах блестящие серьги в виде странных острых загогулин… Не то чтоб красивый – но хотя бы не страшный. Только какой-то странно хищный – вроде бы звероватый, но словно тщательно вычищающий и полирующий собственную хищность, так что в конце концов доводящий ее до ненатурального блеска. В общем, хлыщ. Но кто его знает, может это у него свой такой способ выделиться.
За Юмичикой Такео ухлестывал едва ли не с первых дней своего появления в отряде, что в принципе ни для кого не было новостью. За ним многие ухлестывали. Точнее, волочились – но скорее рефлекторно, нежели из-за искреннего желания. С женщинами на службе были проблемы, и кое-чьи тоненькие телеса, густые волосы и длинные ресницы имели свойство подтачивать моральную устойчивость в отряде. Если бы не его показательные успехи в додзе, кто его знает, как бы ему сейчас тут жилось.
А так только ленивый не пробовал увиваться за ним в лучших традициях сельской романтики – но слава богу ухажеры отслаивались после первого же посыла в болото лягушек надувать.
Были, конечно, и нормальные ребята – из тех, кто в самом деле не мечтал и не мечтает трахать своих товарищей по отряду. С такими хотя бы пить можно было без опаски, и только они и не позволяли общей картине стать окончательно удручающей.
Собственно, Такео и тут выделился из общей массы тем, что продолжал свои заигрывания с завидным и совершенно непрошибаемым в отношении отказов пофигизмом.
- Ты дуешься на кого что ли, Юми-кун? Чего молчишь?
- А? Я? Нет, я задумался.
- О чем же?
- О тебе, - ляпнул Аясегава, не успев подумать о том, что правильно понять эту фразу в данный момент было практически невозможно.
- Боги свидетели, я не умер сейчас от счастья, хотя должен был, - Такео широко ухмыльнулся и подвинулся ближе, сунувшись ему чуть ли не в самое лицо.
- Да я не в том смысле, - Аясегава рефлекторно отодвинулся. – Я вспоминал твое личное дело. В конце концов, теперь я его веду… У меня это машинально.
- Да, да, добрая феечка, - парень хмыкнул и потянулся, чтобы коснуться его волос. Юмичике пришлось уворачиваться второй раз. Такео несколько удивился, что выдали взметнувшиеся брови, однако вроде бы остался невозмутим. – Так ты на пьянку не идешь?
- Не иду, - тряхнул головой Юмичика.
- Тогда я тоже не пойду, - решительно заявил Такео и уселся поудобнее.
Аясегава растерялся.
Как он убеждался с каждым разом, Руконгай научил его многому. Кроме того, что здесь считалось в порядке вещей.
Он знал, как вести себя, когда грязно пристают, что делать, когда «снимают», когда пытаются изнасиловать… Собственно, для всех случаев подходит один и тот же прием – меч в брюхо.
Но как действовать, когда тебя клеят - вот этого, как говорится, не проходили. И вроде бы не нагло, даже по морде дать не за что.
А Такео, напротив, по всей видимости был мастером своего дела, и через двадцать минут они уже неведомым образом покинули территорию отряда и не спеша гуляли по запутанным улочкам. Юмичика болтал – о чем, сам не слышал, но звук собственного голоса его отвлекал, и мысли носились в каких-то совершенно непонятных областях. Хотя, вполне возможно, ему не стоило так расслабляться. По крайней, в обществе этого парня с серьгами.

- Юми-кун… - горячо шепнули в губы. – Юмичика…
Это было занятно – более чем. Сколько ни привыкай, никогда не отменишь, не упустишь этого ощущения поцелуя с новым человеком, когда нервишки так и поигрывают, тело не расслабляется ни на секунду – ждет подвоха. Чужие прикосновения ощущаются странно, ведь, привыкнув к одному человеку, постоянно ждешь его – а тебя трогают совсем по-иному и совсем в других местах. И целуют не так, и дышат, и это ощущение новизны выигрывает время для противника – каждое следующее мгновение представляет интерес, и так сложно остановиться – настолько сложно, что хочется рискнуть.
- Послушай, - Аясегава с усилием выпутался из поцелуя и попробовал отпихнуть парня от себя, стискивая его предплечья. – Нет…
- Нет? – Такео, по всей видимости, сдаваться еще не собирался – одна рука так и собралась ночевать у Юмичики под косоде. Второй он погладил строптивого юношу по шее, медленно спустил ладонь по груди, животу, сминая ткань одежды, и наконец добрался до низа живота. - Да ладно тебе, нет…
- Пожалуйста, не трогай… Такео… Рядовой Оониши, я кому сказал! – разнервничался Аясегава, когда пальцы игранули между ног как-то особенно нагло и виртуозно. Однако, вывернуться было некуда, позади стена, и освобождение можно было осуществить только двумя путями – либо убедить отойти, либо сделать больно. О чем, собственно, он и не замедлил предупредить.
- Ну почему? – Такео, кажется, был в самом деле искренне изумлен. – Я не хорош?
- Я… понимаешь…
- Аааа… Мадараме не велит. Так?
- Да причем тут… - метался Юмичика, в самом деле теряясь в словах. – Иккаку друг, ему все равно…
- Тогда что? Я действительно не хорош? Тогда зачем ты дал себя целовать?
- Ну… не так же быстро все! Поцеловались и сразу давай… не знаю как там у вас в академиях, - не удержался от чисто капитанской шпильки Аясегава. – А я так не привык.
- А у вас в Руконгаях значит принято было год за ручку ходить и цветы нюхать? – насмешливо фыркнул Оониши, так пока и не удосужившись отцепиться от его талии.
-У нас в Руконгаях за это яйца отрывали и в глаза вставляли, - холодно пояснил Юмичика. – Смекаешь?
- Ясно… Понял… был неправ! – Такео вдруг послушно отступил, поднимая руки.- Если я тебя обидел, Юми-кун, я немедленно сброшусь с холма Сокиоку.
- Без фанатизма пожалуйста, - слегка обескураженный Аясегава поправил одежду и нервно пригладил волосы, хотя в этом не было особенной необходимости. – Пойдем… выпьем. А то без нас все выпьют. И так прогуляли достаточно, скоро уже темнеть начнет.
Они отправились обратно на территорию, где их уже ожидал весьма приятный сюрприз – из казармы, в которой собственно проходила пьянка, доносились отчетливые вопли, грохот и прочие звуки, означавшие, что внутри сейчас явно не праздник родительской заботы.
Ворвавшись внутрь, Юмичика чуть не вылетел обратно на волне угара – на протяжении нескольких часов масса потных мужских тел не только пила, но и дымила напропалую, так что дышать в казарме было не то что нечем – в воздухе можно было повесить ножны, и как только массы спертого дыма и чада не выдавили окна.
И в этом непроглядном аду рядовые умудрились затеять свалку – то и дело мелькали кулаки, пятки, оскаленные морды и разверстые пасти.
Из-за чего тут пух и перья летели, не представлялось возможным узнать, но становилось ясно – не растащишь клубок, от казармы одни копытца останутся. А бедняга Иба тут за старшего. Кстати, где он?
- Прекратить базар! – орал не своим голосом Юмичика, подхватив первый попавшийся тюк вещей и швыряя в гущу галдящих рядовых. Тюк зажевало стремительно и бесследно. – Долбодятлы! Заткнуться!
- Юми-кун, ты умом ковырнулся? Разорвут! – Такео рванул его за плечо, однако Аясегава хлестко ударил его по костяшкам.
- А ты не меньжуй! Лучше помоги!
Оглядевшись, он попытался найти хоть один достаточно тяжелый предмет, который можно было бы запустить в дерущихся, однако ничего похожего не наблюдалось. Ну не катаной же их полосовать в самом деле. И где этот чертов Иба?
- Тетсууу! Тетсу, где ты? Тетсу… Бля… - Юмичика вздохнул и покусал губу, словно о чем-то размышляя. А потом, решившись, запустил руку за пазуху, вынул оттуда ту самую бутылку саке.
Сделав довольно ощутимый глоток, Аясегава помедлил и изо всех сил шваркнул бутылку о пол.

- Аясегава? – Кенпачи был слегка озадачен, когда увидел фигурку рядового на воротах отряда. Был где-то пятый час утра, и что в такое время Юмичика мог делать в столь странном месте, было совершенно неясно.
- Доброе утро, тайчо. Все уже закончилось?
- Аэээ… Ну типа того. А ты чего в казарму не идешь?
- Неее… Мне туда нельзя сейчас, - несколько загадочно усмехнулся Юмичика, поглаживая голое плечо – на косоде почему-то отсутствовал левый рукав. – По крайней мере до того как… А, ладно.
Зараки поразмыслил немного - и вдруг всего в пару прыжков взобрался на ворота, усевшись рядом, как огромный воробей на ветку.
- Аясегава.
- Да, тайчо?
- Я плохой капитан?
Юмичика воззрился на Кенпачи с мгновенно возросшим удивлением – и интересом.
- С чего вы взяли?
- Я тебя спросил. Да или нет?
- Мы сейчас говорим как капитан и рядовой, или просто?
- И так, и так. Ты знаешь, почему я тебя спрашиваю.
- Вы меня переоцениваете.
- Иди в сраку. Ну, Аясегава, ты же всегда сначала правду пизданешь, а потом уже думаешь что тебе за это будет. Я тебе обычно за это шею хочу свернуть, но это хорошо.
- Ладно, тайчо. То есть правду?
- Именно.
- Как капитан вы прекрасны и непревзойденны, а вот как личность – редкостный невиданный козел. Но на ваш вопрос я ответил честно.
- Мда? – Кенпачи задумчиво запалил свою трубочку и выпустил длинную струю дыма. – Ты, Аясегава, тоже тот еще ублюдок.
- А как солдат?
- А я не знаю. Вот Иккаку – солдат. А ты какашка.
- Вы так говорите, словно это плохо.
- Ты меня бесишь.
- Вы меня тоже.
Они немного помолчали. Зараки пускал дым в воздух, а Юмичика просто смотрел на звезды, вдруг отметив, что здесь они такие же большие, как и в Руконгае – протяни руку и возьми. Просто смотреть надо чаще.
- Аясегава.
- Да?
- Ты меня не боишься?
- Нет.
- А почему?
- Да вы не страшный.
- И не ненавидишь?
- Не ненавижу.
- Почему?
- Потому что вы милый.
Кенпачи досадливо крякнул, почесывая затылок
- Я вот иногда думаю – ты злой или тупой?
- Возможно, и то и другое. Зато я красивый.
- Мда. Я раньше думал, что я должен побазарить с тобой десять минут, чтобы захотеть тебя убить. Я ошибся.
- В каком смысле?
- Пять минут. И я уже готов тебе ухи оторвать.
- Похоже наши отношения выходят на новый уровень, тайчо. Кстати, тогда почему вы все еще здесь?
- Не знаю. А ты еще повыгоняй меня, чувырла.
- Нет, что вы… Мне просто интересно.
- Заткнись.
- Слушаюсь.
Они больше не сказали друг другу ни слова – и через полчаса Зараки молча покинул «насест». Юмичика же так и погряз в размышлениях, где ему теперь взять рукав. Когда он убегал от толпы разъяренных рядовых, его кто-то все же успел схватить за косоде, и в выборе между спасением жизни и спасением формы пришлось таки пожертвовать куском ткани. Впрочем, свою миссию он выполнил – драку прекратил. А когда они протрезвеют, то глядишь и простят его за разбитые пол-литра.

Было очень наивно предполагать, что ему дадут самозабвенно предаваться скучанию по другу всю эту неделю. Стоило Юмичике где-нибудь устроиться в поэтической позе и собраться посвятить время светлой печали, как возле него непременно нарисовывался Такео, причем в последнее время исключительно со сладостями. Где только брал – в одиннадцатом всяческие «ништяки» водились исключительно возле Кусаджиши-фукутайчо. Юмичика, правда, стеснялся сказать, что сладостям предпочитает скорее соленые анчоусы, но ухаживания так или иначе были приятны. Хоть и приходилось кое-чем жертвовать… Но в простеньких ласках, в сущности, не было ничего криминального, а что-то большее за конфеты он еще продавать не намеревался. Поцелуи в его голое плечо пока еще были самым откровенным действом между ними. А до чего дойдет потом – ну так это будет потом… Так далеко заглядывать незачем, если хочешь сохранить легкое отношение к жизни.
Если бы он знал, что произойдет через несколько дней, он бы предпочел дать этому бедняге без всяких конфет во всех возможных позах хоть на крыше, хоть посреди плаца. Если бы это хоть что-нибудь могло исправить.

- Значит так, - капитан шел к воротам быстро и размашисто, подхлестывая полами хаори пухлые облака пыли, вздымающиеся из-под ног. – Иба, расскажи всем, кто не в курсе.
- В Руконгае засекли подготовку к мятежу. В шестьдесят четвертом районе волнения, похоже на то, что собираются идти в первую десятку, а потом и к воротам. Не факт, что сегодня, но кое-что подсказывает.
- Интересно, почему шестьдесят четвертый? Почему не из семидесятых? – Оониши, шествующий рядом с Юмичикой, залихватски перебросил самокрутку из одного уголка губ в другой. – Не пойму.
- Ты не жил в Руконгае, Такео, - Аясегава шел, скрестив руки на груди и задумчиво улыбаясь. - Потому и не понимаешь. В последних районах жизнь настолько… другая, что там уже давно не думают о первой десятке. Там выживают за счет друг друга. К тому же не строят лишних иллюзий. Хоть шинигами для здешних ребят – всего лишь несмешная байка, они прекрасно понимают, что любая попытка провалится. Там своя мудрость, но она присутствует. А шестидесятые районы – уже другое. Там еще надеются на что-то. Они недостаточно хорошо живут, чтобы быть нормальными, но и недостаточно плохо чтобы избавиться от глупой жадности.
Зараки не выдержал и ухмыльнулся, обернувшись к нему.
- Во, слухайте, салаги. Аясегава, мож тя в академии сдать, будешь там молодняку про Руконгай задвигать.
- Спасибо, тайчо, - Юмичика хмыкнул и повел плечом. – Но я бы не пошел. Я плохой оратор.
- Рот закрой… оратор. Значит так, Иба, ты с северной стороны стоишь, Оониши, ты южнее – там и вот там, на юго-восток не меньше пятидесяти человек поставь, чтоб плотнее. Ясно все?
- А вы куда, тайчо? – Такео словно бы невзначай притерся к Юмичике поближе, задевая запястьем его поясницу. Тот едва заметно оттолкнул его бедром.
- Я куда надо, не ваше дело. Вы стройте пока своих. Аясегава, иди-ка сюда, - Кенпачи двинулся вперед и смел Юмичику с места как сухую травинку, остановившись только тогда, когда весь отряд остался в стороне. Там он взял его за плечи и заговорил, склонившись к самому уху.
- Слухай внимательно, чтоб я два раза не повторял.
Юмичика кивнул, ощущая затылком голос и дыхание капитана, взгляд его бесцельно уперся в белую стену.
- Мятеж – брехня. Не было никакого заговора. Но этому придурку не говори.
- Но тайчо…
- В этом районе вырезали почти весь патруль. Сняли часовых, закололи как коров. Как они это делают, пес его знает, но пятнадцать рыл из третьего уже в земле лежат. Вот нас и послали.
- Почему не говорить?
- Потому что ребята простые – им скажешь, они пересрут и весь район повырежут даже если им кто фигу покажет. А если мы смотреть будем, словим прям за руку.
- Нас подставляют, тайчо? Дождетесь, пока кого-то снимут?
- Заткнись. Сказано сделать так, с претензиями к деду иди. К тому же, я тебе сказал, мы рядышком, чуть какая тревога – всех заластаем.
- А зачем мне говорите?
- Затем. Ты меня понял – не трепись. Этот вот – дурак, так что ему ни слова. Все, чеши. Ну?
- И рад бы. Вы меня держите, тайчо, - Юмичика слегка передернул плечами, на которых лежали огромные ладони. Кенпачи тут же одернул руки, словно держался за раскаленное железо.
- И если спросит – я тебе мораль читал.
- Какую еще мораль?
- Какую-нибудь, сам придумай. Например, чтоб ты себя за жопу хоть на задании не давал хватать. Все, иди.

- Такео, почему ты не на посту? – Аясегава был не то что зол – скорее, эмоционально вымотан постоянным нервным напряжением. Зараки был прав – зная об истинном положении вещей, он не способен был успокоиться, и на каждом углу чудились неимоверные ужастики, от неведомо каких умелых шиноби до монстров с умением убивать одним взглядом.
- Да Юми-кун, ну такая тишина кругом… По-моему, только страху нагнали. Никакого мятежа по-моему, вон все сидят тише мышей. Обыкновенный патруль трубим, чего только было так стращать всех…
- Извини, Такео, но ты дурак, - Аясегава привалился спиной к стене, потирая ладонью напряженную шею. – Самое худшее, что может происходить в таких вот районах – это тишина. Обычно здесь круглые сутки гудят. И сейчас, если ты ничего не слышишь, это еще не значит, что ничего не происходит. Иди на пост.
- Брось, Юми… Я попросил там присмотреть. Ну не могу я без тебя и час просидеть, вот что ты со мной делаешь, - ухмыльнулся Такео, но стило ему сделать шаг вперед, как Юмичика вдруг наполовину вытащил катану из ножен.
- Не подходи.
- Юмичика?
- Я сказал – не подходи ко мне. Хочешь торчать здесь – я могу пойти на твой пост, - Аясегава как мог пытался унять дрожь в коленях. Ему не верилось, что Оониши в самом деле такой дебил, и в голову закралась паническая мысль – а почему бы и не так, действительно? Был же Холлоу с парализатором – а почему не может быть монстра, умеющего контролировать разум, или там превращаться в кого угодно.
А от кого даже хорошие шинигами не ждут подвоха? От своих.
- Юми-кун, ты такой трусишка, - рассмеялся Такео, но больше приблизиться не пытался. – Ты может думаешь, что я и мятеж организовал?
- А вот сейчас проткну тебя, и узнаем… Я сказал, иди на пост! Ты командир, где твои мозги?
- Ладно, ладно, завтра поговорим, когда успокоишься. Не бойся только так. Пока, занудка моя прекрасная.
Оониши пожал плечами и отправился прочь. Однако Юмичика, выждав пока он достаточно удалится, тихонько снялся с места и пошел за ним – в затуманенном страхом и недоверием мозгу однако созрел вполне рациональный замысел последить за командиром и проводить его до поста с целью хотя бы убедиться, что это не монстр.
В общем-то, Такео не выказывал пока никаких признаков собственного инородного происхождения. Своей обычной уверенной, довольно быдловатой походкой он топал по узким проулкам, насвистывая какой-то совершенно немелодичный мотивчик, и Аясегава уж было собрался плюнуть на свои партизанские замашки и отправиться восвояси, если бы в этот момент из-за угла не вырулила небольшая женская фигурка в пестром кимоно и не преградила «командиру» путь. Оониши остановился – о чем они с дамочкой беседовали, слышно не было, однако любой тертый руконгаец даже с такого расстояния и ночью смог бы распознать в девице проститутку, взглянув на нее не более одного раза.
Женщина явно обратилась к патрульному именно по профессиональному вопросу – ее маленькая ручка уже белела на его плече, ярко намазанные губы порхали возле уха юноши, сплетая – Юмичика знал не понаслышке – весьма заманчивые речи с обещаниями совершенно невиданных удовольствий… И когда Такео, покачав головой, мягко отстранил от себя девушку и пошел дальше, Аясегава вздохнул с облегчением. Чтобы в следующую секунду тихо ахнуть от неожиданности.
Девка сделала пару шагов вслед за Оониши – и вдруг скакнула ему на спину, молниеносно запустив руку себе в прическу, а затем резко прижав ее куда-то в область головы шинигами. Тот даже не вскрикнул – повалился наземь ничком, как мешок. А шлюха, не теряя времени даром, быстро обшарила его косоде, отвязала катану с пояса и скрылась за углом.
Уже потом, спустя много времени, Юмичика все возвращался мысленно к этому происшествию и понимал, насколько он сглупил. Стоило точно так же тихо последовать за женщиной, заластать ее где-нибудь по-тихому и волочь на дознание… Но в тот момент он сделал ужасно неправильную вещь. Совершенно и непоправимо ненужную.
Подлетев к лежащему на земле шинигами, он рывком перевернул его и вздернул вверх за грудки.
- Такео! Такео, козел, я же говорил… Вставай, не придуривайся. Слышишь?
Не выдержав, он изо всех сил наотмашь хлестнул того по лицу. Еще раз. И еще раз. Пока не понял, что Оониши мертв.
В ухе его, помимо серег, блеснуло еще что-то – Юмичика нахмурился, взялся кончиками пальцев за металлический кругляшок, потянул на себя – и вынул из уха сослуживца длинную, сантиметров в пятнадцать стальную шпильку.
Ну вот и оно. Если продолжать тему того, от кого патруль не ожидал опасности – от женщин. Ребята, стоящие здесь до этого, и тот же Такео, ожидали толп разъяренных мужиков с рогатинами, и не боялись поворачиваться спиной к одиноким проституткам. И кто его знает, может и к детям. Очень может быть.
И где же интересно, капитан – который «вот рядышком». Где он смотрит, куда? Сам-то чего ожидает увидеть? Убитых шлюхами шинигами? Профессиональных бойцов со шпилькой в ухе?
Аясегава отпустил наконец косоде мертвеца, поднялся на ноги и, живо вынув из-за пазухи сигналку, со свистом выпустил ее в небо.
И тут перед ним на землю, немного попав и на него, сверху что-то упало. Точнее, шлепнулось. А если еще точнее – пролилось. За долю секунды он оказался облит чем-то густым и теплым, и резковатый цветочный запах то ли к счастью, то ли к сожалению отменял все подозрения о том, что это просто кто-то выплеснул сверху горшок.
Юмичика отступил на шаг от темных брызг на земле, тронул шею и поглядел на ладонь.
Масло.
- Проблемы… - послышалось сверху, и едва он успел взглянуть вверх и увидеть на втором этаже домишка расплывчатые очертания чьей-то головы, в него уже стремительной искоркой прилетел горящий уголек.

- Планы ваши, хуяныыыы! – оглушительный рев сотрясал белоснежные стены в тихий майский полдень. – Продуманцы злоебучие! А с кем драться теперь? С блядями драться? А я говорил!
- Зараки-тайчо, - безуспешно пытался вклиниться в жгучий монолог Сасакибе. – План был, конечно, несовершенен…
- Говно трусливое этот план выдумывало! – орал Кенпачи, почти нежно отодвигая его от себя. – Командир, ты бля че хочешь со мной делай, я после этого по вашим планам хер буду воевать. Я больше своих так не подставлю. Не нравится – выгоняй. Я говорил! Говорил, согнать весь район и допрашивать как следует, а не засады сидеть, насиживать. И почему от них скрывать надо было? Чтоб не спугнули? Чтоб ни за что попередохли?
- Зараки-тайчо, успокойтесь пожалуйста, - попытался остановить его новоиспеченный капитан Айзен, посылая главнокомандующему сочувствующую улыбку – мол, с деревенщины что взять, анализы и те плохие. – Если вы сбавите тон, хуже никому не станет, даже наоборот, ваши доводы обретут большую весомость.
- Я те щас успокоюсь. Я те щас так успокоюсь, ты у меня спокойный будешь в фундамент закатан. У меня троих за ночь закололи и одного всего суродовали, какие в жопе доводы? Если б не сигналка, мы б так и сидели как сраные вороны, ни хера б не заметили.
- Да, вы так снова и не отдали пострадавших солдат в четвертый отряд? – Ямамото медленно прошелся взад вперед, легонько постукивая посохом.
- И не отдам. Скажите спасибо, что так пустил. Я еще раз повторил – больше по-вашему я делать не стану. Если покажется, что план говно, хрен вы меня заставите.
- Однако миссия выполнена, Зараки-тайчо, и выполнена практически безупречно. Сотайчо приказал объявить вам благодарность. - как можно более спокойно постарался произнести лейтенант первого отряда.
- Печку ей топите, благодарностью вашей, - буркнул Кенпачи и, развернувшись, без разрешения пошел прочь с собрания капитанов. Все выжидающе уставились на Ямамото – но тот даже не смотрел в сторону дзюичибантай тайчо.

Иккаку еще издалека заметил силуэт капитана возле главных ворот – и, улыбаясь во весь рот, припустил почти бегом, сгорая от нетерпения.
- Тай-чо! – весело отсалютовал он, поудобнее перехватывая сверток под мышкой. – Отдыхаете?
- Типа того, - Кенпачи отнял ото рта трубку. – Ну что, рядовой Мадараме, как там на грунте, пиздато?
- А то! Ни дня без махача. Уж я не знаю, чего они так лезли, но прям занпакто не остывал. А вы тут как чего, спокойненько все смотрю?
- Спокойненько. Чего это у тебя?
- Это? – Иккаку взял в руки квадратный сверток из шуршащей серой бумаги и пару раз крутанул его. – Эт Юмичике я взял. Он жалится мне без конца, что не цветное все, я вот взял да и припер… зачем – хрен его знает. Носить все равно некуда… а пусть лежит, сошьет себе что-нибудь, - с этими словами он размотал сверток и выудил наружу обыкновенный кусок ткани. Точнее, не совсем обыкновенный – оранжевый огонь полыхнул в полуденном воздухе особенно ярко, и Зараки даже прижмурил один глаз.
- Вон оно че… Ну ясно. Цветное любит?
- Любит, еще как любит. Ну так я пойду уже подарю скорее, соскучился не могу.
- Ты это, погоди, - капитан, к вящему изумлению Мадараме, выглядел несколько растерянным. – Слышь, а можт этава… ну давай я ему передам, а ты пока не ходи?
- Тайчо? – насторожился Иккаку.
- Бля… засада конечно… а ладно, что я тут в общем-то…
- Тайчо, это что еще за херня? Чего у вас тут случилось?
- Пошли, - Зараки устало махнул рукой и поднялся. – И правда, какая разница. Не умею я.
Мадараме не задавал лишних вопросов, пока они шли по территории, и лишь когда миновали почему-то казармы, все-таки не выдержал и выразил свое удивление. Однако Кенпачи по-прежнему молча провел его к маленькому одноэтажному домику, который при прежнем капитане принадлежал ныне беглому лейтенанту, а при новом тайчо за ненадобностью пустовал, и там пропустил его вперед, прислонившись к косяку и вынимая из-за пазухи трубку.
- Туда, тайчо?
- Туда, туда.
Иккаку, уже совсем хмурый и настороженный, осторожно взялся за створку седзи и не спеша отодвинул в сторону, сделав шаг внутрь домика.
Взору его предстала просторная светлая комната, практически совершенно пустая, если не считать свернутого футона возле стены и низенького столика ближе к окну – возле которого боком к ним в позе лотоса восседал человек в одних хакама. Торс его был перемотан бинтами практически полностью, открытой оставались лишь шея и небольшая часть спины.
На коленях человека лежала катана, и мерный вжикающий звук полировального камня только и пронизывал царящую в комнате тишину.
- Юмичика? – неверяще переспросил Мадараме, без труда узнав тонкую фигуру друга, но с сомнением глядя на большой кусок белой шелковой ткани, повязанный у него на голове на манер банданы. Белоснежные складки струились по плечам и спине, и все выглядело так, будто он недавно вымыл голову и замотал тканью мокрую шевелюру.
Аясегава резко обернулся и поменялся в лице.
- Тайчо… - почему-то обратился он к Кенпачи, жалобно выгибая брови.
- Чего я тебе, караул что ли… он бы все равно прошел, - Зараки с преувеличенным старанием набивал трубку.
- Юмичика, ты чего это весь замотанный? – Мадараме бухнулся на пол напротив него. – Вы мне расскажете чего-нибудь?
- Ничего, друг, пустяк – это снимут. Сказали, даже шрамов не останется, - Аясегава улыбнулся и снова вжикнул камнем по катане.
- А было-то что? - Иккаку протянул руку и двумя пальцами провел по забинтованному плечу. А потом взялся за край тряпицы и стянул ее с головы друга.
Юмичика не сопротивлялся – только безучастно смотрел куда-то в угол комнаты. А Мадараме почти не выглядел удивленным – только зрачки сузились, когда увидел торчащие неровными клочками, а кое-где и вовсе отсутствующие до залысин и ранок остатки волос.
- Такая фигня, да?, - не выдержав столь продолжительного молчания, Аясегава неловко потыкал себя пальцем в висок. – Ну, я это частично сам…
- Говенная была операция… - Зараки, так и стоящий, прислонившись спиной к косяку. повертел в руках трубку, словно не зная, что с ней делать.
- Да что вы, тайчо, нормальная операция… Кто же знал, что они после сигналки полрайона спалят. Нервный народ пошел… В конце концов, вы же успели, не так ли?
- Да давай, за каждый раз как я тебя вытаскиваю, по медяку из зарплаты мне гони. Буду толстый и богатый.
- Договорились, тайчо. А за это вы подарите мне пакет… на голову. Дырочки только не забудьте прорезать, чтоб смотреть… - Юмичика улыбнулся и настойчиво потянул ткань из рук Иккаку. Однако, неожиданно встретив сопротивление, закусил нижнюю губу и дернул сильнее. Некоторое время они перетягивали тряпку друг на друга, пока Иккаку с абсолютно каменным лицом не вырвал ее и, скомкав, не отшвырнул в сторону.
- Ну ни фига себе, друг, - выговорил он, положив руку ему прямо на ухо и большим пальцем поглаживая висок.
- Что? – глаза Юмичики беспокойно метнулись по его лицу.
- Ну ни фига себе какой ты красивый. У тебя уши такие охуительные – а я раньше и не видал.
Он медленно огладил рукой висок, переместился к затылку – и за него притянул друга к себе, уткнув его лицом себе в плечо.
- Ушел, еб твою мать… - бормотал он и гладил его одной рукой по макушке, другой по шее. – Оставь вот тебя одного. Недотыкомка…
Вцепившийся другу в косоде Юмичика пару секунд не шевелился – но потом обмяк и обнял, устало привалившись к нему всем телом.
Капитан покосился на них, выпустил особенно густой клуб дыма и вышел наружу, тихо задвинув седзи.
- А я не спрашиваю, как ты поработал, - Юмичика немного повернулся, чтобы высвободить лицо и иметь возможность говорить. – Расскажешь?
- Охрененно. Веселился каждый день, аж балдел, жаль вот тебя только не было. Так бы и на подольше там остался – постоянно всякие хреновины вылезают. Я и не знал, что некоторые из них вроде как разумные – эти самые сильные… Зубы начинают заговаривать. Только мне отчет надо писать… а я уж забыл половину! Надо было там по ходу записывать… Ты погоди, ты лучше скажи – это ж лейтенантская хата, да? Тебе что, ее отдали?
- Не знаю, надолго ли, я здесь лежал когда совсем болел, ну и потом Зараки-тайчо был так любезен, что позволил мне остаться тут и ночевать… Чтобы в общей казарме от моего вида никому кошмары не снились.
- Хватит ерунду молоть.
- Ну вообще-то это он так и сказал, - хихикнул Аясегава.
- Ах вон оно что. Ну Зараки, я не ожидал. Правда не ожидал, что он тобой так проникнется.
- Брось!
- Дурень, включи свое хваленое знание руконгайского менталитета. Мы же ненавидим привязываться – особенно к тому, кто каждую минуту одной ногой в могиле… сволочь ты. Еще раз вот так подставишься на задании, я лично попрошу Зараки поставить тебя в пожизненный наряд на кухню, чертов камикадзе. Что значит ты сам вот это – сам отрезал? Под мясо?
- Даэээ… пришлось, из-за огня – затрещали уже, если б сгорели, тогда все лицо бы… Иккаку, - Юмичика поднял голову и вдруг тронул пояс друга. – Слушай… а ты меня хочешь?
- В смысле? – слегка опешил тот, уставившись на пальцы, медленно-медленно распускающие узел.
- Вот прямо сейчас. Ну, вот такого вот – не хочешь, нет? Я знаю, что я сейчас представляю из себя довольно жуткое зрелище, иии… если что, пойму.
- Чего ты поймешь, дура, - Мадараме, насмешливо улыбаясь, взял его за предплечья и немного отстранил. – Хотеть-то я тебя хочу, только ты ж раненый.
- Я только сверху раненый, и в конце концов мне совсем не больно, только если специально не раздирать все… Вот, ты уже оправдываешься…
- Ну тогда не ной, если я тебя трахну.
- Ну ведь не из жалости же ты это сделаешь? – все еще подозрительно спросил Юмичика, когда рука друга уже вцепилась в пояса хакама.
- Я бесхитростный парень, кореш, если я кого-то не хочу, у меня, извините, и не встанет. Из жалости я как раз с этим подождать хотел, но ты не оставляешь мне выбора, развратник этакий…
- Ты – моя карма. В конце концов, ты единственный, кто может делать это со мной, и при этом до сих пор остаешься в живых. К этому нельзя не прислушаться. Возможно, у тебя в самом деле иммунитет… Так что похоже мне, чтобы не угробить еще больше народу, не стоит менять свои привычки.
- Я бы не сказал, что это так уж плохо звучит, - честно признался Иккаку, отбрасывая свою форму комком в сторону.

А в это время в кои-то веки вошедший в свой кабинет капитан Зараки, разгладив на столе два смятых листа бумаги и закусив от сосредоточенности кончик языка, собственноручно написал и подписал приказы о назначении Мадараме и Аясегавы младшими офицерами одиннадцатого отряда – за отличия в выполнении заданий чрезвычайной важности.

@темы: фанфики

---

С глубоким уважением:

[~>Yumi<~]

Админ здесь, но админ в скафандре, дабы прифигевшие ПЧ не смогли учинить ему расправу. У меня хорошие новости и плохие. Начну с хорошей: нас перевалило за две сотни! Самое интересное, чем дольше я игнорирую сообщество, тем больше людей на него приходит. Полтергей. Новость плохая: я ушёл из фандома, поэтому мне тяжело заставлять себя продвигать это сообщество. Именно из-за этих эгоистичных метаний, я давно не появлялся и не приносил никакой пользы. Знаю, что нехорошо отказываться от детища (которому, к слову, сам был приёмным родителем), но не вижу иного выхода. В связи с этим возникает вопрос:

ЕСТЬ ЛИ ДОБРОВОЛЬЦЫ НА ДОЛЖНОСТИ МОДЕРАТОРОВ?

В качестве нового администратора предлагаю избрать самого активного из нас - Юмичика-тян. Но это, разумеется, только с добровольного согласия. Вижу, что этому человеку судьба сообщества небезразлична. Обещаю помощь на первых порах правления! /У меня сейчас закралось сомнение, а не у этого ли человека я забрал это самое сообщество несколько лет назад? О_О память-то дырявая, вот забавно получится.../

Материться и предлагать свои кандидатуры в камменты

@музыка: отсутствует

@настроение: печалька (с)

@темы: админское

---

Мы никда не умрём 9

[db BananaMilk]

ссылки на предыдущие главы:
1-2-www.diary.ru/~Fujikujaku/p86515055.htm#more1
3-4--www.diary.ru/~Fujikujaku/p86540594.htm#more2
5-6-www.diary.ru/~Fujikujaku/p90947381.htm#more1
7-8-www.diary.ru/~Fujikujaku/p91604096.htm#more2

Название: Мы никогда не умрём
Фандом: Блич
Автор: bubantes
Бета: Last_Optimist
Пейринг: Иккаку/Юмичика, Зараки/Юмичика
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: нецензурная лексика

9 глава

Глава 9

Хлынули звуки и краски неудержимым потоком
И разрушен крайний предел натяжения нервных волокон
Вихри невиданной силы не дают удержаться
Отрывают меня от земли, нарушая закон гравитации

Километры некошеных трав
Разгорается пламя костра
Наполняются мёдом соты, льётся вино через край
И вплетаются нити дорог
В ожерелье бессонных ночей
Лишь затем, чтобы мне однажды уснуть на твоём плече

Прошения о переводе в другие отряды сыпались на стол главнокомандующего как горох. Хмыкая и покрякивая, он отмахивался от растущих на столе пачек, доверяя Сасакибе разбираться с ними самому, а тот только вздыхал, видя на каждом заявлении один и тот же штамп дзюичибантай. Однако, на все попытки дозваться до капитана Зараки, тот только пожимал плечами и фыркал.
- Развели щенков, вот и бегут. Присылайте новых. И не из академиев ваших, у меня двое руконгайских ста ученых стоят. Я все сказал.
Если бы Иккаку и Юмичика слышали это, то вполне возможно загордились бы слегка, но Кенпачи исповедовал один неизменный принцип – в лицо не хвалить. Он мог бросить короткое «нормально» в додзе, или благодушное «не сбавляй», но в остальном поощрений от него было не дождаться. Так что Аясегава считал тот их разговор возле кухни настоящим откровением, которое скорее прибавило ему работы.
Добрый дедушка сотайчо как всегда решил проблему мудро. Отныне в их отряд приплод стекался из двух потоков. Первый не слишком обильно состоял собственно из руконгайского набора, второй же, более частый, из провинившихся бойцов других отрядов. Так что теперь дзюичибантай стал для окружающих то ли синонимом карцера, то ли чуть усложненной моделью самого Руконгая, где вроде бы порядков нет никаких, а вроде они жестче чем где бы то ни было.
Говорили, Кенпачи этим гордился.
Юмичика же не знал, то ли ему радоваться, то ли ужасаться. С одной стороны, проблемы с коллективом постепенно сошли на нет – теперь уже он в этом отряде считался одним из старослужащих, а для тех, кто пытался игнорировать данный факт, хватало одной дружеской встречи в додзе. Хулиганы и руконгайские мордовороты вообще отличались куда большей понятливостью нежели прошлая «элита». Но со всеми этими «прибыл-убыл-заступил-выдали-списали» объем отчетных материалов разрастался до необозримых размеров, и, что самое интересное, великодушный капитан даже и не намеревался выделить ему на них дополнительное время. Беготня, тренировки и наряды чередовались все по той же четкой системе, только теперь лишние полтора часа законного сна уходили на бумагомарание.
Трудность состояла в том, что писать-то Аясегава умел, и даже без ошибок – да вот как-то не приходилось в жизни учиться составлять документы, и в дебрях необходимого казенного официоза он жалобно хромал на обе ноги.
Памятуя наставление не жаловаться, он кроил самую мужественную и героическую физиономию, каждый день исправно шлепая на стол капитану стопку листов произвольного размера. И тот усмехался, косясь на синие круги вокруг глаз рядового, после чего вручал ему еще кипу чистой бумаги со словами «а теперь по обмундированию – отдельно».
- Иккаку, он меня ненавидит, - признавался Аясегава другу в все более уменьшающиеся промежутки между работой, тренировками и сном.
- Не гони, - морщился Мадараме, поглаживая его по голове. – Ты совсем слепой. Он тебе гонку на выживание устроил. Борзый ты потому что, вот и тычет он тебя так и эдак, смотрит где сломаешься.
- Да что же это такое…
- Давай, зажмись, мне чего-то подсказывает, что недолго осталось.
- Очень обнадеживающе звучит!
- Да не это я имел в виду. Скоро он уймется. Ты только правда не ломись.
- Стараюсь…

- Иккаку, что ты делаешь?
- Что я делаю.. не видно ни хера.
- Как точно…
- Заткнись…
- Я те дам заткнись, сейчас встану и уйду.
- Юмичика, ну ептваю, сжалься, в натуре ничего не вижу.
- Ай!
- Тихо ты!
- Это ты тихо!
Пыльная темнота, два шумных дыхания, шорохи и редкие вздохи – хотя чаще матерные. Стояла глухая ночь над отрядом, и только один из дальних складов жил собственной маленькой жизнью двоих рядовых, покинувших казарму во втором часу ночи в поисках простого человеческого счастья…
Внезапно тишину прорезал отчетливый грохот.
- Иккаку, твою маму…
- Да я в ведро вступил, чтоб ему повылазило.
- Вылазь из него!
- Застрял…
- Иккаку, ради бога, ну ты же не членом в ведро влез, прости конечно. Может мы закончим это когда-нибудь? – страдальчески прошептал Юмичика, отфыркиваясь от лезущих в рот тряпок, в ворох которых был вежливо уткнут лицом.
- Ща… Я никак не могу нащупать где там у тебя что…
- Там же где и всегда!
А как все начиналось… Юмичика как раз закончил дописывать отчет по двум новоприбывшим шалопаям из седьмого отряда, куда зачем и как, просушил листки и юркнул под одеяло… и через пять минут почувствовал руки, словно бы невзначай заползшие на его территорию. Бедро, давно не помнившее чужих прикосновений, покрылось мурашками.
Если бы он так хорошо не знал ладони друга на ощупь, то пожалуй уже порубил бы интрудера на роллы. А так только едва слышно вякнул, поднимая голову и оборачиваясь через плечо.
- Иккаку! Это еще что?
- Бля буду, друг… Хочу аж хохочу… Ни разу ведь с самого этого!
- Ты сбесился что ли? Ты видишь где мы?
- Ну пошли куда-нибудь. Юмичикааа… Ну хочешь я за тебя отчет напишу… Утром прикрою чтоб поспал подольше…
- Да иди ты! Устроил торги… Ты ж у нас писать вроде не умеешь, гад такой…
- А ты сам не хочешь? – Мадараме скользнул пальцами к его животу, описывая круги.
- Хочу, - помедлив, признался безнадежно Аясегава. Как факт, в последнее время он уже попривык к хроническому недосыпу и достаточно закалился от усталости, так что жало плоти коварно подкралось к нему из самого темного угла.
Вот и канителились в неимоверных позах на складе в кромешной тьме, среди нагромождений ящиков, тюков, швабр и прочего хлама. Иккаку крепко держал друга за талию, готовясь собственно приступить к основной части, и Юмичика, изнывая отчасти от возбуждения, отчасти от притока крови к склоненной голове, старался не наесться вековой пыли от мешка с какой-то ветошью и отчаянно тосковал по их скрипучей койке в маленькой хижинке, где можно было трахаться до лиловых чертей и засыпать в обнимку до утра.
- Да не верти ж ты задом… - просипел страдальчески Мадараме, пытаясь зафиксировать приятеля на одном месте.
- У меня ноги затекают!
- А у меня вообще нога в ведре! Я говорил на пол пошли…
- Ага, там грязи по колено… Ааааах!
- Попал, - непроизвольно гоготнул Иккаку в наступившей тишине.
- Я сейчас тебя убью…
Быстро, неловко, заглушая стоны, лихорадочно цепляясь друг за друга и за шаткий инвентарь, попытаться хоть немного наверстать то, чего смутно так не хватало все эти безумные несколько месяцев…
Юмичика чувствует себя голодным неистовым голодом, потоки силы так и хлещут, наполняя изнутри и болезненно щекоча нервы.
Надолго не хватает обоих – несутся наперегонки, сдавленно рыча по-животному и по окончанию чуть не разрываясь на куски, потому что нельзя кричать – в ночном безмолвии голоса прозвучат как трубы и перебудят всех до единого. И хороша будет картина…
Юмичика мычит в мешок, уже наплевав и на пыль, и на весьма красочный аромат старья, тухнущего в нем годами. Иккаку приходится несравненно приятнее – он утыкается лицом ему в спину между лопаток, благодарно целуя.
- Чуть не сдох.
- Подними меня, я в этой позе затек! – слабо потребовал Аясегава, слегка отталкиваясь руками от мешка. Друг подхватил его под грудь и выпрямил, потихоньку выходя.
- Ну ты хоть как?
- Вполне. Ну что, выползаем по одному или так?
- Да так, кто увидит… Дай только ведро это блядское с ноги сниму, так в нем и простоял.
Они, кое-как одевшись в темноте, отряхнулись и вышли на залитую лунным светом улицу – и тут же прыснули, показывая друг на друга пальцами.
- Ой не могу… печник… - хихикал Иккаку, отирая рукавом ночного юката чумазую мордочку друга.
- А ты вообще крот, прям из земли, - Юмичика облизал пальцы и попытался стереть с лица Мадараме основные потеки смешанной с потом пыли.
- Доброй ночечки, - прилетело откуда-то сбоку, и в следующий момент огромная тень упала на них как плита, отрезав от внешнего мира. Медленно подняв головы, приятели поимели счастье лицезреть своего капитана во всей красе, правда без Ячиру, которая наверняка спала в такой поздний час. – Опять вы!
- Зараки-тайчо…
- Прикиньте! В натуре я. Тааак, шастаем после отбоя…
- Тайчо, мы гуляли, - Иккаку все же догадался убрать руки от лица Аясегавы и встать смирно.
- Гуляли? Озвереть. То есть ты хочешь сказать, вы за день не устаете, чтобы посередь ночи тут маячить? Я может мало вас гоняю? Могу больше.
- Тайчо, ну мы просто… Свежий воздух, понимаете, - Юмичика готов был провалиться сквозь землю, благословляя темноту за то, что хоть не видно было багрового румянца на щеках.
- Я не понял, Аясегава, какой в жопе воздух? После отбоя положено дрыхнуть без ног, какого хера я иду и натыкаюсь тут на вас бляха-муха? Я спросил – вы что тут творите?
- Ладно, тайчо, я признаюсь, - Иккаку опустил голову, игнорируя метнувшийся в его сторону исполненный паники взгляд друга.
- Нууу? - заинтересовался Кенпачи, вытаскивая изо рта трубку
- Мы… мы очень виноваты… но нам так хотелось…
- Чего?
- Мы просто не могли справиться… - Мадараме стеснительно теребил поясок юката. Юмичика обмер.
- Ну хорош сиськи мять, говори давай.
- Мы… мы воровали еду из кухни.
Если бы Зараки был чуть понаблюдательнее, он бы заметил, что Аясегава вылупился на Иккаку с не меньшим удивлением чем он сам. Однако, он слава богу не заметил, а только несколько секунд тупо хлопал глазами, машинально покусывая чубук погасшей трубки.
- Жратву? А почему тут в складах?
- А тут мы ее ели. Боялись, что кто-нибудь нас увидит. Мы очень виноваты, - каялся несчастный, потупившись. – И вот попались… Нам так стыдно. Простите пожалуйста хотя бы Юмичику, это я его подбил.
Похоже, Кенпачи первый раз в своей жизни не знал, что сказать. Послюнявив еще немного трубку, он крякнул, прочистил горло и негромко спросил:
- Ну хоть наелись?
- О да, тайчо, - энергично закивал Иккаку.
- А что, мало пайка, да?
- Да нет, тайчо, нас все устраивает, просто вот сегодня что-то прям… Вот аж приперло.
- Аясегава, а ты тоже голодный? – бедный капитан моргал и пытался переварить информацию так старательно, что было слышно, как у него скрипит мозг.
- О нет, тайчо… - глухо откликнулся Юмичика, синея от подступающего к горлу хохота.
- Хм… Я честно говоря даже не знаю что делать. Ну… в наряд на кухню что ли вас послать?
- Так точно, тайчо! – бодро выкрикнул Иккаку, сам уже подозрительно сиплый. – Разрешите идти спать?
- Идите к чертовой маме, - Зараки махнул рукой и отправился прочь, все еще недоуменно качая головой и что-то бурча себе под нос.
А двое друзей, держась друг за друга и обливаясь кипящими слезами от смеха, еле доковыляли до казармы и рухнули на футоны, не имея сил заткнуться еще не менее получаса.

Юмичика проснулся и почувствовал себя очень странно. Даже запаниковал. Его терзало ощущение чего-то непривычного и несвойственного его же собственному телу.
Перепугавшись, она подскочил на футоне и вцепился в Иккаку.
- Друг! Друг, проснись!
- Аааыыы… - глубокомысленно ответил Мадараме, открывая глаза. – А? Я подметаю, тайчо, подметаю, я не спал…
- Иккаку, что-то происходит! Я не понимаю, блин, проснись, я что-то чувствую…
- Что, покажи!
- Ээээ… - Аясегава задумался, озадаченно моргая и посмотрел на себя. Вроде все было на месте.
- Ну что?
- Друг… Похоже… похоже знаешь что…
- Да что? Ты беременный что ли?
- Иккаку… я выспался.
- Твою мааать, ну я сейчас помолюсь, только дай мне свечку.
- Ты не понял. Сколько сейчас времени?
- Да без понятия… - Мадараме привстал и огляделся. Казарму заливал спокойный и золотистый солнечный свет, свойственный скорее полудню нежели пяти часам утра, когда их обыкновенно поднимал зычный капитанский рев а то и пинок в ребра. – Мда… Хорошо выглядишь.
- Спасибо, - зарделся Юмичика, раскрывая свое зеркало и вертя перед ним головой. – По-моему, и правда неплохо.
- Но как же? А где наше «подняли жопы сволоча»? – обиженно протянул Иккаку, озираясь.
Именно на этих словах в казарму и вошел капитан – ухмыляющийся так лучезарно, что затмил и без того яркое солнечное сияние.
- Агааа, пролежни належиваем? Ух, моржи! – Кенпачи был до того возбужден, что реяцу танцевала вокруг него восходящими вспыхивающими фонтанами. Юмичика на секунду зажмурился, боясь выдать то, как возбужден он сам – потоки силы подстегивали его кровообращение, будили какие-то внутренние вспышки и шибали в голову как алкогольные пары, только приносящие скорее еще большую трезвость. Он впитывал реяцу как губка и боялся, что сейчас разбухнет и станет пористым и круглым.
- А что случилось, Зараки-тайчо? – Мадараме немедленно вылез из-под одеяла и принялся одеваться.
- Да не гоношись. Сегодня нам полдня на сборы, дал вам покемарить – потом всю ночь не спать.
- Сборы? – Аясегава еще не вылез из-под одеяла и не брался за форму – смешно, но переодеваться при капитане он почему-то не мог.
- Ага. У нас полевой выход. Бляяя, я обождался уже – сколько уже профилонили, ебеньт. И то сегодня пришлось старика пошевелить – не хотел выпускать и все.
- Почему?
- Упрямится, хехе. Не знаю, мож думает что я всех убью, никому ничего не оставлю, пес его знает. Ну в общем поднимайтесь, вяжите мешки, паек на кухне. И да – Иккаку, отбери из рядовых тридцать рыл покрепче, через час на плацу сбор. Оттуда и выдвинемся.
- А я? – вырвалось у Юмичики.
- А что ты? – уже уходящий Зараки обернулся. – Тебе ясно сказано, вяжи мешок, одевайся, через час на плацу. Хехе, меч не забудь только, а то чесалкой будешь от Холлоу отбиваться.
- Вот ссск… - зашипел Аясегава ошеломленно, однако его порыв остался незамеченным – капитан уже пропал, но все же Иккаку на всякий случай метнулся и заткнул другу рот.
- Юмичика! Ты спятил?
- А что он издевается?
- Да пошутил он, дура! Что ты блин, принцесса на шелку, слова тебе не скажи.
- Отстань. Иди вон сортируй бойцов, он видишь тебя командиром поставил, - Аясегава отпихнул его и стал нервно одеваться, дергано запахивая косоде и со свистом затягивая пояса.
- А ты не завидуй, - Иккаку дернул его за прядку у виска и, увернувшись от оплеухи, пошел расталкивать уже и так просыпающихся от шума рядовых.
Юмичика же выудил из-под футона вещмешок и стал остервенело пихать в него аптечку и прочие необходимые мелочи, все еще невразумительно бурча и сердито фыркая.
Капитан раздражал его. Более того, частенько бесил так, что хотелось плюнуть, заказать себе пышные похороны и наконец сказать ему, что он чудовище. Впрочем, в данном случае Юмичика был не совсем уверен, не сочтет ли Кенпачи это за комплимент.
В любом случае, Зараки не вызывал у Аясегавы такого трепета, как у простодушного Иккаку. Но приходилось признать, что Юмичике не все равно, что тайчо думает по его поводу. Притом, настолько не все равно, что от сегодняшнего пренебрежения хочется злобно жевать кожаный ремень вещмешка.
А если еще немного подумать, ему очень хотелось, чтобы Кенпачи тоже доверил ему что-нибудь помимо написания дурацких отчетов. Ну хоть перекличку что ли провести…
А может фундоши постирать, сердито одернул себя Аясегава, с треском затягивая ремни. Пожалуй, во имя большой и чистой дружбы ему придется терпеть – покуда не обзаведется нервами из железа. Или не станет таким сильным…
…чтобы он оценил…
От досады Юмичика сплюнул и пребольно дернул себя за волосы, расплетая косу - случайно, естественно. И все это привело к тому что на плац он уже явился в состоянии близком к истерическому.
Впрочем, этого особенно никто не заметил, и отряд дружно выдвинулся «на пленэр».
Как выяснилось, а точнее как им сообщил капитан, их отправляли в руконгайские холмы близ семьдесят пятого района так как там засекли необычайную активность Холлоу – причем периодическую. Ублюдки появлялись и исчезали с какой-то вполне уловимой закономерностью, и потому было решено не ждать следующего появления, а соорудить засаду.
- Не пойму только нахера такая куча народу, - сетовал Зараки. – Я бы и один всех положил. Но дед сказал взять толпу – однако учтите, будете под ногами путаться, и вам бошки снесу.
Юмичике снова осталось только внутренне похвалить реакцию Иккаку, который успел заткнуть ему рот прежде, чем он успел что-либо на это ответить.
Когда они проходили семьдесят пятый район, Аясегава едва не свернул себе шею. Он уже и сам понимал, что его ностальгия по Руконгаю носит какой-то патологический характер, но избавиться от нее с каждым днем становилось все сложнее и сложнее. Юмичика отчаянно тосковал по свободе, личному времени, цветному юката, тихим ночам, когда звезды крупным горохом рассыпались нал головой – протяни и возьми, в руках остывало дешевое саке, и в зубах навязал плохо сваренный рис. Можно было сидеть, лежать, рассказывать похабные истории из жизни или целоваться до одышки на той криво сколоченной скамейке за домом. И вот надо же было появиться этому… этому вот. И все испортить. Не иначе Иккаку заколдовали, а вместе с ним и его, Юмичику, потому что…
- Слышь, ты, - хриплый и какой-то донельзя игривый голос Кенпачи прогудел прямо у него над ухом. – Учти, сбежишь – башку оторву. Чисто из принципа.
- Я не собирался сбегать, - вспыхнул Юмичика. – Что вы выдумываете?
- Тогда с морды буквы сотри, убоище. По мне так вали куда хошь, только тогда за тобой Иккаку побежит, и еще сильней тебе ввалит. Считай, что я облегаю твою участь.
- Да никуда я не хотел бежать, в самом деле! Что вы лезете ко мне постоянно? Что вам, смотреть больше некуда кроме меня? – взорвался Аясегава, чувствуя, что горящие уши готовы вспыхнуть и взлететь с головы на реактивной тяге. – Если захочу уйти – подам официальное заявление вам первому черт вас задери! И с большим удовольствием чтобы вас больше не…
- Юмичика, заткнись, - неожиданно спокойно произнес Иккаку, хватая его за волосы. – Извините, тайчо, ему какая-то вожжа под хвост попала. Я разберусь.
- Уж разберись, - хохотнул капитан, уходя вперед. – А то он у меня допиздится рано или поздно.
- Иккаку! – Аясегава дернулся, однако пальцы в его волосах сжались еще сильнее.
- А что он, неправ что ли? Учти, друг, если бы ты свалил…
- Что, ты бы меня не простил?
- Я бы нашел тебя и переломал тебе ноги. Я так сделаю в любой момент, когда ты попытаешься убежать.
- Вот как? Я твоя личная вещь?
- Если ты только это знаешь, то пусть так и будет. Ты в последнее время ведешь себя тупо и противно. Я долго предупреждать не буду – отмудохаю тебя в синяки, чтобы дурь выколотить. А если не поможет, точно ноги сломаю.
- И зачем я тебе буду нужен без ног? На руках носить будешь?
- В тачке возить буду. Я не шучу, еще один такой финт – получишь.
- Знаешь что – это ты себя ведешь тупо и противно! Не защищай тут своего Зараки, он и без тебя разберется, не маленький. А меня ты бесишь тоже, я тебя не узнаю - с подхалимом я дружбу не заводил.
- А я с истеричной бабой, - Иккаку резко отпустил его волосы и ушел вперед.
Ругались они совсем неслышно, сквозь зубы, вряд ли до чьих-то ушей долетели их слова. Но Юмичике казалось, что все заметили их перепалку, и он угрюмо смотрел в землю, сгорая от стыда. Вот ведь – а раньше они с другом никогда не ссорились. А теперь вот, и все опять же из-за кого!
В холмах определили границы территории и выстроили оцепление – по три бойца на десяти участках и на одиннадцатой точке – капитан с Ячиру. Пока в холмах царила умиротворяющая тишина – даже не верилось, что до этого здесь засекали какую-то там активность. Юмичика с наслаждением дышал прохладным ветром, колышущим высокую траву под ногами, и запаливал костер, не дожидаясь, пока начинающиеся сумерки окончательно перейдут в ночь. Иккаку, все еще хмурый, утопал куда-то за дровами, не перекинувшись с другом и словом.
Возле костра, покуривая самокрутку, сидел еще один боец из их сформированной команды – Иба Тетсузаемон, единственный, кто остался в отряде из первоначального состава еще до Зараки. Юмичике он запомнился тем, что не лез к нему никогда, а со временем они даже подружились. Иба был уже довольно опытным солдатом и при бывшем капитане ходил в офицерах, впрочем нисколько не скорбел о потере звания, просто пожав плечами и бросив что-то вроде «еще раз так еще раз, не проблема». И Аясегава был уверен, что для него это действительно не проблема – упорный и старательный парень не суетился и к поставленной задаче шел понемногу, но эффективно.
А еще он был первым, кто рассказал Юмичике и Иккаку о том, что они еще далеко не на последней ступени своего развития – а именно о том, что их мечи называются занпакто, и при их уровне реяцу, находятся лишь в самом слабом своем состоянии. И если они хотят заполучить силу вдвое больше прежней, то должны найти способ пробудить их, узнав имена.
Друзья получили массу положительных эмоций – во-первых, от осознания нового рубежа в их жизни, который стоит преодолеть, а во-вторых от понимания того, что они не сумасшедшие, и то, что катаны казались им фактически живыми – не болезнь воспаленного мозга.
- Юмичика, - Иба затянулся самокруткой и выпустил два густых облачка дыма из ноздрей.
- Да, Тетсу, - Аясегава обмахивал разгорающийся костер, жмурясь от вспыхивающего света и поднимающегося жара.
- Ты на Иккаку не сердись. Ему ж тоже кисло.
- Да кто сердится, - спокойно и немного грустно ответил Юмичика, усаживаясь и обнимая руками коленки. – Он разве не сам…
- Ты понимаешь, тебе может кажется, что он слишком за капитаном ходит – но ты понимаешь, каждому мужику в жизни нужен кто-то, о ком можно заботиться и кто-то, кем можно восхищаться. Одно не исключает другого. И теперь у него есть и то и другое, так что ему тоже ведь непросто от того, что ты ревнуешь. Он и не понимает, как это возможно, эти две вещи объединять.
- Да что я ему, щенок что ли – заботиться обо мне.
- Ты друг ему. Человек, который умеет дружить – это редкость большая на самом деле. Ты если его расстраивать не хочешь – не заставляй его разрываться на две половины.
- Но Зараки… если бы он ко мне не цеплялся, я бы может и молчал.
- Он к тебе цепляется потому что ты и не молчишь. Ты задумайся, почему дети кошку дразнят? Потому что она шипит. Им это прикольно. А если б она молчала они б и отстали.
- Ой не знаю, Тетсу… Сложно все. Я на его морду крокодилью уже глядеть не могу. И лыбится, и лыбится… А насчет Иккаку… ну что мне, извиняться перед ним что ли?
- Да ты погоди. Он сейчас поостынет да сам извинится, он ж парень не злой, отходчивый. И ты в позу не вставай. Вы все равно друг без дружки не сможете. Тут я много на что насмотрелся, и так как вы мало кто дружит. Не цапайтесь по глупостям.
И действительно, пришедший с охапкой дров Мадараме неуклюже извинился, мрачно глядя на друга исподлобья и, видимо, ожидая от него какого-нибудь подвоха. Однако, Юмичика, улыбнувшись, махнул рукой, показывая – ничего и не было.
Так что на посту воцарились мир, дружба и взаимопонимание – Юмичика, в очередной раз устыдившись своего неадекватного поведения, заваривал чай в котелке, а Иккаку пустил по кругу с некоторым трудом протащенную бутылку саке.
- Слышьте, ребят, ведь ночь же сидеть. Давайте так, по часку спать будем – один спит, двое сидят. Идет? – предложил куда более опытный в полевых вылазках Иба. В итоге первым и уложили Юмичику. Он особо и не противился, пристроившись головой на бедре друга и закрывая глаза – в последнее время сна ему не хватало катастрофически, так что урвать лишний часок было очень даже славно.
Впрочем, ему показалось, что он едва успел сомкнуть ресницы – как тут же проснулся, причем от внешнего воздействия.
- Юмичика! – тряс его за плечи Иккаку. – Поднимайся, тревога. Объявились твари, на юго-востоке! Мы ближе всех, понеслись!
Два раза не нужно было объяснять. Он подскочил как на пружине, устремляясь за уже бегущими чуть впереди сослуживцами и на ходу вытаскивая меч.
Тут же до ушей донесся протяжный вопль – нечеловеческий и жуткий, который может издавать только монстр с дырой в груди, бывший когда-то проклятой душой. Аясегава лишь крепче стиснул пальцы на рукояти катаны, подавив предательскую дрожь.
Он еще не привык драться со всякой дрянью – только с людьми. Иногда, конечно, и не знаешь что хуже, но все-таки пока он никак не мог себе этого представить. Хотя, на месте сориентируется.
Мимо них пролетел вихрь, всколыхнув одежду и волосы – реяцу капитана шибанула в затылки. Прибежал, непоседа… Юмичика внутренне отказался от внезапного ощущения защищенности и спокойствия, которое возникло при этой мысли.
Однако, как они ни неслись, а все равно опоздали – на разочарованную физиономию Зараки аж смотреть было больно.
- Ну и где чего? – пробухтел он, оглядываясь.
- Киеши, - подбежавший Юмичика обратился к руководителю группы, который сейчас сидел на земле, прижимая ладонь к груди чуть выше солнечного сплетения. – Что у вас было?
- Вылез… одна тварь – отбились, но не пришибли, - поддерживаемый двумя товарищами, довольно взъерошенными и явно побитыми, рядовой приподнялся и отнял руку от кожи. Там ярко алело небольшое пятнышко с более темной точкой посередине. – Вот только плюнул чем-то. Да чушь, пройдет.
Аясегава склонился над ним и двумя пальцами слегка растянул ранку – она немного побледнела, а после исчезновения пальцев вновь вернула красноту.
- Плюнул?
- Да… какой-то фигней. Я ее хотел стряхнуть, а она отвалилась сама, я не понял, - Киеши пожал плечами. – Но я нормально себя чувствую.
- Я предлагаю остаться здесь, - Юмичика повернулся почему-то к Кенпачи. – Ребят изрядно помяли – пусть идут на наш пост, а мы останемся.
- Дело, - неожиданно спокойно согласился Зараки. – Я тож думаю, что здесь скорей всего еще раз вылезет. Может оно что плюется- территорию метит?
- Тетсу, отведи двух ребят к нашему костру, а мы с Иккаку останемся с Киеши, ладно? – обратился к Ибе Аясегава.
- Не вопрос, - Иба махнул двум рядовым и ушел в темноту, дождавшись, пока они его нагонят.
- И я останусь, - хищно оскалился Зараки, плюхаясь на землю возле костра, снимая с плеча дремлющую Ячиру и укладывая себе на скрещенные ноги. – Пусть только сунет свое рыло костяное!
- А ваш пост? – Иккаку приземлился рядом с ним.
- Ну и хрен с ним, там вообще глухо как не знаю где. Да и скучно – дите вон дрыхнет, даже побазарить не с кем.
Юмичика не вступал в беседу, смазывая ранку на груди Киеши антисептиком и заклеивая пластырем.
- Не больно? – поинтересовался он у него, поднимая глаза.
- Нет, Юмичика-сан, - парень вдруг смущенно улыбнулся и отвел взгляд. – Вы зря так беспокоитесь.
- Почему «вы»? Мы с тобой в одном звании, давай без церемоний. На, чаю попей.
- Хорошо, Юмичика-сан. Спасибо… - рядовой вдруг на секунду, даже еще быстрее, коснулся его руки и слегка прижал ее к своей груди, но тут же отпустил, покраснев и явно испытывая неловкость. Аясегава недоуменно вскинул брови и тут же возмущенно обернулся, услышав похохатывание с другой стороны. Иккаку и Зараки глядели на них, бессовестно ухмылялись и перебрасывались какими-то словечками - их он не слышал, но, судя по выражениям глумливых морд, это было что-то очень обидное.
Вспыхнув, он поджал губы и отвернулся, демонстративно пересаживаясь так, чтобы оказаться к ним совсем спиной.
- Что за фигня! Гоблины…
- Извини, я наверное слишком выразительно смотрю на тебя, - смущенный Киеши натянуто засмеялся.
Юмичика слегка подрастерялся от этих слов, чуть отпрянув и хлопая глазами. До него вообще, видимо, плохо доходило в такие моменты. Этот юноша был переведен к ним из десятого отряда недавно, около девяти дней назад, и пока еще не проявил себя как-то ярко. Обычный спокойный человек, даже странно, что за дебоширство к ним закинули.
- Ты что это имеешь в виду?
- Ничего… Юмичика-сан… что-то меня в сон так клонит, - Киеши нахмурился, потирая пальцами веки. – Я прилягу на пять минут, или я нужен?
- Да приляг конечно, давай, - Аясегава взбил свой вещмешок, положил на землю и потянул парня за плечо, укладывая на него головой. – Я тебя разбужу если что.
- Посидишь тут? – юноша приоткрыл тяжелые веки, вглядываясь в его лицо в освещаемой зыбким пламенем костра темноте.
- Да, да, я здесь, - Юмичика сел рядом у его плеча, положил руку ему на отчего-то вспотевший лоб и отвел вверх влажные волосы. – Ты точно себя нормально чувствуешь?
- Да, я в порядке… Юмичика-сан. А можно, вот после задания мы когда придем – я тебя чаем угощу? – вдруг выпалил Киеши.
- Ээээ… м, ну почему нет, в одном отряде служим вообще-то. Угощай на здоровье.
- Спасибо… - парень закрыл глаза и постепенно обмяк, ровно дыша.
Не обращая внимания на все продолжающиеся смешки за спиной, Аясегава вскоре задремал и сам, уткнувшись лбом себе в колени.
Сколько он так проспал, так и не понял, но когда очнулся, поясница немного ныла от неудобной позы, ноги затекли, а зад здорово захолодила остывшая земля.
Потянувшись, Юмичика посмотрел на спящего Киеши и отметил, что тот даже не пошевелился с тех пор как уснул. Он даже позавидовал такому спокойствию – сам он во сне имел свойство крутиться и ерзать как заведенный, да и Иккаку от него не отставал, так что раньше в Руконгае, когда они спали вдвоем, простынь под ними в конце концов к утру свертывалась в жгут, и кто-нибудь один обязательно оказывался без одеяла.
Аясегава скорее инстинктивно тронул пальцами лоб спящего – проверить, нет ли температуры – и обомлел.
Температуры не то что не было – ее не было совсем. Киеши был холодным как рыба - и таким же скользким, покрытым равномерным слоем какой-то склизкой испарины. Рука метнулась вниз по шее к груди, не находя ни единого проблеска движения. Юмичика, ахнув, выхватил из-за пазухи зеркальце, раскрыл его и прижал к губам бойца. На идеально чистой поверхности стекла не осталось ни малейшего запотевшего пятнышка.
- Иккаку! Зараки-тайчо! Киеши мертвый! – всполошился Аясегава, подпрыгивая и так сильно захлопывая зеркальце, что оно едва слышно хрустнуло. – Совсем мертвый!
Два силуэта метнулись к нему неправдоподобно быстро, заслонив свет костра.
- Околел? – Кенпачи опустился на одно колено и приоткрыл один безжизненный глаз своего подчиненного. – Вот срань. Ты слышал как?
- Нет! Он спать захотел, уснул и все…
Иккаку с Кенпачи переглянулись и кивнули друг другу.
- Плюнул, - Мадараме качнул головой. – Совершенно точно отрава. Друг, оторви пластырь.
Юмичика послушался, отклеивая белую полоску с груди. Их взору предстал слегка разросшийся синеватый круг, опутанный странными тонкими изломами жилок.
Капитан рыкнул досадливо, со скрипом почесывая небритую щеку.
- Схоронить тут?
- Я думаю, что нужно оставить. Если это какой-то яд, то его должны вскрыть и изучить в двенадцатом отряде, пока не распался на частицы, - Юмичика наклеил пластырь обратно и отдернул руку, потирая ладонь пальцами.
- Дело, конечно, но как-то западло давать парня кромсать, - Кенпачи слегка скривился, но дальше протестовать не стал. – Иди, Аясегава, позови двух рыл, пусть они его несут в двенадцатый, так уж и быть. Руки помой только, а то ты его всего общупал.
- Мдаа, друг, странная у тебя карма, - подал голос Мадараме. – Стоит кому-то в тебя втюриться, ему тут же наступает кирдык. Тебя бабка случайно никакая не проклинала?
- Что? – Юмичика подскочил, вытаращив глаза. – Как это втюриться?
- Ты, друг, не обижайся, но ты тупой. Ладно, иди делай что сказали.
Упрашивать его и не пришлось – не желая больше слушать эти странные бредни, Аясегава метнулся прочь, несясь сквозь темноту в сторону ближайшего поста, где предстояло отыскать добровольца на вынос тела.
Однако, в этот раз видимо не судьба была ему выполнить приказ. Как раз на полпути к месту земля под ногами отчетливо дрогнула, воздух словно загустел и в трех местах пошел волнами, из которых одна за другой показались три уродливые зубастые маски Холлоу. От трехголосого воя заложило барабанные перепонки и захолодило все кости вплоть до зубов, так что Юмичика счел дальнейшее промедление губительным в первую очередь для себя.
Вытянув катану, он отпрыгнул намного дальше назад – и очень вовремя, ибо трое пустых в эту секунду как раз сшиблись именно в том месте, где он стоял ранее.
Поцарапав немного когтями землю в бесплодной надежде отыскать там добычу, чудовища наконец осмыслили ее отсутствие и обернулись к Аясегаве. Тот слегка согнул ноги, приготовившись нападать, но тут же охнул, когда все три твари сорвались с места и окружили его в один момент.
Мигом нахлынули воспоминания – как прыгать, как уворачиваться, как отбиваться, когда враги есть за спиной… Но то были враги хотя бы примерно того же размера и способностей, а здесь три херни размером с сарай с длиннющими лапами, и все как из одного яйца – видимо, серия. Не исключено, что есть у них где-то и «матка», ибо каждый, кто учил матчасть, знал – Холлоу редко похожи друг на друга, и если присутствуют одинаковые, значит неспроста.
Эти были частично человекообразными, имели конечности похожие на ноги, а также на руки, только куда более длинные чем принято у людей, и вокруг голов беспрестанно пошевеливались в некотором роде жилистые жабры.
Юмичике не дано было времени долго рассусоливать – все трое снова бросились на него одновременно, а так высоко прыгать поверх голов он еще не научился. Потому, пригнувшись, скользнул по траве, прямо между задних лап одного из чудищ, и свистяще махнул катаной. Раздавшееся близ чавканье и дернувшееся лезвие приободрили Аясегаву – попал. Проехав еще немного по земле, он вскочил на ноги и тут же был оглушен протяжным воем – раненый под колени Холлоу упал на зад и вертелся на месте, отыскивая недруга и тем самым явно мешал двум другим. Это помогло выиграть время, и Юмичика, ринувшись вперед, глубоко вонзил катану в затылок гадины, который находился сейчас примерно на три головы выше его.
Под страдальческий вой туша завалилась чуть вбок и истаяла черным маревом в ночном воздухе. Стоило только возрадоваться первому успеху, как вдруг на жабрах двух монстров вздыбились какие-то омерзительные – хотя куда уж омерзительней вообще – пузыри, постепенно увеличивающиеся в размерах, наползающие друг на друга и в конце концов оторвавшиеся, как вызревшие семена.
До Аясегавы вовремя дошло, что это возможно и есть та отрава, от которой погиб бедный Киеши. Метнувшись в сторону, он избежал атаки, но не рассчитал силу прыжка и перекатился через спину, снова потеряв некоторое время чтобы встать.
Холлоу, видимо, имели какой-никакой разум, ибо сообразили что нападая вместе, только создают толчею и теряют возможность настичь маленький юркий объект. Потому снова окружили его, встав чуть поодаль друг от друга и наращивая на жабрах свои «почки». Слава богу, их уже было меньше, и им на это требовались хотя бы секунды, но в таком деле любая секунда была дорога как ничто в этом мире.
Юмичика приготовился увернуться, благо от двоих путей отступления оставалось куда больше, но тут же понял, что попался – один из упырей метнулся к нему, занося когтистую лапу, именно в то время, когда произошли два выстрела почек с разных сторон. Атака отвлекла Юмичику и, отпрыгнув в сторону, он был вынужден принять на клинок далеко не слабый удар лапищи.
Стоило только порадоваться, что не зацепило, как вдруг ощутимо кольнуло в правую ногу прямо с внутренней стороны бедра – оттого, что он сейчас присел на одно колено – и в правое плечо.
С протяжным сдавленным криком оттолкнув от себя лапу, он замахнулся было, но тут вторая тварь оказалась у него точно за спиной, и сверху с неестественной скоростью начала наползать укрупняющаяся тень – разверстая пасть, вдруг так неожиданно заслонившая все небо…
В следующий момент что-то больно рвануло Аясегаву за талию так, что он чуть не переломился надвое и только охнул, рефлекторно вцепляясь в нечто теплое и явно тканное возле своего лица, когда ноги оторвались от земли, и окружающий пейзаж слился в сплошное месиво.
- Брысь! – оглушительно рявкнуло над ухом, и тут же его отпустило – он плюхнулся бы на траву так и не поняв где ноги, где голова, если бы тут же не подхватили уже другие руки, бережно усадившие на землю и исчезнувшие.
Вглядываясь очумелыми глазами в мечущиеся по поляне силуэты, Юмичика разглядел и фигуру капитана в развевающемся хаори, и друга, щеголявшего лунным бликом на лысине. Кенпачи, казалось, даже не напрягся, когда, оттолкнувшись от земли, взмыл вверх и наотмашь рубанул Холлоу по маске, искрошив ее в один взмах. Иккаку протанцевал чуть дольше, отпрыгивая и уворачиваясь от когтей, и в процессе таки отсек чудищу левую кисть – после чего дальше уже, вспрыгнув вверх, с хрустом вогнал лезвие катаны прямо в центр маски.
Все стихло. Мадараме мягко приземлился на траву, сунул меч в ножны, выпрямился и… получил могучий подзатыльник от Зараки, сопровождающийся таким смачным хлопком, будто где-то разорвался шарик.
- Кто просил лезть? – гаркнул Кенпачи. – Просил же сдриснуть к едрени маме и не мешать мне веселиться! Слушаешь ухом или брюхом?
- Я машинально… - крякнул Иккаку, потирая голову и косясь на тайчо. Капитан пару секунд молча прожигал его взглядом, а потом развернулся к Юмичике, все еще сидящему на земле и неосознанно держащемуся за плечо.
Зараки, окинув эту композицию взором, поджал губы и сделал несколько стремительных шагов в сторону своего подчиненного – Аясегава даже с испугу попятился, боясь, что его сейчас увесисто пнут в живот. Однако Кенпачи вздернул его на ноги за грудки и рывком содрал косоде с правого плеча, обнажая половину торса и руку до локтя.
Красная ранка на коже Юмичики заставила его длинно и максимально непечатно выругаться.
- Чучело! Знал бы – оставил бы на куне котлы пидорасить! Куда еще попало? – орал Кенпачи ему в лицо так, что волосы на голове отдувались назад. – Показывай, уебище!
- В но… в ногу… - проблеял едва не описавшийся от страха Аясегава, даже не сообразив, что соврать. Собственный капитан в данный момент пугал его раз в десять больше чем стадо Холлоу со своими жабрами.
- В какую?
- В о… в одну…
- Да хоть в четыре! Куда в ногу, в какую?
- В прааавую, - едва не теряя сознание от вида клацающих прямо у носа клыков, прошептал Юмичика.
- Показывай!
- Вот… - он ткнул пальцем в то место на бедре, где все еще жила боль от укола. Адски полыхающая реяцу Кенпачи едва не сорвала с него скальп.
- Иккаку! – проорал Зараки так, будто Мадараме стоял по меньше мере на другой стороне поляны, хотя уже давно торчал рядом. – Сейчас с этим вот разберемся, а ты пока мухой по постам, пусть растянутся по одному по периметру, чтобы ни одна падла не проскочила.
- Тайчо… - осмелился пискнуть Юмичика, болтаясь в руках как кошка. – Эти Холлоу… они не свободные, у них есть главный…
- Спасибо, Аясегава. Что бы твой тупой капитан без тебя делал, страшно подумать. Закрой бля варежку, умник, без сопливых давно догадались! И не трепыхайся – отрава скорее разойдется!
Когда они добрались до костра, Кенпачи молча сгрузил его на землю и принялся тщательно мыть руки, поливая себе из фляги. Юмичика следил за ним с беспокойством, и когда вернулся взмыленный Иккаку, таки испытал некоторое облегчение. Которое улетучилось при первом же звуке голоса Зараки.
- Нож прокали.
- Тайчо? – Аясегава приподнял голову, вопросительно вглядываясь в лицо капитана, но тот молча присел перед ним на колени, рывком согнул его ноги и развел в разные стороны.
- Мадараме, держи его там.
Друг, уже подав Кенпачи нож, уселся сзади Юмичики и потянул его на себя, прижимая спиной к своей груди.
- Сымай с него штаны, - коротко бросил капитан, сбрасывая хаори и закатывая рукава косоде.
- Эээй…. – слабо запротестовал Аясегава, вытаращив глаза и наблюдая за тем, как руки Мадараме ловко - уж привык конечно - распутывают сначала пояс, а затем завязки хакама.
- Цыц. Дай ему в зубы что-нибудь, - тайчо рывком содрал с него хакама и тут же прижал коленом левую ногу к земле – правую же, еще сильнее сгибая, до боли в связках отвел в сторону и пристально вгляделся в красную ранку, стискивая железные пальцы на тонком бедре бойца. – Высоко, сука. Ладно…
Выхватив у Иккаку снятый пояс, он в два счета ловко обернул его вокруг ноги Аясегавы у самого паха, со свистом затянув узел и тем самым передавливая весь кровоток. Короткий вскрик Юмичики тут же заглушила какая-то тряпка, безжалостно заткнутая прямо в рот.
Тем временем Зараки еще раз оглядел ранку, поигрывая ножом в пальцах, а затем, почти изящно взмахнув лезвием, точно и скупо полоснул им по коже, сразу рассекая глубоко, вместе с мышцами.
Не давая ни секунды передышки, он сунул лезвие внутрь раны, слегка раздвинул ее края и одним махом вырезал всю круглую отметину, оставленную плевком монстра.
Аясегава настолько одурел от боли, что даже не кричал – только сильно запрокинул голову на грудь друга и вглядывался в его освещенное костром лицо – вопросительно и жалобно, словно надеясь получить ответ на то, что сейчас с ним тут творят. Иккаку, морщась, перехватил одной рукой его запястья сзади, а другой накрыл эти огромные потемневшие от боли глаза, чтобы не резали душу на куски.
Капитан тем временем, от сосредоточенности приподнявший верхнюю губу так, что поблескивали клычищи и периодически показывающийся между рядами зубов кончик языка, сжал руками ногу и принялся давить изо всех сил, выпуская отравленную кровь. Казалось, сейчас он начнет выкручивать многострадальную конечность как мокрую тряпку или оторвет ее совсем, чтоб не мучиться… Аясегава как в тумане слышал присвистывания и голоса «Видал?... Фуубля… Рука еще… Нож потом закопай… Царапин на руках нет?...»
В конце концов обескровленная нога онемела, и когда Зараки, накалив нож, прижег им рану, полуобморочный Юмичика уже мало что почувствовал, в том числе и момент когда сняли жгут с бедра.
Впрочем, ничего еще не закончилось – ту же операцию проделали с его рукой. Слезы бежали по щекам сами собой, просто потому что если бы он сдержал и их, то рассыпался бы прямо тут на горошины с глазами. Мадараме как мог вытирал пальцами соленые ручьи, крепко прижимая затылок друга к своей шее.
- Блин, ну почему не я, а… Слышь, друг, ты если сдохнешь, я злой на тебя буду. Понял? Тайчо…
- А? – равнодушно рыкнул Зараки, перевязывая безжизненное плечо.
- Это все поможет?
- А я знаю? Но ты ж видел что вылезло – а раз вылезло, значит его уже там или нету, или меньше. Другое дело что хрен его знает, сколько осталось и как его вытаскивать, так что теперь только надейся.
- А если…
- Значит не повезет ему. Выкинь всю его одежу, могли остаться эти… как их…
- Споры.
- Во-во. Аясегава, слышишь меня?
Тряпка вылезла изо рта, потянув за собой длинные нити слюны. Юмичика тяжело дышал, созерцая физиономию капитана сквозь опущенные ресницы.
- Але, - Кенпачи похлопал его по щеке и неожиданно вытер большим пальцем слюни с подбородка, ухмыльнувшись. – Херово выглядишь. Ну что ты протух?
- Дайте зеркало… - просипел Аясегава.
- Во как. Видал, Иккаку? Он еще нас переживет. Сыми, сыми…
Мадараме послушно стащил с друга косоде, и выпавшее оттуда зеркальце шлепнулось на траву. Кенпачи, явно забавляясь, поднял его и раскрыл.
- Ооо, а оно треснутое. Не дам я тебе пожалуй глядеться, примета хреновая, да и ну тебя, на твою рожу даже я сейчас без слез не взгляну. Мадараме, выкинь нахуй, а то правда негоже.
Иккаку зарыл зеркальце вместе с ножом где-то в стороне, снял косоде с себя и укутал Юмичику, уложив его на землю.
- Тайчо, что дальше?
- Оцепление выстроил как я сказал? Тогда пошли. Жопой чую, еще повылезут.
- Тайчо? – Аясегава приоткрыл глаза, повернув тяжелую голову.
- А?
- Промежуток… пять секунд. Пять секунд выращивают споры, потом плюют… Увернетесь - можно бить.
- Посчитал? Башка… Ну спасибо, буду знать. Спи давай.
- А если тут объявится? – Иккаку огляделся.
- Значит опять же ему не повезет. Караулить не оставлю – будешь зады другим прикрывать, а двадцать с лихуями за одного я не меняю – я тут вам капитан а не пригарка от горшка. Если ему написано тут околеть – так и будет, сиди ты с ним или не сиди.
Впервые за все это время по лицу Мадараме было видно, что он готов ослушаться приказа Зараки – положив пальцы на рукоять катаны, он упрямо смотрел на тайчо и набирал воздуху в грудь, чтобы что-то такое длинное и очень логичное высказать.
- Иккаку… - уже едва борющийся со сном Юмичика приподнял ставшие совсем каменными веки. – Слышишь меня?
- Слышу.
- Иди. Не вмешивайся в мою драку и на этот раз. Хорошо?
Кенпачи раздраженно цыкнул, однако почему-то не стал встревать – и у Мадараме было достаточно времени на размышления.
Подумав, он тоже развернулся спиной к костру.
- Друг, ты давай, дождись. Ты же всегда дожидался.
- Угу. Иди. Тайчо… а где лейтенант?
- Не ссы, уж она не пропадет, - Кенпачи ухмыльнулся и, взмахнув полами хаори, исчез. Иккаку последовал за ним.

Рассвет даже еще не занялся, когда отряд выступил в сторону стен Сейрейтей. Боевая операция не заняла много времени – на полыхающую реяцу капитана Зараки Холлоу слетались как пираньи на запах крови, и когда все пешки были уничтожены, стало ясно – либо сейчас матка появится, либо затаится до следующего раза, ибо, судя по все редеющему, а затем и вовсе исчезнувшему потоку монстров, она не могла продуцировать новых с большой скоростью.
Кенпачи решил ждать – точнее, носился по оцепленной территории как сверкающая комета, надеясь выманить главную тварь на волны своей духовной силы – и в конце концов, эта тактика себя оправдала.
Гигантский Холлоу, более походивший на омерзительную муравьиную царицу, скрещенную с чем-то человекообразным, показался из открывшегося в воздухе провала, на некоторое время зависнув там, а затем наконец вывалив свою уродливую тушу со множеством щупалец на холмы.
«Жабры» вокруг костяного рыла, куда более массивные нежели у ее «детей», образовывали что-то вроде огромного вибрирующего воротника. Однако, стоило Кенпачи начать битву, как он осознал, что «главный» - вовсе не означает другой уровень сложности.
Матка была огромна и страшна – и, возможно, у любого другого шинигами могли бы возникнуть проблемы. А Зараки быстро понял, что эта неведомая херня как раз и не представляет собой опасности – она явно не была заточена под битвы, а вероятнее всего раньше так и отсиживалась где-то на дне, рожая гадин, приносивших ей добычу прямо в зубы.
Лишь пару раз увернувшись от удара неповоротливых лап, капитан в считанные секунды подобрался к огромной маске и, издав протяжный победный рев, раскроил зазубренным лезвием рожу чудовища.
Что характерно, вонь от испаряющегося тела монстра была адская – у всех присутствующих поблизости заслезились глаза и защипало в носоглотке. Кенпачи и тот сподобился раздраженно потереть свой длинный нос тыльной стороной ладони и насыщенно выматериться по этому поводу…

Капитан и Иккаку, как-то так получилось само собой, шли рядом чуть впереди всех остальных. Мадараме нес на руках спящего Юмичику, а Зараки держал на одной согнутой руке Ячиру, также находящуюся в объятиях сна. Ребенок, как выяснилось, когда проспался, сбежал куда-то в лес, там наелся непонятно каких ягод и вернулся уже когда закончился весь кипиш.
- Иккаку, - негромкий голос тайчо прорезал тишину, нарушаемую лишь шорохом шагов по влажной траве и легким дуновением ночного ветра.
- Да? – так же тихо откликнулся тот.
- Слушай, я просто спрашиваю, так, чисто любопытно. Вот зачем это тебе все надо? – Кенпачи кивнул на Юмичику, прижавшегося во сне щекой к голой груди своего друга. – Носишься с ним, возишься… А он вредный блин как чеснок – неужто вот тебе нравится с таким ходить?
- Тайчо, постыдились бы, - Мадараме с плохо скрываемым укором оглядел капитана и снова вернулся взглядом к лицу Аясегавы, на котором поблескивала легкая испарина. – А как же для вас Ячиру-сан? Я бы не сказал, что она самый милый ребенок на свете, уж не серчайте.
- Так то дите… А этот здоровый конь-то, разница есть поди.
- Совершенно никакой. Причем тут дите-не дите… Вы ведь не знаете, какой он. А он ведь меня в свой дом пустил… Ходил за мной везде, и лечил меня, все ноги в Руконгае оббил чтоб жратву мне тогда носить… Нет, все не то говорю. Вот вы говорите – вредный. А он не вредный, он смешной на самом деле, ругается так прикольно, ногами топает, кулаками тычет, а потом смеется… Вот сейчас вы его когда резали – что у него слезы текли, так это он не плакал, это так, от рефлекса. А вот плакал он когда вы ему нос-то ударили… Ох и ревел, дурак, боялся страшным стать. Я ему как-то раз сказал что он ночью храпел, дык он мне так в дыню засветил, я три дня ходил с вот такенной дулей. Хороший он… кто дружить умеет – они плохими не бывают.
- Хм… - Кенпачи явно задумался над его словами, приподняв в усмешке уголок рта. – Хрен его знает, я ни с кем дружбу не водил. Я и ее ты знаешь – подобрал когда, - он слегка качнул рукой, в которой дремала Ячиру. – Так думал, до района нормального донесу да отдам бабе какой-нибудь, или там как ребятня живет, кучами, к ним закину… А пока шел, прилег подрыхнуть, потом просыпаюсь, глядь – а она, коза, руку так вот тут обхватила и сопит значит, че-то там на своем дитячьем мявчет… Цуцик совсем, бляха-муха, ну не смог выкинуть. Думаю, хрен с ней, мож вырастет – сама отколется… А оно вон как, прикипел. Уже и без нее как-то вроде так, а не то.
- Вот видите… что ж спрашиваете?
- Не знаю… Странно мне. Ты вон вроде пацан такой… нормальный. А этот, я сам не пойму, то он нормальный, а то я прям хочу его через колено повесить и по жопе настукать, чтобы гонор-то вышибить.
- Вы не бойтесь, это и у меня иногда руки аж чешутся. А так… он вроде и боец, махается-то нормально значит, сами видели… А я б если мог, я ему б не давал драться совсем. Я так хочу – чтоб я всех месил, а он стоял и смотрел. Всегда. А потом бы сидели, саке пили, трындели… Тайчо, он ведь не умрет, а?
- Если повезет, - кротко бросил Зараки и умолк – и уже молчал до самого прибытия в отряд.

@темы: фанфики

---

Дракон и Павлин.

[db BananaMilk]

Название:Дракон и Павлин.
Автор: Юмичика-тян
Бета:Отсутствует
Рейтинг :G
Состояние:не закончен, в процесе
Пэйринг: Иккаку/Юмичика
Размешение: Сначала скажите куда, а так берите, я не жадная.Пока что...



Так это мой первый фафн который я собираюсь дописывать и который я ложу в инет. Так что побольше критике, она мне больше помогает писать фанфик. Запись будет обновляться.

Танец 1

Полная темнота. Темнота вызывает чувств одиночества и пустоты. В общем так и есть. Вокруг только пустота и никого вокруг. Значит, это и есть смерть?

* * *

Голова сильно болела, а тело почти не двигалось. Лёгкий ветерок одувает лицо. Еле открыв глаза, парень огляделся. Он лежал на лугу. Здесь росло очень мало деревьев. Один из них нависал над юношей. Длинные, чёрные волосы были распущены, тело одето в красивое юката. Брюнет пытался вспомнить, кто он и как он здесь оказался. Он вспомнил, только, как его зовут, сколько ему лет и невыносимую боль перед полной тёмнотой.
- Значит так, - вслух начал размышлять паренёк,- Меня зовут Аясегава Юмичика, мне 19 лет и …Я умер?- этот факт ввёл его в недоумение. В памяти всплывали какие-то картины, объяснение которых осталось без ответа.
- Надо узнать, где я …, - решил Аясегава, еле поднимаясь. Он прошёл несколько часов, хотя возможно ему так показалось, так как он чувствовал усталость, одиночество и голод. Дойдя до какой-то деревни Юмичика, был готов упасть где угодно и лежать. Хоть силы в нём оставались, он решил закончить то, зачем пришёл. Но здесь его приход даже не заметили. Бедняки, одетые в одни тряпки забились по углам и смотрели в середину. На открытой дороге дрались 2 человека. У обоих в руках были мечи. Один их них был огромный парень с короткими каштановыми волосами. На нём были одни хакама. Второй же был лысый в коротком бесцветном юката. Он явно побеждал.
Движения лысого парня привели его в восторг. Было такое ощущение, словно это дракон танцует танец, борясь за жизнь. В бою он использовал не только меч, но и ножны. Его бешеное лицо вызывало у Юмичики восхищение. В этих искажённых от улыбки чёрт лица есть черты мудрости и многолетнего опыта. Пока продолжалась битва, Аясегава не мог отвести взгляда.
Перед тем как лысый парень нанёс последний удар, он крикнул:
- Я Мадараме Иккаку, человек, который тебя убьет!
«- Значит, его зовут Иккаку… красивое имя. Так, мне нужно спросить, где я»- подумал Юмичика и крикнул:
- Эй, Иккаку!
- А ты кто такой? – он подошёл ближе и навис над ним. Между ними оказалось разница более 5 см.
- Я Аясегава Юмичика. Я здесь только что оказался. Где я?
- Новенький значит.
- Что?
- Это Руконгай. Сюда попадают умершие души. Ты появился именно здесь?
- Нет, в нескольких километрах отсюда. А что?
- Понятно. Теперь ты здесь живёшь.
- Здесь?- осмотрев окрестности, недоумённо спросил Аясегава.
- Да тут! Есть возражения?
- Ну, тут же жить нереально. Здесь почти ничего нет!
- А это никого не волнует! Ты здесь появился, ты здесь будешь жить!
- Ладно, спасибо за информацию - тихо закончил Юмичика.- Я пошёл.
- Куда?
- Куда-нибудь.
- Помощь нужна?
- Что?- недоумел Аясегава.
- Ты здесь не выживешь. С такой рожей и без меча, особенно. Это один из худших районов Руконгая. Тебя здесь на первый день сожрут.
- Ты предлагаешь мне свою помощь? С чего это вдруг? Только потому, что я поговорил с тобой около 5 минут? – сохраняя оборону, спросил брюнет.
- Ты ощущаешь голод. Это означает, что у тебя есть духовная энергия.
- Поэтому предлагаешь помощь?
- Да. – Мадараме взял свой маленький мешочек и вытащил оттуда жареный картофель, – на, поешь.- Он кинул картофель в руки Юмичике.
- Спасибо.
- Пошли, а то передумаю, - сказал Иккаку, поворачиваясь в другую сторону.
- Да, - ответил Аясегава, идя за новым знакомым и кушая картофель.

Это была удачная встреча. Мадараме дрался в любом районе, а Аясегава стоял и смотрел как зачарованный. Действительно, Иккаку двигался как танцующий дракон.
- Мадараме, научи меня драться.- В один из вечеров попросил Юмичика.
- Чего?
- Я тоже хочу драться. Я хочу сам себя защищать.
- О, созрел. Хорошо. Я научу тебя самым простым приёмам, но свой стиль нужно искать самому. Так легче драться. Не пытаться скопировать чьи-то приёмы, а придумывая и совершенствуя свои.
- Не знал, что владение мечом - целая наука, – хихикнул Аясегава.
- Не смешно. Пошли тренироваться.
- Прямо сейчас?
- Да, сейчас! Будем тренироваться каждый день.
- Хорошо, хорошо. Только не кричи. Ты сегодня такой злой, что случилось?
- Не твоё дело. Пошли.



« Эти тренировки скоро меня убьют»
- Мадараме, может на сегодня хватит? Мы тренируемся, седьмой час подряд, - еле дыша, проговорил Юмичика.
- А что, уже устал? передумал через неделю, после того как сам попросил?
- Я уже тренируюсь, больше чем сплю! Из-за того, что ты всю неделю злой. Ты на мне срываешься! Что случилось? Ты даже драться не ходишь.
- А тебе то что? Чем больше будешь тренироваться, тем быстрее научишься!
- А ты от меня уже отвязаться хочешь? Отлично, я уйду!- найдя в себе силы, Аясегава резко встал. Он хотел ударить Мадараме и уйти, почувствовал, что сил ему не хватит. Поэтому он подошёл к Иккаку обхватил его шею руками, коснулся своими губами его губы и ушёл.

Танец 2

Иккаку ещё несколько минут был в ступоре. Юмичика, его друг и товарищ, только что ушёл, оставив его одного. Да ещё и этот «прощальный подарок»… Иккаку облизнул губы. На них ещё остался вкус его губ. Иккаку вздохну. Здесь всё ещё остался его запах. Аромат фиалки смешанный с пылью.
- Юмичика, постой! - Опомнившись, крикнул он, выбегая за своим другом.

На улице было темно. Ни в одном домике не было ни единого намёка на огонь, только луна на небе немного освещала путь. Мадараме побежал по интуиции. Дорога завела его в лес. Туда, где лунный свет не проходил через густые деревья.
- Блин.… Теперь его не найти. - Вслух проговорил Иккаку свои мысли - что же с ним будет? Толком меч держать не может. Что же я наделал?
«-А ты подумай, как он на тебя смотрел и подумай, что означал его поцелуй» - внутри Мадараме раздался голос.
- Кто ты? – недоумел лысый парень.
«-Я Хоузукимару. Твой занпакто.»
- Ты тот дракон, который мне всё время снился?
«Да, это я. Ты страдаешь, я должен помочь»
- Ладно. Его последнее действие – поцелуй. Его взгляды – восхищённые. Его лицо перед уходом – грустное. Значит, он не хотел уходить. А вдобавок, кажется, он, в меня влюбился. Блин, от этого я хочу найти его ещё сильнее…
Иккаку замолчал. Сил говорить больше не было. Его голова болела от безысходности, а сердце.… А от чего болело сердце? От одиночества? От грусти? Раньше такой боли никогда не было. А может это боль от разлуки?
- Хоузукимару, ты можешь мне помочь?
« - Чем? »
- Иногда, он разговаривал со свой катаной. Это было похоже на разговор души с зампакто. Ты можешь мне помочь его найти?
« - Найти зампакто? Хорошо. Я знаю кто это. Жди »
- Я не могу ждать, я пока продолжу поиски – решительно ответил Мадараме и помчался по лесу на ощупь.
« В чём дело? Почему мне кажется, что без него я больше не смогу? Почему тогда, он меня так привлёк? Что это за боль в сердце? Неужели, я тоже его любил?»

@темы: фанфики

---

скетч?

[madChrist]

Чему он так радуется, как по-вашему? )))

@темы: юми, фанарт

---

[db BananaMilk]

Глава 7

Он войдет, никого не спросив,
Ты полюбишь его не сразу.
С первого взгляда он некрасив,
Со второго - безобразен.

Только речи его горячи,
Только прочь сомнения, прочь.
Самый звонкий крик - тишина,
Самый яркий свет - ночь.

7 глава

- Очкуешь? – поддел Аясегава приятеля, прислонившегося рядом с ним к стене и рассеянно потирающего лысину.
- Сам ты три дня не умывался, - Иккаку хмыкнул, пихая его в плечо. – Че это я очкую? Просто интересно, че там, вступление в должность у них там небось, все дела…
- Да придет он, куда денется, - Юмичика, втайне посмеиваясь над его волнением.
Они стояли у стены чуть поодаль от выстроившихся в две шеренги рядовых одиннадцатого отряда, ибо поступили только сегодня, даже не успели перезнакомиться, и внимания на них в этой суете вообще никто не обращал.
- Не хочешь ли встать в строй, рядовой Мадараме? – поинтересовался Аясегава.
- Да че я там не видал в этом строю. Вот уж кто ссыт во все стороны света, так это они там, мы с тобой промокнем если встанем.
- И то правда, - хохотнул Юмичика, насмешливо оглядывая потеющих рядовых. – А чего им не ссать, они ж своими глазами видели, как он их капитана по земле блином раскатал.
Ему, на самом деле, было одновременно и спокойно, и как-то не по себе. Появления Зараки он не имел причины ждать с таким трепетом – в конце концов, они даже парой слов не перекинулись в тот раз. С другой стороны, радость друга волей-неволей передавалась и ему. Аясегава уже привык к такому обмену эмоциями и теперь для него всегда остро вставал вопрос настроения Иккаку. Приходилось почаще его радовать, чтобы и самому находиться на волне.
Когда в казарму, оглашая ее звонким голоском и смехом, влетела мелкая розоволосая девчонка, Юмичика понял, что начинается. Малявку он узнал сразу, правда отметил, что она до странности быстро вымахала и теперь была похожа на восьмилетнюю. Тогда как в прошлый их раз на вид ей можно было дать лет пять, не больше.
А так, конечно, ей могло быть сколько угодно. Юмичика-то тоже выглядел лет на двадцать от силы.
И тут свершилось. Седзи разъехались с многообещающим треском, и на миг весь проход заслонила фигура с живописно растопыренными руками. Всех без исключения присутствующих неслабо приложило густой волной силы, которая, как выяснил Аясегава, называлась реяцу – ее у них с Мадараме вчера проверяли вместе с базовыми боевыми навыками.
Так вот, реяцу Зараки, оглушительно топающего через строй, была практически материальной – протяни руку и скатай ртутный шарик, что называется. Произнеся свой «приветственный» спич на тему того, что он клал большой хер на все заслуги отряда, не касающиеся боевых, и слабакам лучше взять себя за жопу и дуть отсюда поскорее на всех парусах, Кенпачи уселся на возвышение и уставился на ошарашено молчащих рядовых тяжелым взглядом из-под низких и абсолютно безволосых надбровных дуг.
- Что это я чую мля за запах? – прибавил он спустя пару секунд, многозначительно упираясь руками себе в колени. – Я че, пришел в отряд серунов? Что вы скорчили морды как редьки обожрались? Ща отмашку дам, на выходе не потопчите друг друга, когда съебываться будете!
- Погоди ты понты кидать, капитан Зараки Кенпачи, - вдруг подал голос Иккаку, широко ухмыляясь. Юмичика даже вздрогнул от неожиданности, а уж отряд, как по команде повернув головы в их сторону, расступился словно морские волны, образовывая коридор через всю казарму прямо к Кенпачи. – Я обещал, что я тя найду, ну вот я и здесь.
А тот на секунду даже чуть выпрямился, разглядывая, кто это там такой голосистый, и вперил свой неподвижный взгляд в Мадараме, который отделился наконец от стены и вышел вперед.
Несколько долгих секунд они буравили друг друга глазами – Иккаку не расставаясь со своей неподражаемой улыбкой от уха до уха, Зараки все еще сохраняя физиономию кирпичом.
Однако, когда отряд уже был готов с грохотом рухнуть пластом на пол, прикрывая затылки, новый капитан вдруг широко оскалился, являя миру все свое феноменальное количество зубов.
- Ну бля… - он крякнул, поднялся и гулко протопал прямо к выпендрившемуся бойцу, останавливаясь прямо перед ним. – Ты что ли? Однако быстро ты снесся.
- А то, Мадараме Иккаку тебе пальцем что ли деланный, - Иккаку, хоть и задрал голову чтобы смотреть ему в лицо, тем не менее выглядел неимоверно ерепенистым. Юмичика отметил в который раз, что форма ему все-таки шла. А еще показалось, что с момента их встречи Зараки действительно как-то разросся и стал еще больше – то ли из-за хаори, то ли оттого, что в Руконгае вообще все и всегда казалось меньше.
Тем временем диалог продолжался.
- Ну смотри, лысая башка, не зассы раз пришел, - Кенпачи оглядел его и вдруг перевел взгляд на Аясегаву, все еще стоящего у стены с довольно отсутствующим видом. Почувствовав, что на него обратили внимание, Юмичика поднял голову и слегка тряхнул длинной челкой, завесившей половину лица.
- А мне вот эта морда прям вспомнилась, - задумчиво проговорил капитан, почесывая подбородок. – Где я тебя видал?
- Где, кто?... Ааа, так это кореш мой, - пояснил Иккаку, словно только что вспоминая о наличии друга в помещении. – Тоже руконгайский, он после нашего махача на меня заплатки ставил. Вот такой парень!
- Ааа, точняк. А че ж такая дохлятина-то… Он меч-то может держать?
- Эээ, ты, Зараки, не суди. Я с ним в спарринге первый раз неслабо огреб.
- Мда? Слабо верится. Он вообще, кореш-то твой, говорить умеет, или ты за него?
- Простите, Зараки-тайчо, - ядовито откликнулся уже порядком задетый за живое Юмичика, наливаясь насыщенным свекольным колером. – Ваша беседа была столь увлекательна, что я просто не мог вставить слова. Позвольте представиться – рядовой Аясегава Юмичика, готов отвечать на ваши вопросы со всем своим почтением, особенно касательно моего телосложения и внешнего вида. Задавайте.
- Дерзкий… - констатировал Кенпачи и после некоторой паузы снова оскалился. – Это хорошо. Жополизов не люблю. Только мы еще посмотрим, острее ли твой меч твоего языка. Ну-ка! – он снова обернулся к остальным членам отряда. – Подтянули подштанники и бегом в додзе, ща знакомится будем!
Уже уходя, он не глядя махнул рукой двум друзьям, и они, как загипнотизированные, одновременно снялись с места и потопали за ним. По пути Иккаку озабоченно покосился на хмурое лицо Аясегавы.
- Слышь, ну ты че, обижаешься что ли? Ну ладно тебе, он тебя не знает, вот и болтает чего думает. Он ж не со зла, руконгайский же…
- Заткнись, - отмахнулся Юмичика, дернув плечом. – Если бы я обижался на придурков, мы бы с тобой так и не познакомились.
- Ну вот, обиделся.
- Отвали я сказал.
- Друг, вот ты обижаешься что тебя девицей зовут, а сам сейчас так себя и ведешь.
- Голову побереги! Тебя бы так как сейчас обнесли, небось по-другому бы запел! И вообще, прешься от этого монстрилы, так хоть обопрись, а от меня отвянь. Я-то уж точно не из-за него сюда пришел…
Иккаку покачал головой, безнадежно цыкнув зубом.
- Ну извини, знаю я как тебя угомонить, да тут только не время и не место.
Аясегава с удовольствием бы сейчас оходил его по ушам, однако они уже достигли додзе, где Кенпачи жестом оборвал все разговоры и приказал становиться по периметру.
- Значит так, - он вытянул руку, чтобы его девчушка, Ячиру, могла легко соскочить с плеча. Что она, собственно, и сделала, издав торжествующий вопль «Кен-тян будет играть!». Юмичика проследил, как она тут же оседлала какого-то рядового, упершись своими крошечными ручонками ему в голову. Беднягу перекосило так, что кожа лба едва не наползла полностью на глаза, закрыв весь обзор.
- Давай-давай, Кен-тян!
- Да ща всем задам, не бойся. Значит так, - повторил Зараки с легкой улыбкой. – Как я уже сказал, будем знакомиться. Ща я всех тут обниму и расцелую, выстраивайтесь в очередь. Правила – один выходит сюда ко мне со своим мечом. У кого есть шикай, можете с шикаем, мне насрать. А я, чтоб уж хоть не совсем скучать, возьму вот эту пидарасину, - он прошел к стойке с бокенами и взял один, легко крутанув его в руке. – И буду защищаться. Так я посмотрю, кто тут готов к тому, что будет. Потому что как при вашем капитане было, меня не чешет. И если кому не нравится – выход там. Ну?
Он обвел бокеном толпящихся по всему периметру бойцов, скучающе приопустив веки.
- Нууу? Мне может лечь поспать?
- Я готов, - Иккаку, естественно, не стерпел и, растолкав впереди стоящих, выкатился в додзе, занимая место напротив капитана. – А ты точно этой палкой-копалкой собрался драться? Смотриии, поранишься – не плачь.
- Попизди мне тут, - развеселился Зараки. – Начинай!
Юмичика скрестил руки на груди и равнодушно наблюдал, как эти двое сшиблись и снова отскочили друг от друга. Иккаку, с совершенно бешеным взглядом, пригибался и кидался на Кенпачи как кошка на солнечный зайчик, воинственно размахивая катаной, а капитан, изредка похохатывая и покрякивая, уворачивался и отмахивался, стараясь не подставлять бокен под лезвие, чтобы не отрубило. Оба явно наслаждались процессом, и Аясегава, хоть и был все еще в весьма дурном настроении, поневоле начал пропускать через себя потоки реяцу, исходящие от друга. Однако, теперь к ним густо примешивались и инородные, тяжелые волны, которые совершенно невозможно было отфильтровать, как он ни старался. В конце концов, сила этого Кенпачи была впечатляюща, и несправедливо было отрицать ее бодрящий эффект. Другое дело, что сам он был редкостный говнюк.
Так они танцевали на татами не меньше десяти минут, пока Зараки явно не надоело, и он, в последний раз вильнув в сторону, с оглушительным треском не обрушил деревяшку прямо на лысину Мадараме.
Бокен жалобно хрустнул, и целая его половина взмыла в воздух, красиво крутясь.
Юмичика ахнул. На макушке Иккаку прямо на глазах, как по волшебству, начала прорастать потрясающая фиолетовая шишка, придавшая его голове очаровательную кабачковую форму, а взгляд друга стал каким-то необычайно сконцентрированным. А еще некоторым образом скосился.
- Нуу даа, - протянул Кенпачи, даже с заметным уважением созерцая сломанный бокен. – Я не верю, что я это говорю, но я в тебе не ошибался. Гуляй.
Мадараме попытался что-то сказать, однако в это время его неожиданно настигла Ячиру, с неподражаемым изяществом вспрыгнувшая ему на плечи и восхищенно уставившаяся на шишку.
- Лысый, пошли лечиться! Пошли-пошли, приложим листик! Я знаю листики, их прилепишь и все проходит! Ячиру самый лучший доктор, правда Кен-тян?
- А то. Шагайте, - добродушно отправил их капитан и отшвырнул в сторону кусок бокена, тут же цапнув со стойки новый. – Нууу? Если вы думаете что я наигрался, засуньте себе в жопу тыкву. Кто следующий? Ну что же вы? Когда же мы будем любить друг друга? А?
Пристальный зловещий взгляд так и шарил по лицам присутствующих, явно не горящих энтузиазмом выйти на татами и попытать счастья. Его зверская физиономия все вытягивалась и вытягивалась от разочарования, однако в следующий момент он замер, поймав в толпе лицо Юмичики.
- Ну-ка, - оскалился он многозначительно, указывая на него бокеном. – Чего молчишь, куда весь наш язык провалился? Или мы только за спиной кореша такие храбрые?
Аясегава вспыхнул и, сжав зубы, сделал несколько решительных шагов, на ходу доставая катану.
- Ну вот я.
- А куда б ты делся, епта, подарок судьбы нашелся. Нападай.
Юмичика выждал немного, чуть попружинил на ногах и оттолкнулся – легко и свободно, как будто собрался взлетать. Катана описала короткую сверкающую дугу в воздухе и… просвистела мимо. Зараки лениво качнулся в сторону, бросив по пути пренебрежительный смешок.
- Ох ты боже ж мой. Почти убил.
Юмичика раздраженно фыркнул, сдувая челку и, не давая себе передышки, бросился к нему, снова замахиваясь мечом – и опять промахнулся, лишь колыхнув воздух возле правого плеча капитана.
- Ойой, - издевался Зараки, даже не поднимая бокена. – А кто там? А вот он я!
- Вижу, - прошипел Аясегава, бросаясь в его сторону с утроенной энергией.
Его бесило то, что этот мордоворот даже не пытается встречать его удары, тупо увиливая от клинка и просто искря идиотскими комментариями. Ну ничего, он заставит его отбиваться… в конце концов, он не настолько уж хуже Иккаку. Мог же он его ранить.
Через пять минут Юмичика все же задумался о том, что он делает не так. По лбу уже струились целые реки пота, а Кенпачи, казалось, только наливается энергией, пританцовывая со всем изяществом, которое только может быть присуще каменной глыбе.
Его, судя по всему, ни разу не сбила с толку испытанная тактика Аясегавы, так безотказно действующая с его бывшими противниками. Похоже, применять ее к нему было слишком наивно… И вообще неосмотрительно. Изучить бы его стиль – но беда была в том, что у него вообще не было стиля. Зараки рубился бестолково и талантливо, тем самым просто отрезая любые попытки понять и систематизировать свои движения. Каждая попытка поймать его на повторе, ошибке, с треском разбивалась о его непосредственность как волна расшибается о скалу.
Но волна точит скалы. Возможно, не так быстро как хотелось бы, но если попробовать не понимать его, а сделать то же самое – отказаться от головы во время боя. Забыть тактики, приемы, уловки и просто отдаться – именно отдаться этому воздушному потоку, направляющему твои руки и ноги, несущему тело в ему неведомые повороты и водопады.
И похоже, со временем Юмичика начал делать успехи – наконец настал момент, когда бокен все-таки мелькнул в воздухе, ударяя по его катане сбоку плашмя и отбрасывая ее в сторону. Значит не успел увернуться, попался, лихорадочно стучало в висках. Рукоять рванулась в пальцах, но удержалась, и Аясегава, вдохновленный первым успехом, глубоко вздохнул и утроил натиск.
Он не видел того, что они обскакали все додзе, не заметил и того, как оскал Зараки становился все шире и шире, и потому находился на самом пике своего торжества, когда капитан сделал какой-то особенно неуловимый пируэт, избежав его удара, и, изловчившись, ткнул ему концом бокена прямо в нос.
От неожиданности и ошарашивающей боли Юмичика на мгновение ослеп, падая на колени и одной рукой хватаясь за лицо. Впрочем, меч не упустил, лишь бессильно уронив руку с ним на татами.
Когда вернулось зрение, он отнял от лица ладонь и с ужасом всхлипнул, увидев, что она вся покрыта его кровью, показавшейся со страху неправдоподобно ярко-малиновой.
- Погоди, - раздался над ним хриплый голос. В момент оказавшийся рядом Кенпачи присел на одно колено и с силой вздернул его голову вверх за подбородок, пристально вглядываясь в причиненное им увечье. – Оооо, ну все, три дня поноса и мучительная смерть… А ну цыц, мужик ты или где!
Он еще секунду всматривался в дрожащие от навернувшихся слез фиолетовые глаза, как-то странно цыкнул и наконец отпустил подбородок Аясегавы, поднимаясь и резко вздергивая его на ноги так, что чуть было не вывихнул ему плечо.
- Иди говорю, пополощи и все пучком. Давай, вали. Передай лысому, что ты тоже прошел.
Юмичика не мог вымолвить ни слова, захлебываясь своей кровью и страдальчески морщась. Он едва успевал ловить красные струйки уже обеими руками, и мозг постепенно заволакивала пелена паники перед тем, во что сейчас наверняка превратилось его лицо.
- Ептамать… Голову не задирай, в горло потечет. Все, чеши отсюда, пока я не передумал. До завтра свободны оба.
Капитан уже потерял к нему интерес, отворачиваясь и уходя дальше. А Аясегава, пытаясь сдержать слезы, текущие больше от злости и обиды, чем от боли, вынесся из додзе на улицу и явно намеревался упасть там замертво, если бы его не подхватили уже хорошо узнаваемые сильные руки.
- Бля, Юмичика, ты чего это? Посмотри на меня, посмотри говорю. Уууу… - Мадараме озабоченно присвистнул, держа лицо друга в обеих ладонях и отталкивая локтями его руки, пытавшиеся снова все прикрыть. – В спарринге был? Ну чего ты ревешь-то, дите ей-богу…
- Иккаку, лицо… Что там? – от страха голос Аясегавы стал тонким и каким-то котеночьим.
- Да ничего там, не помирай ты, - друг довольно бесцеремонно взял его двумя пальцами за нос и подвигал, отчего Юмичика взвыл и попытался отпихнуть его – впрочем, безрезультатно. – Тихо ты я сказал… Не, вроде цело. А кровищи много – это он тебе кожу рассек просто, ну и вдарил конечно качественно... Ну что хоть сказал-то?
- Что я прошел… Сука какая…
- Ну, замолкни, красота ты моя, мать тебя… Прошел, молодчина, я в тебе не сомневался. Зараки просто так не скажет, значит ты ему по душе пришелся. Гордись, ептеть.
- Иди ты в жопу со своим Зараки… - отчаянно и прерывисто всхлипнул Юмичика, как-то в один момент обессилев и глотая воздух раскрытым ртом. – Сам гордись… а надо мной теперь смеяться будут… Нос…
- Дебил ты что ли… Сдался тут кому твой нос. Эээээй, перестань щас же! – запротестовал Иккаку, когда друг, заслышав его последнюю фразу, пришел в ярость и замолотил его кулаками куда попало. Наконец, отчаявшись урезонить, он заломил ему руки, другой рукой сцапал за волосы и потащил к бочке с водой. – А ну пошли умоемся, так с тобой ни до чего не договоримся.
Через несколько минут притихший Юмичика смиренно стирал остатки крови с лица и прижимал к носу кусок нижнего косоде друга, который тот самоотверженно оторвал и пожертвовал в качестве полотенца. Иккаку, дождавшись пока он окончательно утихнет, наконец развернул его к себе и обнял, аккуратно укладывая голову щекой на свое плечо.
- Вот и ладушки, все живы, все отлично. Ты не пугай меня так больше, я думал ты спятил. В Руконгае в самые пипцы и то не плакал, а тут разнюнился. Рёва.
- Иккаку, я не хочу быть уродливым! Что мне делать?
- Слушай, ты заколебал. Ты самая красивая хуйня, которую я видел в своей гребаной жизни, а нос твой заживет. Тут вон отряд медиков есть, давай я тебя свожу, хочешь? Главное ща по-быстрому смыться пока нас мелкая не нашла, а то она тебе тоже прилепит вон… - он склонил голову и ткнул пальцем в симпатичный зеленый листик неведомого растения, заботливо приклеенный ему на лысину. – Видал? Самый лучший медик меня спас. Такой же на нос хочешь?
Юмичику вид этого листика вверг в такой истерический припадок, что от хохота у него снова брызнули две тонкие струйки крови из носа. Мадараме, хоть и довольный его смехом, все же всерьез обеспокоился душевным здоровьем друга и, взяв за руку, поволок прочь, по пути расспрашивая каждого встречного о местоположении медицинского отряда.
Там они особенно не задержались. Выйдя наружу с территории, Юмичика то и дело трогал полоску пластыря у себя на носу, но все же был спокоен, ибо парнишка-медик, смазавший рану чем-то прохладным и слегка пощипывающим, заверил, что после этого лекарства отек спадет завтра, а окончательные последствия исчезнут уже через неделю.
- Ну, я ж говорил тебе, - рассуждал на ходу сам заметно успокоившийся Иккаку, все время отбрасывающий руку друга, которой тот теребил свой пластырь. – По-хорошему говоря, он тебя так, скорее погладил чем стукнул. Если б он со всей силы вдарил, у тебя б полбашки снесло.
- Друг, без обид, но ты меня уже затрахал своим искренним фанатизмом, - с досадой буркнул Юмичика, отворачиваясь. – Ты можешь хоть на секунду перестать о нем трещать? Что за такая жгучая страсть я не пойму вообще?
- Да ну тебя, че б ты понимал. Я – боец, Юмичика. Я тебе объяснял уже. Мне нужна эта сила. Я теперь знаю… Это раньше я думал, что мне никто не указ, и сам я себе капитан и отец родной. Но это то же самое что ночью глухой реку переплывать – сверху чернота и снизу. А тут я дно под ногами почуял, сечешь? Я себя пристроенным теперь чувствую, при деле. А тебе плохо что ли? Смотри, чисто, светло везде… Чем ты опять недоволен?
- Ничем… - окончательно сник Аясегава, смотря себе под ноги и потирая ладонями свои предплечья. – Доволен я, особенно тем что мне нос в кашу растерли сегодня, это такое удовольствие, ты не поверишь.
- Постой-ка, - от неожиданности Иккаку даже остановился, перехватывая его за плечи и пытливо заглядывая в глаза. – Ты чего… слышь, ты ревнуешь что ли? Ой бля… вот это ничего себе. Серьезно ревнуешь?
- Да отвянь, тоже мне… сбесился я что ли по-твоему, - вяло отбивался Юмичика, пряча бегающий взгляд.
- Оййй… - Мадараме покачал головой и оттащил его ближе к одному из белых домиков, скрывшись за его стеной. – Что ж ты, глупая твоя головешка, удумал-то? Ась? – одна его рука успокаивающе гладила друга по спине, другая отводила темную челку с лица, заправляя ее за уши – совершенно без толку, потому что упрямые пряди сразу же выпадали обратно.
- Да ничего я не удумал, - обиженно, как ребенок, прогундосил Юмичика, дергая плечом. – Просто мы все время сами были во всем этом говне, все время вдвоем, дома и везде… И хорошо было, хоть и голодно иногда. А тут пришел этот… и все, ты не затыкаешься ни на минуту. Надоело… Я может и не хотел сюда сильно-то, только с тобой пошел, и… и ничего мне тут не нравится. И форма эта не нравится, я свое юката хочу обратно, оно цветное… И дома эти одинаковые, глаза уже болят, и Зараки твой страшила и хам! Вот.
- Хосспади, вот как дал бы в мордень с правой, да и так уже хватит с тебя, - вздохнул Иккаку, улыбаясь и прижимая его к себе. Правая рука зарылась в волосы, поглаживала и умиротворяющее почесывала за ухом, как строптивую лошаденку. – Ладно, и я дурак, не обратил внимания сначала. Ты это бросай, сам-то не слышишь, что бредишь. Зараки – он теперь мой капитан, командир, я за него рубиться буду пока не свалюсь, потому что уважаю так, как только могу уважать вообще кого-нибудь. А ты – ты если еще раз во мне засомневаешься, я тебя побью больно. Ты – мой друг, ты вообще это слово понимаешь? Это ж пиздец, это половина меня, кретин. Я без половины теперь буду не я уже, а так, кусок мяса.
- А какая половина, верхняя или нижняя? – слабо улыбнулся Юмичика, когда друг снова слегка отстранил его, чтобы заглянуть в глаза.
- Эх, ты… Вот так, - Мадараме приставил ладонь ребром к носу, разделяя свое лицо вдоль напополам. И с чувством прибавил, не сдержавшись, - Дура.
Аясегава долго молчал, а потом устало прикрыл глаза, слегка откинув голову и издав низкий гортанный смех.
- Боже мой… Я просто подумал, что раз я слабее него, я тебе больше не нужен.
- Ты ебанулся либо. Пойду сейчас Зараки ей-богу в рог закатаю за то, что он тебе твои последние птичьи мозги вышиб! Ему-то пофиг, а мне с таким ушлепком теперь всю жизнь жить. Все, разлили тут море сиреневых соплей, я из-за тебя скоро стану пушистым и беззубым сусликом. Пойдем, припадочный.
- Пойдем. Он кстати сказал, что мы с тобой до завтра свободны.
- О, вот и заебись. Он, видишь, не такой уж зверюга, небось на завтра уж тренировки задумал, а сегодня время дает бока отлежать.
- Да нет, ему просто еще весь отряд надо деревяшкой покалечить, это же тоже за пять минут не делается, - мстительно вякнул Аясегава, но уже беззлобно – после слов Иккаку он чувствовал смутное превосходство перед Кенпачи по крайней мере в системе ценностей своего друга, и это явно повышало его боевой дух. – Командир говоришь? А если вот он решит меня убить, ты что сделаешь?
- Помогу ему с радостью. Ты меня достал, сил моих нет.
- Козел…

Глава 8

Кто сказал, что там, за порогами -
только светлых радуг мосты,
что твой мир не обрушится с грохотом
вниз с немыслимой высоты.
Посмотри,
как внизу разбиваются брызги,
уставшие в поисках смысла,
который, быть может, и рядом,
но скорей всего где-то вдали

8 Глава

Юмичика знал. Знал, что ничем хорошим эта затея не кончится – по крайней мере для него.
Чем дальше тянулись весьма насыщенные дни их службы, тем больше он скучал по самому распоследнему говносборнику в Руконгае и психологически был уже в паре шагов от того чтобы сбежать из Сейрейтей целовать взасос родную загаженную землю семьдесят пятого района.
Но законы дружбы наказывали терпеть и помалкивать. В том числе и о том, что ни единого дня рядового Аясегавы не проходило без мордобоя за складами.
Как и во всяком закрытом обществе, тем паче военном, в Готей не все было так гладко, как казалось на первый взгляд. За белыми стенками казарм и домов порою скрывались вещи не самые красивые, в чем Юмичика смог убедиться в первую же неделю своей жизни в отряде.
Военные есть военные, будь они хоть трижды все из себя шинигами-защитники, а казарма есть казарма, где есть свои порядки. В том числе негласные правила, предписывающие воспитывать новичков в приличествующих их положению страхе и почтении.
Большинство здешних бойцов были выпускниками академии, то есть, проще говоря, практически элитой. Прибывшие по набору прямо из Руконгая были достаточной редкостью, которую встречали с неизменным недружелюбием, происходящим из естественного снобизма.
Так что Аясегава с Мадараме попали подо все возможные причины недовольства сослуживцев: безродные собаки с помойки, «салаги» и, что самое страшное, заметно отличившиеся перед новым капитаном.
Юмичика, конечно, не видел воочию того, что после них расправа в додзе продолжилась и закончилась полным и довольно позорным разгромом всех остальных солдат. Впрочем, это можно было легко угадать по их состоянию – шишка Иккаку и нос самого Юмичики просто безоговорочно меркли по сравнению с тем, что Кенпачи сделал с остальными.
В общем, уж чем-чем, а любовью своих коллег они похвастаться не могли. Но тут в действие вступал еще один принцип, касающийся лишь одного Аясегавы и посему поставивший небольшую пропасть между ним и Иккаку в деле уживчивости с отрядом.
Иккаку умел внушать уважение своим видом. А не уважение – так опасение. Одной этой улыбки «я-поедатель-маленьких-детей» хватало, чтобы отпадало всякое желание к нему цепляться. А на утреннем умывании его мускулы поигрывали столь многозначительно, что потуги к дедовщине сдувались даже у самых оголтелых дедов.
Вот тут-то Юмичике и аукнулась вся его внешняя хрупкость и прочие столь неподходящие военному делу особенности.
Отряд – не Руконгай, здесь все время вдвоем не походишь, находились дела для обоих. И первые дни к Аясегаве привязывались еще не очень уверенно, видя вполне осязаемую тень друга у него над головой. Зато когда поняли, что жаловаться не в его привычках, заметно осмелели.
А жаловаться он не собирался, ибо с такого рода трудностями нужно было разбираться только самому – или заработаешь уважение, или так и будешь слыть пригаркой от горшка сильного парня.
Первая серьезная стычка произошла на третий день. Юмичика спешил в додзе с ворохом бокенов в одной руке и метлой в другой – менять безнадежно испорченный инструментарий и убираться после тренировки. Зараки-тайчо, как и обещал, после той первой передышки начисто отменил понятие «свободное время», и если они не бегали в мыле – значит тренировались, если не тренировались – значит что-нибудь драили, если не драили – значит спали. Но спали мало. И ели еще меньше. Оставалось лишь надеяться, что это все что-то вроде медового месяца, ибо в таком режиме в Готей не жил ни один отряд, даже первый и второй.
- Эй, принцесса! – окликнули его сразу два насмешливых голоса. Юмичика, чуть было не остановившийся, все же успел сообразить – прозвища здесь даются не всегда с потолка, и стоит откликнуться хоть на один идиотский призыв, останешься с «погонялом» навсегда. Потому он, поудобнее перехватив свою ношу, продолжил шагать, игнорируя вопли за спиной, пока наконец его не остановили посредством рывка за плечо.
- Тебя отзываться не учили, деревня? – двое молодых на вид, но весьма потрепанных бойцов стояли перед ним практически в одинаковых позах – с одной рукой на поясе и отставив колено. В свободных руках они имели по метле, стало быть, убирали здесь территорию. Кстати говоря, останавливаться он и не обязан был – в данный момент в отряде старше его по званию были лишь капитан да лейтенант. Офицеров не существовало – прошлый лейтенант после гибели капитана куда-то сгинул, а остальные офицерские посты Кенпачи ничтоже сумняшеся аннулировал. В голове до сих пор звучали слова «Я не видал как зарабатывали. Кто в натуре по уровню офицер, тот и при мне им станет, мне жалко что ли»
- Я не слышал моего имени, - не замедлил откликнуться Юмичика, выпрямившись и оценив разницу в телосложении. В Руконгае и не таких валил – только то Руконгай и уроды с рогатинами, а тут конечно тоже уроды, но все же с мечами, и мало ли. И бокены мешают. Но можно их как раз швырнуть сразу всей охапкой в лица, или под ноги, быстро и собранно рассуждал Аясегава, а уж потом катану проветрить. Хотя, убивать тут наверняка никого нельзя, посадят в Карцер или еще чего похуже…
- Назови имя, подзабыли.
- Рядовой Аясегава Юмичика.
- Куда бежишь?
- В додзе убираться, приказ капитана.
- В додзе нет никого, так что подождет – на-ка потрудись тут, - один из бойцов помахал метлой у него перед носом.
- У меня свое задание, - упрямился Юмичика, и так и эдак прокручивая в голове варианты наиболее удобной тактики для нокаута обоих. – А у вас, ребят, свое. Когда каждый занимается своим делом, тогда и в отряде бардака нет.
- Твое дело – пахать и помалкивать, кошка помоечная! – возмутился явно прибалдевший от такой борзости тип с тремя отсутствующими зубами в нижнем ряду – последствием первого знакомства с новым тайчо. – Указывает!
- Я ж говорил, быдло руконгайское, учить и учить еще, - сокрушался второй, с замотанным бинтами предплечьем. – Если сейчас метлой не замахаешь – мы тебя в индивидуальном порядке поучим.
- Метлой махать? – уточнил Юмичика, наивно хлопнув ресницами.
- Похоже, за склады прогуляться придется… - беззубый кивнул дружку, и оба шагнули к своей жертве.
Грохот посыпавшихся бокенов огласил ясный полуденный воздух, успев даже перекрыть первые звуки глухих ударов. Аясегава, пригнувшись, концом своей метлы изо всех сил приложил беззубого прямо под дых, а второго ткнул снопом веток в лицо. И пока тот, отшатнувшись, промаргивался, ударил древком по уху.
- Я помахал метлой, разрешите идти, - бросил Юмичика, резво собирая бокены и, пока бойцы не очнулись, убегая в додзе. Туда они почему-то за ним не пошли.
Но то ли никто тут не делился опытом, то ли просто никого жизнь не учила, но цепляться к нему не то что не прекратили – начали в три раза больше. Поводов находилась масса – надерзил, не так взглянул, не там встал. Помимо этих в причины годились и волосы, манеры, походка, голос…
Аясегава ощутил, что начал относиться к оставшимся в прошлом руконгайским уродам с какой-то теплой симпатией. Они хотя бы честно говорили, чего им надо. Крови, тела, денег, вещей – да, там если ты выглядишь слабым, будешь или мертвым, или чьей-то женщиной, или таки станешь сильным. Но и порядки такие были, голодно, холодно, грязно, жили скорее как животные, чем как люди. А здесь – все в тепле, жратва под боком, шмотки казенные, и эта вот жестокость уже даже не звериная. Та была чище и честнее. А жестокость человеческая гнусна, ибо добровольна.
Навыки и закалка, полученные в Руконгае, позволяли отбиваться и сохранять в целости хотя бы свое мясо, однако на душе становилось все паскуднее и паскуднее. В конце концов, мало приятного в том, что шагу не можешь ступить без того, чтобы в спину не прилетело едкое оскорбление, или не попытались поставить подножку. Иккаку в те редкие минуты перед отбоем, когда удавалось перекинуться парой слов, удивлялся.
- Друг, ты что-то совсем кислый. Ну улыбнись хоть, чего с тобой?
- Устаю, - хмуро бросал Юмичика и, действительно, падал на футон, кое-как скрутив волосы жгутом и завязав на затылке – на обычную ночную косу не оставалось запала. Мадараме как правило обдумывал его слова секунд двадцать и тоже засыпал.
Единственное, пожалуй, преимущество, которое принесла Аясегаве дружба – это то, что стараниями Иккаку они занимали самое лучшее место в общей казарме, в самом дальнем углу. Так что хотя бы первое, чем его встречало утро – стена по правому боку или сонная физиономия друга на соседнем футоне по левому. Если не смотреть дальше, можно даже на секунду представить, что все это ему приснилось в кошмаре, и все-все идет как раньше.

Четверо. Будет сложнее обойтись без крови. Юмичика в последний раз попытался воззвать к остаткам разума четверых упырей, окруживших его в очередной раз за складом у мусорной ямы, куда он только что выносил кухонные отбросы.
- Предлагаю разойтись с миром и поберечь нервы, а также кости. Может хоть кто-нибудь скажет наконец, что от меня вообще здесь надо?
- Скромнее надо быть с товарищами, крохотуля, - проговорил рослый детина с низким лбом и непередаваемо волосатыми ноздрями. При взгляде на торчащие из пористого носа слипшиеся пучки волос у Аясегавы каждый раз пищевод завязывался на бантик. – Поласковее был бы – и никаких вопросов. Ну что молчишь, скажи давай мне что-нибудь.
- Нос подстриги! – страдальчески проныл Юмичика, вытаскивая катану…
Действительно трудно было и отбиться, и не отправить кого-нибудь к предкам на ритуальное чаепитие. Но против четверых голыми руками не попрешь. Аясегаву сейчас спасала лишь собственная увертливость, но и она помогала мало, когда противники с мечами есть и за спиной. Прыгай – не прыгай, а тут уже стоит думать скорее о том, как найти момент и смыться, чем победить.
Дело принимало скверный оборот, и он уже стал подумывать о том, какое наказание дают за пару чужих отрубленных конечностей, ежели не до смерти, как вдруг их прервал негромкий, но властный голос.
- Остановиться.
Четверо нападавших замерли как по команде – нюх на начальственный тон сработал безотказно. Юмичика опустил клинок не сразу, ибо в глазах все слегка расплывалось, так что фигуру лейтенанта Айзена он смог различить не сразу.
- Драка на мечах на территории отряда, - фукутайчо медленно приблизился к ним, разглядывая сцену побоища через свои очки. – Кто-нибудь знает, что это двое суток карцера? Все из одиннадцатого?
Делать нечего – все кивнули. Раз уж поймали на собственной территории, отпираться уже некуда.
- Предпочитаете получить наказание от меня или обратимся к вашему капитану? – лейтенант был отвратительно благодушен, и глаза под очками снисходительно поблескивали.
- К капитану, - успел впереди своих противников Юмичика. В данный момент он предпочитал еще раз получить прямой в нос, чем сдаться на милость этому Айзену, ибо скорее доверял неотесанному руконгайскому зверью, нежели этому очкарику с непробиваемой добродушной миной. Чутье подсказывало, что среди таких процент бессмысленных садистов бывает куда выше и цветистее.
Зараки-тайчо, найденный сидящим на ступеньках додзе, на представленное ему безобразие отреагировал весьма неожиданным образом.
Выслушав обстоятельный доклад делегата, он ссадил Ячиру с колен на ступеньки, вытряхнул и отдал ей свою трубку, встал и подошел к Айзену близко-близко – Аясегаве даже почудилось, что вот-вот, и толкнет его грудью. Однако капитан одиннадцатого лишь слегка склонился к фукутайчо и отчеканил:
- Ты кто?
- Зараки-тайчо…
- Не, Зараки-тайчо – это я. Ты говорю кто?
- Лейтенант пятого отряда Айзен Соуске.
- Вот. А это одиннадцатый отряд. Я не знаю, как у вас там в пятом отряде, а у меня пацаны тренируются где хотят, как хотят и когда хотят, а не только по праздникам под хлопанье и дудки. Я разрешил. Вот когда они у тебя в отряде будут – тогда и приходи. Вопросы?
Впоследствии Юмичика вспоминал, что, возможно, тогда единственный раз увидел Айзена таким – без привычной маски безжизненного добродушия. Темные глаза Соуске похолодели и сощурились, а по лицу пробежала рябь – он мог бы поклясться – такой ледяной злобы и ненависти, будто им завладела сейчас совершенно иная личность. Но настолько молниеносно, что он предпочел счесть это за глюк.
- Собственно, я и оставляю их под вашу ответственность, - произнес он спустя пару секунд, отступая и размеренным шагом направляясь к воротам.
Кенпачи помолчал, провожая его взглядом, а потом обернулся к пятерым провинившимся – и вот тут они осознали, что еще ничего не кончилось.
- Шагом внутрь. Все. Ты – стой.
Юмичика, уже сделавший шаг, едва не опрокинулся на спину от того, что его плечо надежно зафиксировала капитанская ручища. Четверо рядовых уже скрылись в додзе, и он остался с Кенпачи один на один.
- Дерешься? – негромко произнес Зараки, чуть склонившись к его уху, не делая попытки развернуть его лицом к себе.
- Виноват, - ровно отозвался Аясегава, сглотнув.
- Так ты охуел палиться-то тогда? Ты б еще в резиденции Ямамото начал. Шли бы куда потише да там махались сколько влезет.
- В следующий раз именно так и сделаю, тайчо.
- Перестань гнать, - капитан все не отпускал его плечо и не отходил, и от дыхания шевелились волоски на шее. – За что бьют?
- Никто меня не бьет, тайчо.
- А я догадываюсь за что. За то что ты хамло. Я б тебя за это тоже бил.
- Так что же вы медлите? – Юмичика рассудил, что если уж пропадать, то без разницы как.
- А я не медлю. В торец ты от меня получить всегда успеешь. Еще раз спрашиваю – за что бьют?
- Меня не бьют.
Пальцы сжали плечо так, что начало неметь.
- Отвечай на вопрос.
- Мне больше нечего ответить, тайчо, - голос слегка срывался от боли.
- Больно? – еще тише на ухо.
- Нет.
- А так? – хватка усилилась так, что затрещала ключица, плюс твердые обломанные ногти впились в кожу аж через ткань обоих косоде.
- Нет… - на последнем издыхании, хотя хотелось орать во все горло.
После этого Кенпачи неожиданно выпрямился, отпустил руку и все-таки повернул почти бесчувственного, с побелевшими губами, Юмичику к себе лицом. И тот с изумлением увидел все тот же улыбчивый оскал на скуластой звериной морде.
- Не ожидал.
- Что? – опешил Аясегава, растерявшись.
- Ничего. Больно же было?
- Нет.
- Молодец. Иди спать.
- Но тайчо…
- Иди я сказал. Ну или не спать – куда знаешь иди. Только всех сюда созови. А, погоди.
- Да?
- Зажил твой шнопак-то? – хохотнул Зараки, тронув уже совсем крошечную почти исчезнувшую ссадинку на его переносице.
- Зажил, тайчо, спасибо. Пустяк.
- Ну и все. Все, пирдуй давай отсюда, бегом.
Юмичика, чувствуя, как мозг начинает потихоньку плавиться, развернулся и ушел, с перепугу даже не попрощавшись с капитаном.

Мадараме вернулся в казарму раньше всего остального отряда и тут же плюхнулся на футон рядом с другом, в кои-то веки получившим возможность тщательно расчесать волосы.
- Что там было? – спросил озабоченно Юмичика, терпеливо раздирая особенно трудный узелок.
- Да ничего особенного, все как всегда. Построил всех, сказал что они кутылые мокрощелки и вяленые каракатицы, и заставил опять бокенами махать. Обычное дело.
- Ясно… - Аясегава поморщился, распутывая пальцами сбившийся колтун.
- Мне его даже жалко. В натуре тут все какие-то не поймешь какие. На татами я пятерых валю и даже не устаю. Я одной рукой их бить могу, а другой – бабу щупать.
- Неужто и тебя тоже заставил? – Юмичика поймал себя на том, что чувствует какое-то смутное разочарование – не пойми в чем.
- А вот ни фига. Меня наружу отозвал, и мы между прочим побазарили, покурили.
- О чем это?
- Да так, спрашивал про Руконгай, как я там жил, чего делал, зачем в Сейрейтей пошел.
- И что ты ответил?
- Ну что есть, то и ответил – что его искал и сильнее хотел стать.
- А про меня ничего не спрашивал? – неожиданно поинтересовался Юмичика.
- Эээ… да нет по-моему. А чего он должен про тебя спросить?
- Да ничего… Я наверное спать лягу.
- А, ну ложись давай. С тобой точно все нормально, ты прям смурной такой все время, - Иккаку отвел его руку с расческой и зарылся пальцами в волосы. – И никак даже не поболтаем с тобой, как раньше. Ты не сердишься случаем опять?
- Да что ты, - Аясегава слегка улыбнулся, аккуратно отстранил его и заплел косу, после чего лег на футон, укрывшись до подбородка. – Просто когда мы тут с тобой можем поболтать? Целый день зад в мыле.
- И то правда. Но я те обещаю, если вдруг будет свободный день, забьемся куда-нибудь в два рыла и отдохнем. Идет?
- Идет-идет. А пока посиди со мной, ладно? Только не трогай – вдруг кто увидит.
- Хорошо, не буду, - Мадараме сел на свой футон и замолчал. Его присутствие и хорошо ощутимое тепло спокойной сейчас реяцу убаюкало и принесло сон – мирный впервые за несколько недель.

Дождь шел четверо суток подряд – сплошной, холодный, иногда для разнообразия скручиваемый пронизывающими порывами ветра. Сейрейтей погрузился в сон… почти весь.
Одиннадцатый отряд, выражаясь народным языком, не просыхал ни на минуту. В буквальном смысле – Зараки-тайчо, казалось, вовсе не замечал льющиеся с неба потоки и как ни в чем не бывало выгонял своих питомцев на пробежки и тренировки на свежем воздухе. Юмичика в такие моменты отчаянно завидовал Иккаку с его лысиной, которую тот вполне безболезненно мог после вытереть тряпкой и горя не знать. Его же собственные волосы ни разу не высохли толком, и голова под копной чесалась так отчаянно, что хотелось ползать на пузе и плакать.
Кстати, после того происшествия с дракой и Айзеном, когда он на следующий день пришел в додзе, Кенпачи тут же выволок его на татами и, указывая на него бокеном, гулко рыкнул на все помещение.
- Я слышал, вот этот хмырь не дурак подраться. Значит так, сейчас все желающие имеют возможность начистить ему рыло. По одному. Кто положит его на лопатки – дам выходной.
У Иккаку челюсть с грохотом выехала до пола, но капитан был невозмутим. В общем, спустя час Аясегава, стоящий на татами на трясущихся ногах и c задубевшими пальцами, намертво приросшими к бокену, дышал как загнанная лошадь и молился, чтобы кто-нибудь уже в самом деле его завалил. Ибо все претенденты, вышедшие до этого, пока что оставались без выходного.
- Тайчо, а можно мне выходной? – подал голос Мадараме, с точностью до слова угадавший мысли несчастного друга.
- Можно. К тебе я только сам выйду, завалишь – получишь выходной и даже два, - хохотнул Кенпачи. – Сиди пока на жопе, тебя не касается. Ну что, кто еще хочет отпиздить Аясегаву? Ну? Глядите, он уморился, на ногах не стоит. Ты ведь устал, Аясегава?
- Нет, тайчо, я в порядке, - Юмичика утер рукавом вспотевший лоб и безуспешно попытался промочить слюной сухое как пергамент горло.
- Тем более. Ну, что, никому выходной неохота? Ясно… так вот, слушайте меня. Вы в отряде можете выяснять свои отношения сколько вам влезет, я на это вон с башни раскаяния сцал. Хоть печень друг другу жрите, лишь бы показатели ваши меня радовали. А они пока меня не то что не радуют – я каждую ночь плачу в подушку вот такими слезами, - Зараки кулаком отмерил длину своего локтя. - А вы же не хотите, чтобы я плакал? Вот и не обижайте меня. С этого дня все разборки только здесь. На мечах, кулаках, бокенах, маргаритках – но вот тут, в додзе, или на плацу при всех. Чтобы больше меня всякие очкастые дрочилы лий-ти-нанты за попу не щупали. Очень я не люблю, когда меня за попу щупают всякие, очень расстраиваюсь. Так что запалят еще один махач в подворотне – я буду, обливаясь слезами, вас мариновать в горшках и продавать в двенадцатый отряд. Значит так, я последний раз спрашиваю, кто сейчас хочет дать ему в морду. Все? Никто?
Подождав минуту, наполненную гробовым молчанием, Зараки ухмыльнулся и, коротко размахнувшись, огрел Юмичику бокеном сначала по заднице, потом по лопаткам, а вслед за этим уже совсем легонько стукнул по темени – и рядовой рухнул на татами как подкошенный.
- Ну надо же, у меня выходной, - Кенпачи отбросил бокен и, поймав прыгнувшую ему на руки Ячиру, вышел из додзе.
Юмичика попытался подняться, но обнаружил, что принявшее горизонтальное положение тело явно не намеревается что-то в этой жизни менять. Мышцы отказали все одновременно, превратившись в дрожащий студень.
Отряд, что характерно, наблюдал это все в полном молчании – даже ни единого смешка не прилетело в сторону бездыханного туловища на полу.
Иккаку, тоже достаточно вдохновившись, вышел из строя.
- А я тоже не дурак подраться, чуваки. Почему тогда Юмичика один развлекается? Я тоже хочу. Я ща вернусь и буду тут до вечера сидеть, ждать всех, кто тоже большой любитель этого дела. А то все ему да ему – я так не играю.
Присев на одно колено, он аккуратно собрал друга в кучку, поднял с пола и вынес из додзе на руках.

Дождь кончился так же внезапно, как и начался, хоть пасмурная погода продолжала упорно держаться, и низкие металлически-серые облака грузно ворочались в небе, лениво уползая куда-то на восток.
Среди всех недостатков такой погоды существовало одно несомненное преимущество – теперь хотя бы отпала необходимость без конца мести территорию. Бурные ручьи шумели под ногами чуть не доходя до щиколоток, и уносили с собой всю пыль, что камни накопили за неимоверное количество времени.
Юмичика стал всерьез подумывать о том, чтобы последовать примеру Иккаку и побриться к чертовой бабушке налысо – от бесконечной влажности волосы, даже туго утянутые в хвост, начали виться и пушиться, что добавило еще массу приятных ощущений к бесконечной чесотке. Мадараме теперь, глядя на его вечно унылое выражение лица, только качал головой.
Сейчас они вдвоем сидели на ступеньках заднего крыльца кухни, отдыхая после непрерывной почти шестичасовой беготни с кастрюлями – в кои-то веки им достался один наряд на двоих. Правда, перекинуться парой слов они все равно особенно не успевали.
Сейчас весь отряд после обеда угнали куда-то на починку-покраску зданий, и выдался часок передышки после помывки непролазной горы посуды, по истечению которого снова предстояло становиться к чанам и браться за ужин.
Юмичика сидел, уронив голову на колени, и молчал – от усталости даже язык во рту безжизненно лежал пластом и потихоньку отмирал за ненадобностью. Иккаку, покуривая самокрутку, долго созерцал эту скорбную скульптуру и наконец не выдержал.
- Друг, можно я тебе глаз подобью?
- Что? – Аясегава поднял голову, с трудом фокусируя взгляд.
- Просто когда тебе морду портишь, ты хоть оживаешь немного. Я тебя не узнаю. Что за хрень вообще, ты уже сдулся? Трудностей не сдюжил? Я тогда нихера не поверю, что ты сам в Руконгае выжил, дом достроил… Где блин вообще дух твой? Ползаешь тут как бледная немочь, а Зараки тебя еще хвалит…
- Да иди ты, кто там меня хвалит! Я когда сдохну, Зараки твой меня сунет в мешок и бросит в речку.
- Дура. Пора бы уже от себя, драгоценного, отвлечься и понять – такие люди чем больше дрючат, тем больше от тебя хотят. Меня вообще сам каждый день в додзе лупцует пока желудок не сплюну – и я, блядь, счастлив. Значит мы ему подходим.
- Ну пусть. Пусть, - Юмичике не хотелось спорить. Еще раз нервно пригладив растрепанную челку, он умолк и отвернулся от друга, то ли намереваясь обидеться, то ли просто уже не зная, куда деть глаза – ибо теперь мысль о похвале капитана коварно закралась в мозг и начала, словно микроб, методично убивать основные клетки раздражения и неприязни, которых впрочем и так почему-то поубавилось за последнее время – Кенпачи уже не казался ему такой уж бездушной каменюкой. Впрочем, говнюком от этого он быть не перестал… но радовало хоть то, что он живой и настоящий. А с остальным можно ужиться.
- У тебя гребень с собой? – неожиданно подал голос Иккаку, выбрасывая самокрутку и подсаживаясь ближе.
- Что? А… Да, - Юмичика запустил руку за пазуху и выудил расческу, повертев ее в пальцах. – С собой. А хрен ли толку.
- Сиди тогда спокойно, - Мадараме одним движением выпутал ленту из его хвоста, отнял гребешок и, усевшись за спиной друга, устроил его между своих колен, чтоб не дергался.
- Иккаку, - Аясегава попытался обернуться, но был пребольно ущипнут за бок.
- Сидеть сказал, - грубые теплые руки, вытравленные за сегодня в воде, разложили шевелюру по спине и цапнули одну прядь. – А то косматый как ракшас, по утрам пугаться тебя буду.
Пришлось покориться. Правда, пару раз так и назревал вопрос, где клинически лысый Мадараме вообще учился так расчесывать волосы, чтобы было почти не больно, но Юмичика держался из всех сил. Еще раз получить щипок ему не улыбалось.
Процедура по мере протекания становилась все менее трудоемкой и даже приятной – бережные движения расчески, теплые пальцы, откладывающие каждую завершенную прядь на плечо, сосредоточенное пыхтение за спиной… Постепенно душевное равновесие как-то стабилизировалось, и жизнь окрасилась даже в чуть более приятные глазу тона нежели серо-буро-дерьмовые.
За этим занятием их и застал Кенпачи. Окинув взглядом открывшуюся ему идиллию, он фыркнул и многозначительно кашлянул, картинно постучав по стенке.
Обоих подбросило как на батуте, но их попытки встать и вытянуться сообразно моменту были пресечены взмахом ладони.
- Сидите вашу мать. Причесон – это дело нужное. Я вон сам видали какой, ну так с ней разве уследишь за волосьями-то, - он указал на Ячиру, сидящую у него на шее и для равновесия как раз державшуюся за пряди жестких черных волос, используя их судя по всему в качестве вожжей.
- У нас перерыв просто, тайчо, - на всякий случай уточнил Иккаку, собирая вместе всю гриву друга и завершающим штрихом несколько раз проведя по ней гребнем.
- Да знаю, не дурак. Я вон че просто хотел – меня ща к Ямамото позвали, так вот займите дите, а? А то заскучает, - Кенпачи задрал голову вверх в попытке взглянуть на свою наездницу. – Поиграешь с ними? Я туда и обратно.
- Хорошо, Кен-тян,- девчонка резво соскочила с его плеч, за один прыжок преодолев расстояние между ним и друзьями, тут же вскарабкавшись на Мадараме и звучно шлепнув его по лысине. – Лысый, дай я Красавчику волосы заплету!
- О, видал – обозвала, - покачал головой Зараки, обращаясь к Юмичике. – Ладно, вернусь заберу, бывайте. Только чтоб ужин не опоздал, а то ваши мозги подадите.
- Тайчо, подождите минутку, - Аясегава, непонятно зачем, вырвался из рук друга и вскочил, подойдя к Кенпачи. Тот обернулся, сбавив шаг но не остановившись.
- Чего тебе?
- Тайчо, я у меня только один вопрос. Можно?
- Быстрей давай.
- Что вы имели в виду тогда, у додзе. Когда… ну, после драки той. Я не понял.
- Ну и дурак значит. Тебе все надо объяснять по слогам?
- Да, я тупой.
- Очень жаль.
- Тайчо, пожалуйста.
- Ладно, а то ведь не отвяжешься, - Зараки остановился так резко, что Аясегава едва не врулил ему носом в спину. – Я думал ты ныкса и рохля, сейчас жалиться начнешь… А ты отпираешься, молчишь, этих не сдаешь. Правильно делаешь. Никогда не жалуйся, тем более мне. Будешь тогда тут долго служить. Только особо-то губу не раскатывай, я любимчиков не завожу и тебе поблажек никаких не выдам, и Иккаку кстати тоже.
- Я и не надеялся тайчо.
- И не надейся, - хищно оскалился капитан, уже совсем отворачиваясь и уходя прочь.
Аясегава вернулся обратно и сразу же был сцапан их воодушевленным лейтенантом, вызвавшимся соорудить ему грандиозную прическу совершенно бесплатно и безболезненно. В итоге Юмичика, снабженный двумя косицами, перевязанными безнадежно разделенной на две половины лентой, и Иккаку, снова оставшийся в счастливчиках по причине отсутствия волос, весь свой перерыв играли с Ячиру, запуская по ручьям собственные варадзи в качестве корабликов.
Босая и абсолютно счастливая Кусаджиши-фукутайчо скакала по лужам, по ним и по прочим поверхностям с достойной восхищения неутомимостью, пока наконец не бултыхнулась с размаху вниз головой в дождевую бочку, откуда ее сообща вытаскивали за ноги. Впрочем, веселья от этого скорее прибавилось, и вернувшийся Кенпачи как раз стал свидетелем очаровательного момента, как завернутая в косоде Иккаку маленькая бузотерша с довольным видом поглощает горячий чай, закусывая его помидором, а доблестный воин Мадараме второй раз за день выступает в почетной роли парикмахера, приглаживая мокрые розовые лохмы.
- Хуясе вы поиграли, - капитан почесал голову. – Мылись что ли?
- Плавали, - Юмичика только что догнал где-то на границе отряда все уплывшие варадзи и, вернувшись, теперь разложил их на ступеньках подсушиваться.
- Кен-тян, Красавчик обещал научить меня играть в че-то, - слопав помидор вместе с зеленым хвостиком, Ячиру выпуталась из чужого косоде и с размаху налетела на Зараки, занимая свое законное место у него на плече.
- В че?
- В чет-нечет, - признался Аясегава, хмыкая. – Фукутайчо спросила, во что я умею играть… Ну я и сказал.
- Ты мне научишь ее… Еще не хватало, - буркнул капитан. - Ну ладно, работайте.
- Зараки-тайчо, а чего от вас сотайчо хотел? – Иккаку закурил еще самокрутку, переводя дух и подбирая свое косоде.
- Да я в шоке весь. Отчеты говорит не получает. Какие еще в сраку отчеты? Я их что ли ему писать должен?
- Ну вообще-то да, - Мадараме пожал плечом. – Капитаны и лейтенанты пишут всегда.
- Мда, - Кенпачи покосился на Ячиру. – А обязательно?
- Да нет вроде. Ну то есть, писать может кто угодно, главное чтобы были… Ай, что? – Иккаку возмущенно обернулся к другу, больно наступившему ему на ногу. Однако, было уже поздно.
- Кто угодно говорите? – Зараки не мог не заметить маневра Юмичики и злорадно разулыбался. – Слышьте, а вы своего капитана любите?
- До остервенения, - уныло протянул Аясегава.
- Еще лучше. В общем, кто-то из вас двоих, а можете оба – назначаю на бумажки.
- Я писать не умею, - торжественно соврал Мадараме не моргнув глазом.
- Я тоже не умею, - многозначительно подхватил тайчо, понимающе ухмыляясь.
- А на вступлении в должность вы крестик в личном деле поставили или рожу нарисовали? – ядовито вякнул Юмичика, зная, что капитан брешет как сивый кобель. Двадцать минут назад Ячиру взахлеб рассказывала им, как красиво обожаемый Кен-тян написал ее имя на земле в первую их встречу.
- Слышь, Иккаку, а ты его никогда за язык на дерево подвесить не хотел? – участливо поинтересовался капитан, указывая на Аясегаву большим пальцем.
- Зато не скучно, - пожал плечами Иккаку, и за взгляд, брошенный в его сторону, Юмичика передумал называть его сволочью и предателем.
В конце концов, эти долбаные отчеты того не стоили.

@темы: фанфики

---

Немного о глазах

[db BananaMilk]

Решила выставить два кадра. Очень красивых, потому что там подчеркиваются глаpf Юми и его занпакто. Встеxайте, два кадра, которые я назвала:

"Мы так отвратиттельно похожи..."

@темы: скрины

---

шикарное сообщество %) Я к вам с ***вноартом своим%)

[Лакричный_пломбир]

@темы: фанарт

---

[Shiera]

Небольшой вклад в сообщство в знак приветствия... =)

Название: С тобой
Автор: Shiera
Рейтинг: PG
Пейринг: намек на Иккаку/Юмичика
Размер: драббл
Тип: слэш
Дисклеймер: ниче не мое, кроме больной фантазии

- Я пойду с тобой.
- На кой ты мне сдался?
- Не знаю.
- Ну а я-то тебе зачем?
- Ты сильный.
- Я думал, ты любишь все красивое, а не сильное…
- Дурак ты.
- Я не собираюсь тебя защищать.
- Мне вовсе не нужна защита.
- Если будешь мешаться под ногами, прибью.
- Я не помешаю.
- Менос с тобой, иди сюда…
Юмичика действительно не мешал. Ни разу. Он просто стоял и смотрел, как Иккаку сражается. Снова, и снова, и снова. Столько раз, что как будто случайно ловить в толпе восхищенный взгляд этих странных лиловых глаз стало привычным. Но лишь на секунду, и больше не отвлекаться, и делать вид, что все равно. А когда в привычку вошло просыпаться рядом с ним, он исчез. Так внезапно, что Иккаку почувствовал укол чего-то, похожего на беспокойство, когда не обнаружил его рядом. «Да ему просто надоело бегать за тобой, придурок. Ну и плевать на него». И снова – сражаться, сражаться, сражаться. Но стоило Иккаку почти забыть о нем, как на пороге дома снова мелькнуло цветастое кимоно.
- Где ты был?
- А ты за меня волновался?
- Пошел ты.
Улыбка.
- Пойду. С тобой.
- Делай, что хочешь…
Юмичика приходил и уходил, когда хотел. И никогда не говорил, куда уходит. А Иккаку и не спрашивал. Юмичика всегда появлялся неожиданно, где бы он ни был. И загадочно улыбался. И молчал. И снова шел за ним.
Он не сказал ни слова, когда Иккаку отправился вслед за Кенпачи в Готэй 13. Просто сменил цветастое кимоно на форму шинигами и длинный хвост на короткое каре. Чтобы снова стоять и смотреть, как танцует в битве занпакто Иккаку. Но он больше никуда не уходил. Всегда был рядом. Сбоку и немного сзади. Чтобы всегда можно было обернуться и поймать мимолетную улыбку. И знать, что есть кто-то, кто всегда пойдет с тобой.

@темы: фанфики

---

С Новым годом!

[db BananaMilk]

так как я не смогла этого сделать вчера, я сделаю это сегодня!

С Новым годом!

Желаю что бы вы были всегда красивы и умны, что бы с вами всегда был ваш любимый человек,что бы вы никогда не были слабыми! Желаю вам этого, только потому, потому что это всё есть у Нашего Аясегавы Юмичики! Поздравляю всех с Новым Годом!

@темы: поздравления

---

Мы никогда не умрём (5-6 главы)

[db BananaMilk]

Название: Мы никогда не умрём
Фандом: Блич
Автор: bubantes
Бета: Last_Optimist
Пейринг: Иккаку/Юмичика, Зараки/Юмичика
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: нецензурная лексика

Ссылки на предыдущие главы:
1-2 главы-www.diary.ru/~Fujikujaku/p86515055.htm#more1
3-4 главы-www.diary.ru/~Fujikujaku/p86540594.htm#more2


Глава 5

Ты меня научил
Не бояться страданий,
Уходить, не дождавшись
Аплодисментов.
Пусть взрываются звёзды
За преступность желаний,
Лишь бы ты был со мной
За секунду до смерти.

5 глава

Однако, чем размереннее сейчас текла их жизнь - впрочем, если можно было использовать понятие «размеренный» по отношению к жизни двух разбойников, зарабатывающих себе на пропитание побоищами - тем тяжелее становилось у Юмичики на душе. Слухом и зрением он хвастался не зря, и более того, помимо пяти развитых основных чувств, у него присутствовало нечто вроде интуиции, если упрощать. Это чувство, которое он привык так называть, жило в нем всегда и частенько оправдывалось на практике – он до сих пор помнил, как в день пожара не находил себе места от беспокойства.
Еще ему иногда казалось, что он физически ощущает силу Иккаку. Когда тот дрался или просто был чем-то возбужден, воздух вокруг него будто бы сгущался и становился едва ли не осязаемым, потоками изливаясь во все стороны. Впрочем, данный факт стоило скорее отнести к приятным ощущениям, ибо эти потоки будто бы подпитывали самого Аясегаву, и временами ему чудилось, что от этого катана на поясе начинает странным образом вибрировать – но настолько неуловимо, что это больше походило на глюк.
В этом случае оставалось только гордиться другом и его мощью, раз уж она такая, что ее даже видно. Если конечно, это действительно не игра богатого Юмичикиного воображения.
Но вот иногда интуиция Аясегавы подбрасывала ему менее приятные вещи. Одной из которых была какая-то непреходящая уверенность, что у них все же нарисовался какой-то загадочный враг, который когда-то сжег их дом, и вряд ли на это остановится.
Мадараме не смеялся над этими его домыслами, ибо и сам вполне допускал такое. Просто у него это было скорее на уровне логических догадок, нежели ощущений.
В любом случае, они оба были постоянно начеку, хоть и злились от того, что недруг предпочитал непрямолинейные методы и явно выжидал, когда можно будет нанести еще один удар ниже пояса.
И еще, Юмичика был просто уверен, что за ними наблюдали. Оттого он совсем прекратил контакты с парнями из борделя, чтобы не быть виноватым в дополнительных жертвах. Иккаку правда не особо ограничил себя в своих ночных рейдах по бабам, потому что пока им под дверь еще не подбросили ни одной умерщвленной с особым цинизмом проститутки. Может просто потому что если убивать каждую шлюху, с которой он путался, то вскоре Руконгай вообще останется без блядей, шутил Аясегава каждый раз, когда речь заходила об этом. Друг снова воспринимал это как комплимент и очень радовался.
Он всегда радовался, злился и вообще проявлял свои чувства очень бурно, и Юмичике это нравилось – он давно замечал, что чем шире эмоциональный диапазон человека рядом, тем он сам себя чувствует бодрее. Впрочем, свой энергетический вампиризм он принимал философски – ибо другу было не западло без устали источать силу направо и налево, а это было главное.
Но его всегда удивляло, почему Иккаку – столь кровожадный и, как бы это сказать, смертоносный тип, которому море по колено и небо одеялом, и который заводится от любого пустяка с пол оборота – относится к нему, Аясегаве, с неизменным дружелюбием и даже с какой-то затаенной дружеской нежностью, проявляющейся порой в довольно неожиданных и искаженных формах.
Об этом он думал и сейчас, в предвечерние тихие часы, заканчивая натирать мылом наволочку. Они сегодня наконец разжились сменой постельного белья, однако Юмичика взял за правило перед использованием стирать любую тряпку, купленную на торговых рядах, ибо пес его знает, где до этого она могла побывать и откуда ее сперли.
Прополоскав наволочку, он пока развесил ее на кусте и не глядя протянул руку назад.
- Иккаку, этот обмылок весь вышел. Давай еще.
Однако, ответа не последовало. Несколько раз помахав рукой в воздухе, Аясегава обернулся. Берег был свершено пуст, и никаких признаков присутствия друга не наблюдалось.
- Иккаку! Але, где тебя носит?
Странно, вот только пару минут он шастал по берегу, то выполняя всякие упражнения наподобие тренировки, то помогая выжать большую простынь, то развлекая друга какими-то похабными анекдотами.
- Кого потеряла, красавица? – вдруг раздалось откуда-то сверху, и Юмичика поднялся на ноги и вскинул взгляд. Зрелище ему открылось довольно впечатляющее. Берег реки был наклонным, и теперь на самом верху тянулась ровная цепочка людей самой неблагонадежной наружности. Их было не менее двух десятков рыл.
Рука тут же сама легла на рукоять катаны.
- Где он?
- Кто? – послышался какой-то до ужаса знакомый голос. Люди расступились, и взору предстал высокий мужчина. Солнце светило ему в спину, потому Аясегава, сколько ни жмурился, никак не мог разглядеть его лица толком.
- Что значит кто? Где он, я спрашиваю?
- Никого тут не было. И я вот думаю, где же наш лысый дружок, неужто вы поссорились?
- Ты кто хоть такой-то? – напрягся Юмичика, поняв, что гость – не такой уж случайный человек. И еще он никак не мог додуматься, издевается он или правда не знает, где сейчас Мадараме. Впрочем, сомневаться в друге он не мог себе позволить – чтобы того могли нейтрализовать такие утырки, хоть и много – такого просто быть не может.
Но куда он тогда смылся, тоже неясно. Не утонул же.
- Как грустно. Так грустно, что сейчас я расстроюсь. Я думаю о нем каждый день, понимаешь ли, сгораю от страсти, а он меня забыл. Юми, ты бесчувственный человек, тебе это известно? – фигура начала спускаться вниз по берегу и постепенно выходить из области сильного свечения.
В этот момент Аясегава по идее должен был испытать массу ощущений: удивление, осознание, гнев, ненависть…
А он просто почувствовал себя идиотом. Полным, окончательным, в квадрате, с бантиком сбоку. Потому что только такой вот идиот мог не догадаться об этом раньше.
- Нориюки, - произнес он таким тоном, словно разгадал кроссворд.
- Какое счастье. Все-таки вспомнил. Однако, я думал, будет больше радости. Может, обнимешь меня?
- С удовольствием, - Юмичика медленно потянул катану из ножен. – Если ты не против, что она тоже поучаствует в объятиях.
- Твой симпатичный ножичек? Отчего же, я очень даже не против, - бандит шагнул вперед и… вынул из-за плеча меч. У Аясегавы на секунду глаза округлились до практически идеального геометрического состояния.
- Откуда тыкалка? – спокойно выговорил он, справившись с собой.
- А у тебя откуда?
- Не твое дело.
- Вот и не твое тоже.
Юмичика еще раз посмотрел на меч в руке Нориюки. Довольно длинная катана, рукоять из мерзкой бугристой кожи ската, два желобка на лезвии – для стока крови, не очень широкий хамон. Хищная вещица и не слишком уж красивая. Точнее, красивая, как и ее хозяин, но красотой не очень честной, вызывающей скорее отрицательные эмоции.
Но Юмичика про себя отметил еще кое-что, что его напрягало.
Раньше он списывал все это опять же на свое воображение, однако сейчас эти подозрения начали укрепляться.
Сейчас, глядя на меч Нориюки, он почему-то с абсолютной уверенностью мог сказать, что он выкован просто так, а не появился сам по себе, как у них с Иккаку. Почему ему так казалось, он сам не знал толком. Возможно потому что та катана была… никем.
Может, то был какой-то особенный вид психического расстройства, но иногда Аясегава ловил себя на том, что не считает свой меч просто вещью. То ли дело было в том, что он играл в его жизни слишком большую роль, то ли от того, что был так красив, то ли еще почему-то, но на данный момент самым страшным кошмаром для Юмичики была мысль об утрате меча. Ну и в последнее время – об утрате друга. Эти две мысли были почти равноценны, то есть меч автоматически приравнивался к другу, словно живое существо.
Когда он еще был один, то от нечего делать принимался разговаривать с катаной, или полируя ее в этот момент, или проделывая несложные упражнения. Естественно, никто ему не отвечал, и он скорее был похож на тихого психопата, беседующего с самим собой. Но однажды – он даже Иккаку не рассказывал об этом – в один из таких моментов что-то случилось. По коже пробежал миллион мурашек, словно подул сквозняк, и мелкие волоски сзади на шее, под основной линией роста волос, поднялись дыбом. Присутствие кого-то еще в доме было настолько ощутимым, что он потом целую ночь спал при свете лампы. И больше никогда не разговаривал со своим мечом, боясь, что точно начнет сходить с ума.
В общем, сейчас он никоим образом не боялся Нориюки с его катаной, ибо каким-то шестым чувством угадывал – он и драться-то ею толком не умеет.
Его все еще мучил другой вопрос – где же…
- Эээ, ну это просто офигенная невезуха, - послышался внезапно родной голос, в котором за веселостью звенели довольно опасные нотки. – Только отойдешь в кусты поссать, а друг тут уже развлекается. Юмичика, так нечестно – чего не зовешь на праздник?
Иккаку появился на берегу, слепящий весь собравшийся народ отблеском закатного солнца на макушке. Катана привычно лежала у него на плечах.
- Извини Иккаку, увлеклись беседой, - Аясегава перехватил меч поудобнее.
- Че-то мне эта заточка знакома, - Мадараме прищурился, разглядывая Нориюки. – Слышь, чувак, а ты чьих будешь чтоб на моего друга тут посередь бела дня носки вострить?
- Ты вспомнишь, друг, - равнодушно бросил Юмичика, не глядя на него – но лишь потому что не упускал Нориюки из виду ни на секунду. – Чет-нечет.
- Да ты что, - ахнул Мадараме и вылупился на хозяина игорного дома с неподдельным интересом. – Так это я тебя поперек жопы огрел? Ты, надеюсь, братан, не обиделся?
- Кончай трепаться, - Нориюки явно немного был сбит с толку. Но потом, видимо, собрался и расплылся в весьма паскудной ухмылке, снова обращаясь к Юмичике. – Кстати, Юми, совсем забыл. Одолжил я один раз одну вещицу, все никак тебе не отдам. А просили тебе передать…
Аясегава напрягся, когда он полез за пазуху, и крепче сжал рукоять меча. Однако, в следующий момент Нориюки вытащил сжатый кулак и сделал легкое движение, отчего из его руки вылетело нечто маленькое и блестящее, в следующую секунду упавшее Юмичике под ноги.
И оказалось это сережкой некогда убитого Соджи.
- Ну конечно это сделал ты, - констатировал он, стараясь не слишком долго смотреть на побрякушку. – Только смысл? По большому счету, он мне был никто.
- Просто люблю ломать чужие игрушки. Ну а если они были не так уж нужны, то какая разница тем более. К тому же, он был очень даже не плох до того, но ты знаешь, такой резвый – нечаянно напоролся на нож. Совершенно случайно.
- Так это ты мальчонку заколбасил, редиска, - вновь подал голос Мадараме и медленно снял с плеч катану. – Ну фу так делать. Может я тоже попробую напороться? Случайно.
- Иккаку, - вдруг оборвал его Аясегава. – В этот раз – не лезь пожалуйста ты. Ты обещал, что если я найду противника, ты не будешь мне мешать.
- Юмичика…
- Я тебя слушал, теперь и ты будь добр.
- Как скажешь, - согласился Иккаку, вдохнув. – Но ты, друг, тоже редиска - ты значит будешь рубиться с главзлодеем, у которого еще и меч есть, а мне опять это говно месить…
- Ну прости. Следующий злодей с мечом будет твой.
- Хорошо-хорошо. Но тогда вон те – все мои. Убьешь хоть одного, я с тобой не разговариваю.
- Не уверен, что это честно, но будь по твоему.
- Честно-честно, эти с пижней всякой, а твой с мечом. Я тоже с мечом хочу.
- Я же сказал. Следующий какого встретим – твой. А этого отдай.
- А вы трепаться, ребята, горазды… А меня кто-нибудь спросил, с кем я хочу драться? – Нориюки поднял одну бровь.
- А нам похуй, - очень просто и доходчиво объяснил Иккаку, невинно улыбаясь. – Мне слово друга – закон. А твое мнение я вертел везде где смог. Так что поднимай меч и дерись с ним, если ты мужик, а я вынесу остальных.
- Не говори «гоп»… Ребята, лысого можете гасить, а этого не трогать, я его сам живым возьму. Мы с тобой, Юмичика, еще поговорим по душам.
Мадараме ворвался в толпу бандитов как сверкающая шаровая молния, с воинственным кличем разбросав сразу троих. Дальше Аясегава смотреть не стал, будучи вполне уверенным, что там все будет нормально.
Теперь его занимали Нориюки и его катана. В любом случае, не сделав первого удара, не узнаешь, на что способен противник, особенно если он как раз не торопится начинать.
Так что Юмичика подступился первый. Его пробный, чисто механический удар был встречен чужим клинком, у самого лица блеснула недобрая улыбка.
- Говорят, с бабами драться – грешно. Но если баба хочет сама…
- Кто здесь баба, будет известно уже через пять минут, - Аясегава легко сбросил его лезвие и снова атаковал. Противник отбил и этот удар, но уже вылезли наружу некоторые дыры в его технике. Он был хотя бы тупо неповоротливее, и после Иккаку, который в битве двигался как большая блестящая искра, казался улиткой с раздутым самомнением.
К тому же Нориюки даже никто не научил нормально стоять, не оставляя врагу лазеек для удара. Видимо, он был настолько уверен в чужой слабости, что не старался замечать своих.
Так что Юмичика не стал изменять себе и использовал ту же тактику, что в давней битве с Мадараме – начал изображать бессмысленную панику, обрушивая на Нориюки один дурацкий удар за другим, не забывая вскрикивать и шумно задыхаться. Тот отмахивался с глумливой ухмылкой, не замечая, как потемнели фиолетовые глаза напротив, и как сузились зрачки до размеров пшеничного зернышка, пристально следя за каждым его движением.
- Баба и есть баба… Ну ничего… я тебя воспитаю, будешь у меня мягкий и шелковый… - приговаривал гнусным полушепотом Нориюки в промежутках между лязганьем клинков. – Поучу тебя, как с мужчинами разговаривать… День и ночь учить буду, сучка, подстилка дешевая…
Юмичика понимал, что поддаваться злости – значит тут же допустить ошибку. Потому он мысленно прокручивал его слова и анализировал их не в его пользу.
Бедный униженный бандит, которого в на его же территории загасили ножнами на виду у своих же пешек. Тут озлобишься. К тому же не дали... Он причем думает, что дали другому. Вообще мрак. И меч у него дерьмовый. Господи боже, какой неудачник…
Удар справа – отбил. Его колющий выпад – протяжный визг стали, скольжение к цубе, рывок – отброшен. Движения Юмичики незаметно приобретали все большую скупость, словно затишье перед решающим рывком – и он не заметил, как Мадараме, уже закончивший со своей частью, теперь стоит и пристально наблюдает за ними, закусив нижнюю губу и постукивая пальцами по рукояти своего меча.
Аясегава увидел следующий удар, но намеренно не отразил его, увернувшись так, что кончик катаны прошел ювелирно мимо шеи, оставив крошечный надрез. Капелька крови вспухла и сорвалась в следующий же момент, когда он снова рванулся вперед, занося свой клинок. И Нориюки, словно в каком-то мареве, поднял меч для защиты, еще улыбаясь, еще не упуская его взгляда, еще ликуя над первой кровью, хоть той и было чуть-чуть…
Улыбка держалась на его лице еще секунд пять, когда лезвие катаны Юмичики изменило траекторию и с громким хрустом и чавканьем въехало ему прямо под правое нижнее ребро.
Так он и стоял, нанизанный на блестящую полосу стали, глупо улыбаясь и продолжая ловить чужой взгляд.
- Я достаточно усвоил урок… хозяин? – Аясегава облизнул губы и сделал три четких движения – вниз наискосок, вправо, назад. Кровь хлынула вслед за вышедшим наружу клинком, и Нориюки, издав булькающий всхлип, рухнул на траву, догоняя собственные поползшие из развороченного живота кишки.
Юмичика неторопливо вытер лезвие о его одежду, спрятал катану в ножны, отступил на пару шагов, чтобы не испачкаться в чужой крови… и споткнулся обо что-то, начав заваливаться назад.
И тут чьи-то сильные теплые руки поймали его и поставили на ноги, развернув на сто восемьдесят градусов.
Подняв голову, Аясегава увидел лицо друга над своим и почуял его дыхание у себя на разгоряченной коже.
- Знаешь… - Иккаку отвел прилипшую челку с его лба. – Я уж давно заметил – ты когда дерешься, у тебя глаза меняются…
И, склонившись к его шее, облизал ранку. Юмичика вздохнул от неожиданности и хотел было сказать хоть что-нибудь, но в следующий момент его раскрытый рот накрыли чужие губы, и сразу же, почуяв отсутствие сопротивления, внутрь скользнул все тот же язык, еще солоноватый от его крови.
Иккаку наверное спятил, и он сам спятил, они оба потеряли рассудок и поехали крышей, судорожно билось в голове, когда Аясегава поймал себя на том, что отвечает – встречает поцелуй, как встречал удары, с не меньшей отдачей. Жар шарахнул в голову сплошной волной, смывая остатки мыслительных потуг, и вот уже руки сами обвивают сильные плечи, скользят по шершавой ткани туники и взбираются по шее к гладкому затылку, не находя преграды в виде волос.
Однако, на этом Мадараме буквально оторвал его от себя и, немного ошалело улыбаясь, произнес:
- Домой пошли?
- Пойдем, - ответил одними губами Юмичика, слабо кивнув.
И они пошли – как обычно, рядом, не глядя друг на друга и чувствуя, как в каждом ломается какая-то грань, которую давно подтачивало извне.
У дома Мадараме шепнул другу на ухо, слегка подтолкнув его вперед.
- Ты иди… Я сейчас.
Юмичика, как загипнотизированный, шагнул внутрь и замер посреди комнаты. Их жилище, небольшая каморка, знакомая до последней щелочки и пятнышка, теперь приобрела какой-то совершенно иной вид, и каждая вещь теперь казалась ему новой и незнакомой. Он зачем-то провел рукой по столу, словно убеждаясь, что это тот самый стол, который он здесь оставил утром, с забытыми на нем, наспех составленными в стопку мисками еще со вчерашнего ужина
Потом потер пальцами довольно пыльное окно – ленились и давно не мыли – и шагнул к кровати, разглядывая ее так, будто видел первый раз.
А затем сел и, помедлив, стащил ленту с волос, роняя распустившуюся темно-фиолетовую шевелюру на левое плечо.
В этот момент хлопнула дверь, и в дом вошел Иккаку. В наступающих сумерках только мягко блестели, словно у кота, глаза, и по лицу бродила странная ласковая улыбка.
Юмичика встретил его пристальным, тяжелым взглядом из-под завесивших половину лица волос и тоже улыбнулся – и со стороны эта улыбка показалась Иккаку совершенно нечеловеческой.
Он только медленно потянул пояс своей туники и сбросил ее с плеч на пол, на несколько секунд замирая посреди комнаты абсолютно нагим и замечая, как моментально перестает дышать сидящий на кушетке Аясегава, оглядывая его фигуру все ниже, ниже, потом снова снизу-вверх.
И когда их взгляды снова скрестились, едва не вызвав короткое замыкание, Мадараме наконец решился и шагнул вперед, сразу аккуратно заваливая друга на кровать, одной рукой поддерживая под спину, а другой наконец забираясь, неистово закапываясь в освобожденную гриву волос. Там, под волосами, было одуряюще тепло, и нежный сладковатый запах, обыкновенно лишь слегка уловимый, ударил в нос сплошным потоком.
Иккаку как помешанный целовал губы, лоб, виски и наконец волосы, зарываясь в них лицом и сильно втягивая воздух. И проклинал все на свете за то, что не может наполниться этим запахом доверху, и потом лопнуть, разорваться на миллион лоскутов.
Юмичика шумно дышал и цеплялся за его голую спину, извиваясь и сильно упираясь в живот сведенными вместе коленками, высовывающимися из-под разъехавшихся пол юката.
Оторвавшись от его волос наконец, Мадараме сложил ладони тыльными сторонами внутрь, не без труда просунул их между его слегка влажных от пота бедер, еще больше распахивая юката, и мягко раздвинул стройные бледные ноги в стороны, тут же вжимаясь между ними. Аясегава испуганно и вместе с тем покорно смотрел на него снизу-вверх, и в его глазах легко – хотя может, легко лишь для лучшего друга – читалось «Ты у меня первый – и я верю всему, что ты будешь делать, только не делай мне больно»
Не сделаю, ответил глазами Иккаку, просовывая руку ему под спину и нащупывая злополучный бант пояса. Впрочем, не зря он столько раз в шутку распускал его – и сейчас шелковый краешек послушно дается в пальцы, тянется, удлиняется и наконец распутывается. Через несколько мгновений длинная фиолетовая волна, извиваясь, летит и опускается на пол, и впервые в жизни Юмичика не протестует против такого небрежного обращения с вещами.
Он позволяет другу раскинуть полы юката и припасть губами к его обнаженной груди, закатывая мутные от возбуждения глаза так, что жутковато блестят сплошные голубоватые белки.
Руки у Иккаку горячие, но сухие – и бугорки мозолей под пальцами слегка царапают нежную кожу подмышек, шершаво прокатываясь по ложбинкам к бокам и дальше перебираясь к ребрам.
Живот так и ходит от дыхания, и все тонкие косточки проступают на теле Юмичики, словно у птицы. Мадараме и чувствует себя так, будто поймал птицу и держит ее, ощущая частое биение птичьего сердца.
И целует, мягко и успокаивающе, место под левым соском, а сердце толкается прямо в губы, вот-вот вырвется и истечет кровью прямо у его лица. А собственная кровь в это время шумит в ушах громче любого водопада, и от этого ни один звук не пробивается в голову. Ни один – кроме тихих протяжных стонов, срывающихся на высокие ноты каждый раз, когда Иккаку касается руками бедер, а животом – уже твердого члена.
Он будет ласкать друга до изнеможения, до слез, до судорог – когда-нибудь потом. А сейчас хочется утолить голод, который жил с ними все это время и с которого лишь теперь сорвали печать, притяжение двух сил, наконец получивших свободу.
Все шлюхи мира, если собрать их под одной крышей, не смогут насытить так, как одно тело, из которого потоками струится уже отчетливо видимая сила – плотная и тяжелая, такая, что оплавляются края простыней и потрескивают волосы на руках.
Мадараме видит, как от его ауры у друга наливаются краской губы, разгораются глаза и дрожат, как пушистые перышки, густые черные ресницы. Юмичика облизывает верхнюю, причудливо изогнутую губу – иногда, в жизни, когда он не следит за собой и задумывается, она приподнимается сама, обнажая верхние белоснежные зубы. И тем более когда он спит – Иккаку не раз по утрам смотрел – повторяется то же самое, и блестит немного слюна на ровных резцах, иногда протягиваясь тонкими ниточками. Юмичика, даже во сне, спохватывается, сглатывает и поджимает пересохшие губы, но та непокорная верхняя со временем снова отлепляется и уходит вверх.
И он сейчас наверстывает за все эти ночи, вылизывая его рот, зубы, а когда язык задевает точечку как раз в верхней губе, у Аясегавы оглушительно что-то стреляет в солнечном сплетении.
Он цепляется за плечи и спину Иккаку, сжимая лопатки, сдавливая желанные тугие мускулы, отрываясь от поцелуя и впиваясь зубами в ключицы. Он умирал от этого тела столько дней, выучил каждую мышцу, уже давно мысленно облизал их все по нескольку раз, боясь самому себе признаться в этом. И когда-нибудь он сделает это – после.
Он повинуется едва заметному давлению на бок и послушно переворачивается лицом вниз, вставая на колени и локти. С него даже не сняли еще юката – и друг спешит это исправить, аккуратно – сначала одна рука, потом вторая - выпутывая его из рукавов. Шелк невесомо мазнул по потной коже и исчез, оставив после себя легкую струйку холода, которую тут же испепеляет жар груди, прижавшейся к спине. Иккаку, ладонью сминая его живот, целует, кусает и перекатывает на языке острый седьмой позвонок, а другая рука перебрасывает всю копну волос вперед, через макушку.
Затем эта же рука, расправившись с гривой, проезжает между лопаток, слегка замирает на копчике и наконец юркает между ягодиц, где, естественно, сухо и тесно.
А делать нечего, прошлая бутылка ценного масла сгорела в том доме, а больше не купили – забылось. Кто ж знал, что в такой ситуации пригодится? Иккаку облизывается и, чуть шире разведя ягодицы, касается сжатой полоски кожи губами. Сначала неуверенно, потом смелее, и доносящиеся до его ушей захлебывающиеся стоны, наполовину сладкие, наполовину испуганные, прибавляют сил. Под его языком все сжимается еще отчаяннее от непривычки и страха, приходится утроить усилия, в то же время просунув одну руку между ног и поглаживая член друга. В конце концов, вся промежность Юмичики уже блестит от слюны, которая стекает и на бедра изнутри, и друг, наконец оторвавшись от своего занятия, поднимается.
Юмичика смотрит через плечо – вопросительно. Иккаку возвращает ему вопрос, и оба наконец сдаются – дальше терпеть некуда, готовы. На лицо Аясегавы ложится рука, и он заглатывает сразу два пальца, смачивая их своей слюной. Мокрые пальцы исчезают и через секунду уже въезжают ему внутрь один за другим. Это достаточно больно чтобы вскрикнуть, но не так уж чтобы не вытерпеть – и он терпит, стискивая зубы, надламываясь в спине.
А настоящая боль начинается тогда, когда узкий вход начинает растягивать член. Едва протискивается головка, а все уже горит и ноет, словно туда суют факел.
Так вот как они себя чувствуют, мальчики-уке. Он столько раз спал с ними и не был в этой роли, даже не представляя, какое это мучение. И как же так можно, наслаждаться этим? Настоящий мазохизм…
Вот прошла уже одна треть. В зажмуренных глазах вскипели слезы, и Юмичика неосознанно подался вперед, пытаясь облегчить свою участь и боясь, что сейчас друг рассердится и дернет его обратно, насаживая сразу и на всю длину. Тогда он точно порвется пополам до затылка…
Однако, проникновение тут же остановилось. Иккаку, замерев, придержал его за бедра и снова наклонился, целуя в открытую шею и согревая ее влажным дыханием.
- Больно? Ну подожди… я как-нибудь… а хочешь не буду? А то западло когда больно-то. Слышишь?
Юмичика промычал что-то непонятное, мотая головой и щекоча волосами свои кулаки, в которых были зажаты уголки подушки.
- Все, да? Выходить?
- Стой… Дай две секунды только.
Он послушно ждет, не шевелясь, хотя аж слышно, как скрипят от возбуждения зубы. И наконец Аясегава, передохнув и поджав губы, сам тихонько двигается назад. Накатывает второй приступ боли, но уже до странности привычный, терпимый.
- Давай… - он не узнает свой голос – гулкий, как из бочки, совершенно чужой. Но ему по-настоящему стыдно за то, что друг и в постели терпит его капризы, хотя кто другой бы давно оттрахал, особенно не слушая протестующих воплей.
- Прогнись… ну, чуть-чуть еще, - шепчет Иккаку, аккуратно нажимая на поясницу, и Юмичика выгибается изо всех сил. Так в самом деле легче, и внезапно член за один раз въезжает по основание, вышибая дух. И теперь уже не поймешь, невозможно ли терпеть эту боль, или невозможно от нее отказаться.
- Не прекращай, - взвыл Юмичика, почуяв, как друг собирается остановиться и переждать.
От толчков, кажется, болит даже за ушами, хотя казалось бы, какая связь… Но постепенно момент привыкания наступает, и Аясегава понимает, что мечется уже давно не от боли, и дерет себя за волосы, наматывая на пальцы пряди, чтобы вернуть ее подобие – потому что уже где-то там, в низу живота, становится так хорошо, что хочется сдохнуть.
Иккаку сам едва жив – давление мышц сводит его с ума, трение об узкие стенки вызывает такие ощущения, что под грудной костью неизвестно откуда рождается глухое звериное рычание.
- Юмичика, скоро… - находит он силы признаться, потому что действительно не продержится сейчас так и двух минут.
Друг судорожно кивает и ныряет правой рукой себе между ног, сжимая ноющий член. Вскоре рука уже снует там как бешеная, и зрелище это просто до смерти похабное, как и звуки, которыми это все сопровождается, и теперь даже если бы Иккаку с размаху отсекли голову, он бы все равно сначала кончил.
Он кончает, вбиваясь последним, яростным толчком и уже как сквозь вату, слышит неправдоподобно тонкий длинный стон. Скользкая и блестящая спина Юмичики по-змеиному извивается, и вскоре у него внутри все сводит намертво - Мадараме не может даже первые пару секунд вытащить, настолько там все сжалось. И тут оба теряют равновесие и падают на бок, все еще не расцепившись.
Иккаку зачем-то схватил руку друга и вздернул вверх, разглядывая густые белые потеки, уже струящиеся от ладони к запястью и нитями протягивающееся между пальцами.
Постепенно к обоим возвращается рассудок. И практически непробиваемая стена энергии вокруг них затухает, опадает, оседает на их потных телах и мокрых истерзанных простынях. Иккаку наконец может выскользнуть из чужого тела, хотя, как ему кажется, мог бы проспать в таком вот положении всю ночь.
У каждого это по-своему первый раз. У Юмичики – первый раз под мужчиной снизу, у Иккаку – первый раз с мужчиной вообще. И оба чувствуют, что в этом сексе было что-то большее, чем просто секс и просто оргазм. Что-то, что роднит их до конца, до того самого предела, до которого всегда чуть-чуть не хватало, даже в самые близкие моменты.
Теперь им больше нечего друг от друга скрывать. И от этого хочется спрятаться ненадолго, чтобы переварить, осознать новую ступень доверия.
Юмичика смеется.
- Чего ты? – Мадараме трудно говорить, но он не может не откликнуться.
- У меня задница горит, как будто там васаби намазали.
- В натуре так больно?
- Вначале – чуть не рехнулся. И потом тоже – только из-за другого. Главное – сначала стерпеть.
- Ужасы какие. Что ж делать будем тогда?
- То же самое. Мне очень понравилось.
- Извращенец.
- Знаю, - Аясегава вытер руку прямо о простынь. – А тебе понравилось?
- Спрашивает. Я б с тобой день и ночь трахался. Ну, после того как подрался бы.
Те же самые слова, что ему уже говорили сегодня, но от друга их слышать приятно, как самый сладкий комплимент. Юмичика чувствует, как между ног все хлюпает и, морщась, вытирается опять же краем простыни и – только сейчас понимает, что всю смену постельного белья, за которую сегодня отвалили достаточно денег, забыли на берегу реки.
Матерясь, оба вскочили с кровати и, на бегу натягивая одежду, вынеслись из дома. Аясегава молился только о том, чтобы никто не спер эти злосчастные тряпки, хотя конечно надеяться на такое чудо было довольно бессмысленно.
Прискакав на берег, они застали там ту же картину, что и оставили. Лежащие в художественном беспорядке трупы, видимо, производили на свидетелей неизгладимое впечатление, и на кустах все так же нежно светлели пятна выстиранного белья.
Рассудив, что раз уж они добрались до реки, друзья полезли купаться, плескаясь как лоси и оглашая воздух разноголосыми воплями и хохотом. А уж потом вылезли на берег, оделись, собрали свое имущество и сделали то, что в том числе забыли сделать раньше – обобрали мертвецов. И если с остальных бандитов особо много не наскребли, то у Нориюки в поясе обнаружился довольно увесистый кошелек, на обеих руках затейливые браслеты, а на среднем пальце правой руки – перстень. Причем, из-за того, что палец уже раздулся, Юмичика недолго думая отрезал его весь и уже после этого стянул побрякушку, взвешивая на руке.
- Ничего штучка.
- Угу, - Мадараме тем временем задумчиво разглядывал катану. – Слышь, друг, а раньше у него был меч?
- Неа. Мне кажется, это не такой меч, как наши. Не знаю почему, но не такой.
- У тебя ведь он тоже появился сам?
- Ну да.
- В любом случае, его тоже можно будет загнать, как считаешь.
- Да а куда его еще. Все, пошли
- Пойдем.






Глава 6

В мире двусмысленном ангел двуликий,
Стал сводным братом моим.
Солнечный ветер и лунные блики,
Заcтит от нас едкий дым.

Мрачный попутчик садится на весла,
Скован, неловок и нем.
Есть в его облике смутное сходство,
Я не пойму только с кем.

Знает ли он, что река эта вышла,
Вырвалась из берегов.
И по изменчивой глади подвижной,
Тени скользят облаков.

6 глава

Как это могло произойти?
Юмичика остервенело рвал чистую простынь на полосы, накладывая их на раны тяжело дышащего друга.
Такого быть не может. И плевать что видел своими глазами, но это было настолько неправдоподобно, что все существо упорно отказывалось верить в случившееся.
- Представляешь? – Иккаку приоткрыл на секунду глаза, не сразу сумев сфокусировать взгляд на склоненном над ним лице. – Просрал я… Вот ведь бывает?
- Молчи, раны открываются.
- Нет, ты слушай… Я говорю, слухай сюда. Он же не человек в натуре, скажи? Зверюга… Ваще блин, я вокруг него как козел скачу, а он так, с ноги на ногу переваливается и отмахивается, будто я муха какая… А что он сказал, ты слышал?
- Да слышал, слышал, уймись ты. И прекрати лыбиться, упырь! Тебя чуть не убили!
- Юмичика! – Мадараме схватил его за запястье, сверкая совершенно невменяемым взглядом, в котором плескался лихорадочный азарт. – А ты можешь его догнать там, позвать, а?
- Да его уж след простыл, окстись, алкоголик бешеный, - Аясегава зубами надорвал очередную полоску, обматывая ею предплечье Иккаку. – Я пока тебя донес… Я в душе неебу, где его теперь носит, лежи я тебе сказал!
Он довольно сильно толкнул в грудь попытавшегося приподняться друга и продолжил перевязку. Мадараме некоторое время не дергался, лишь по-прежнему слегка дебильно ухмыляясь и глядя ему в лицо.
- Нееет, не сечешь ты… Я думал, я здесь самый ниибаца крутой рубака, аж дальше некуда, чешите мне пятки… Кретин… А вот он пришел и показал мне небо в крапинку… И я вижу, вижу куда мне теперь надо расти, Юмичика. Сколько мне еще усраться надо чтоб когда он попался еще раз… Ну понимаешь хоть?
- Да. Каков бы ты ни был, всегда есть кто-то сильнее. Где-то есть человек сильнее этого Кенпачи, просто еще не нашелся. Так и бывает.
- А помнишь… помнишь ты тогда сказал, что следующий злодей с мечом мой будет? Смешно вышло, да?
- Да обоссаться! – рявкнул потерявший терпение Аясегава, ибо снова беспрестанно шевелящийся друг создавал реальные проблемы для обработки своих ран. – Когда ж ты уймешься?
- Слышь… а если б я скопытился, ты бы переживал, а? – Иккаку хоть и умудрился произнести это даже игриво, однако по всему было видно, не шутил.
- Нет, я бы сплясал там с веером.
- Не надо так волноваться. Я живучий, видишь. Как блоха.
- Зато если не захлопнешь сейчас пасть, я тебя сам зашибу, чтоб не мучился. Я затрахался уже тебя заматывать, замри ты хоть на минутку. Егоза…
- Друг, ну сделай это для меня, а? Найди его.
- Мне прям так вставать или можно хоть утра подождать?
- Да не… потом… Ну как-нибудь, ты же тот еще шнырь, что угодно вынюхаешь.
- Хорошо, хорошо…
- Я теперь готов буду… Так сразу не провалюсь.
- Конечно, только засни ты ради бога.
- Попить… попить дай?
- Тише… давай, аккуратно, - Юмичика одной рукой приподнял его голову, другой поднес ко рту пиалу с водой. Напившись, Иккаку снова откинулся назад и… захрапел, приоткрыв рот.
- Вот жопа с ушами, - ругнулся в сердцах Аясегава, вздыхая с облегчением и утирая свой потный лоб скомканным бинтом, который не понадобился. – Уснул он тут… говнюк…
То, что случилось сегодня, ошарашило его даже больше, чем самого Иккаку… ничего не предвещало такого развития событий. Как водится, пришли в грязный, совсем опустившийся район хоть за какой-то наживой, и нарвались на этого огромного бродягу с мечом.
Юмичика помнил, что как ни старался, никак не мог рассмотреть толком его лицо – во-первых, мешали потоки желтоватого свечения, исходящие от него без конца, а во-вторых он двигался слишком быстро… Слишком.
И лишь когда все закончилось, когда огромная жилистая ручища сцапала Иккаку за шиворот, он все-таки смог немного разглядеть незнакомца. Тяжелое безбровое лицо, покрытое пылью и пересеченное вдоль застарелым черным шрамом, не показалось ему уродливым лишь потому что действительно вообще не напоминало человеческое. Не бывало таких людей на свете, думал Юмичика, пялясь на него во все глаза и покусывая от волнения ноготь большого пальца (только он обрадовался, что избавился от этой дурацкой привычки, как она вернулась к нему вновь).
Люди хотя бы не имеют столько зубов.
У этого страшилища их во рту было штук шестьдесят, не меньше, как почудилось ему со страху. И глаз таких, светящихся желтым, тоже не бывает…
И ему бы удалось хоть немного обдумать, упорядочить образ этого создания в своей картине мира, если бы не эта его девчушка. Обыкновенная малявка, в крошечном кимоно с бантиком на поясе, забирающаяся ему на плечо как ручная обезьянка… Почему-то именно это кимоно и этот бантик окончательно добили Юмичику, выжрав ему остатки мозга. Кто покупал ей детскую одежку? Подбирал ее по размеру, в конце концов. И кто, мать их за ногу, завязывает ей этот хренов бантик? Она слишком мала, чтобы делать это собственноручно. Аясегава всякий раз чувствовал короткое замыкание в голове, когда представлял, как этот бугай своими лапищами завязывает, поправляет бантик, расправляет детский поясок… И ведь стрижет же ее кто-то наконец. Черти что.
Именно вот этот ребенок вмещал в себе все то человеческое, чего никак нельзя было применить в отношении Кенпачи из Зараки. И каждая попытка все обдумать, совместить и логически структурировать, проваливалась с оглушительным треском.
Впрочем, потом он и забыл о нем думать, ибо в связи в временным выходом Иккаку из строя, остро вставал вопрос добычи пропитания. Все-таки друг его некоторым образом избаловал, постоянно принимая все эти заботы на себя под предлогом нежелания делиться противниками.
Дело в том, что его способ все-таки Аясегаве не совсем подходил. Во-первых, это было некрасиво. А во-вторых, он объективно был чуть слабее Мадараме и еще не так усвоил премудрость драться с многими противниками сразу. У них стиль был абсолютно разный – Иккаку явно привык мыслить масштабно и широко распространяться, тогда как у Юмичики гораздо лучше выходил чисто контактный бой. Чем ближе он подпускал к себе врага, тем больше шансов у него было на победу.
Решение этого вопроса пришло совершенно неожиданно.
Как-то он слонялся по районам целый день, постепенно выбираясь из самого вопиющего сральника, и наконец добрел до сорокового с чем-то, где уже люди более-менее походили на людей, и кое-где даже играли дети. В последних районах детей либо не было вовсе, либо они меньше всего в своей жизни думали об играх. Многие начинали заниматься нездоровыми ремеслами, едва достигнув первых признаков полового созревания.
Здесь бегать с мечом наперевес и вопить дурным голосом, кажется, не было особенного смысла – откровенно бандитских рож не наблюдалось, здешние мужчины выглядели достаточно чистыми и трусоватыми, чтобы драться из-за каких-то глупостей.
Аясегава повздыхал немного, сетуя на очередной «порожняк» и собрался было отправиться обратно, но вдруг замер в позе гончей возле одной торговки. На ее лотке виднелось – о боже милосердный – настоящее эби-фурай. Не то подобие креветок, больше похожих на куски подметок, которые они с Иккаку жевали там у себя под «говяное» по выражению друга саке, а именно самое что ни есть приготовленное эби-фурай, золотящееся на солнце своими шершавыми поджаренными бочками.
Юмичика едва не захлебнулся. Он не ел уже два дня, ибо вчерашние добытые харчи были столь малы, что он отдал их другу полностью, соврав, что свою половину уже слопал. И теперь, хоть запах еды был не так уж силен, все равно едва не довел его до обморока.
Торговка заметно занервничала, видимо боясь, что сейчас он раскроет рот и поглотит весь ее нехитрый товар вместе с лотком, однако Аясегава еще не дошел до такого состояния, чтобы тырить жратву и бегать как горный козел от преследующей его вознегодовавшей толпы. Потому просто сглотнул слюну и собрался разорвать себе сердце, уйдя отсюда ни с чем, как вдруг на его плечо легла чья-то рука.
- Хочешь есть? – раздался над ухом вкрадчивый мужской голос.
Он резко обернулся, стряхивая себя чужую ладонь и недоумевающе разглядывая собеседника – им оказался вполне человекообразный тип в хоть и кое-где залатанном, но все же довольно приличном юката. В общем, агрессией от него вроде бы не веяло.
- Я не собираюсь воровать, - холодно бросил Юмичика, пряча руки в рукава. – А от того, что смотрю, они не испортятся.
- Понимаю, - мужчина протянул руку чтобы коснуться прядей волос, спадающих на его лицо, и Аясегава ловко отстранился, в последний момент увиливая от пальцев и хмурясь.
- Есть какие-то вопросы ко мне?
- Как ты относишься к сделкам?
- К сделкам? – Юмичика поднял одну бровь, явно заинтересовавшись. – Ну, если они выгодные…
- Не бойся, не обману, - тип уже подхватил его под локоток и совершенно непринужденно вел к хижинам, заходя вместе с ним в узкий проход между домами.
- Ну так, какова моя часть сделки-то? – Аясегава все еще непонимающе хлопал глазами, когда они оказались в глухой подворотне наедине.
- Ну ладно тебе придуриваться, - отмахнулся незнакомец, поворачиваясь к нему и вновь приближаясь на не слишком-то приличествующее расстояние. – Сколько ты берешь за один раз, если быстро управиться?
Юмичика едва не рассмеялся от очередного осознания того, как же медленно до него в последнее время все доходит. Отвык он просто уж от таких ситуаций, ибо уж давно в них не влипал, а во-вторых в нижних районах предложения подобного рода делали… более прямолинейно.
Со стороны показалось, что он едва дернул плечом, однако горе-клиент, коротко и странно икнув, осел на землю, пораженный ребром ладони в шею. А Юмичика, брезгливо переступив через него, собрался было покинуть подворотню, но, уже почти сделав это, внезапно застыл как вкопанный. Звук щелчка в голове заставил медленно обернуться и заинтересованно вскинуть бровку…
Спустя пять минут, прижимая к груди завернутые в бумагу эби-фурай и хрустя уже третьей креветкой по счету, Юмичика размышлял о том, что худа без добра все же не бывает. Так уж вышло, что сделка оказалась действительно вполне выгодной, ибо хоть тип оказался не таким уж прям богачом, но за такую несложную работу, как спокойное обворовывание бесчувственного тела, он действительно выручил более чем достаточно.
По пути он прикупил еще маринованной рыбы и табака для Иккаку, мысленно начиная выстраивать несложные схемы дальнейшего пути столь необременительного заработка.

Иккаку уже вполне очухался и расходился, когда Аясегава, наказав ему еще посидеть дома, вновь отправился на свой несложный промысел. В средне-благополучных районах способ работал просто безотказно. Стоило поошиваться там вокруг, или посидеть немного на камушке, эффектно сверкая коленкой и томно обмахивая якобы вспотевшую шею, как нарисовывался какой-нибудь любитель «быстро управиться» в ближайшем тупичке. Где, собственно, обычно и находил недолгое успокоение, временно выключенный точным ударом в пах, шею или просто качественным хуком справа – способ варьировался в зависимости от настроения Юмичики. Собственно, после чего неудачливый сластолюбивец очухивался где-то спустя полчаса, избавленный от лишних тягот в виде материальных ценностей. Аясегава справедливо полагал, что о душе надо думать гораздо больше, особенно если так поджимает чрезмерно дымящееся либидо.
Так в нем разрослось сладостное ощущение полной безнаказанности и даже в некотором роде вполне понятной жадности. В день он мог таким образом «обработать» несколько районов, и хотелось бы побольше. Лишних денег в его понятии не было в принципе, так что в один прекрасный момент неугомонные ноги принесли его в район из третьей десятки, двадцать шестой или около того.
Ну, тут уже кипела довольно пристойная жизнь, Юмичика даже заскрипел зубами от осознания того, что даже если бы они с Иккаку решили тут жить, то скоро вдвоем превратили бы его в такой же отстойник, как и последнюю десятку. Тупо из принципа – Мадараме от скуки, Аясегава от досады. Сразу же вскипала мутная волна обиды на несправедливость. Ему, совсем еще зеленому непуганому оленю, пришлось выживать и крепнуть в семьдесят пятом, пока здесь какие-то упыри, не имеющие и сотой доли его красоты, не хлебнули и грамма того пожара, который ему пришлось пройти за несколько лет. Кто это все там решает? По какому принципу идет отбор, кому гнить, а кому почесывать пузо здесь?
Теперь-то он может сюда зайти, ловить на себе явно заинтересованные взгляды и даже неуверенные улыбки, будто пробные камешки в его сторону. А где интересно был хоть один, когда он действительно загинался с голоду и мокнул под дождем в доме, больше похожем на дуршлаг. Тогда, совсем юный, растерянный, без меча, мог бы и повестись… Воистину, все что ни делается, все к лучшему.
Взмыло внутри совершенно четкое желание сегодня обойтись с «клиентом» как-нибудь пожестче, чем обычно. А то они тут наверное собственно крови-то никогда не нюхали… Пара симпатичных шрамов украсит любую местную благодушную физиономию, почему нет.
Однако, привычно шаря глазами в толпе и пытаясь наугад определить будущую жертву, Юмичика вдруг обратил внимание на нескольких парней, одетых в черное и, что еще интереснее, носящих на поясах ножны. С соответствующим содержимым.
Он вообще-то слышал кое-что о том, что Руконгай по идее охраняется кем-то, живущим в далеком белом городе за неприступной стеной, однако в бедных районах то была не более чем притча, над которой язвили на все лады за чашкой дешевого саке.
Но, как выяснилось, не везде так обстояло дело. Парни в черном сбились в кучку и о чем-то возбужденно беседовали, если не сказать – кипишевали.
Моментально прикинувшись глухонемым и бестелесным, Аясегава из чистого интереса подобрался поближе и вслушался в малопонятную речь тесной кучки «муравьев», как он их окрестил за безликие черные косоде и хакама.
И среди всех с трудом разобранных «новость… слышали?... двести… Готей… по правилам…» выделился довольно четкий голос:
- Как жеж послушать-то охота, там сейчас ведь сотайчо будет… - разочарованно рассуждал невзрачный парнишка с единственным заметным штрихом во внешности в виде весьма непривлекательного родимого пятна прямо возле уха. – А этот патруль будь он неладен, и с места не сойдешь!
- А кто-нибудь вообще видел этого Зараки?
Юмичика, уже теряющий интерес к происходящему, моментально прирос к месту и превратился в сплошное разверстое ухо.
- Да кто его видал, он говорят приперся чуть ли не вчера. Но говорят, что там че-то вообще жуть лесная.
- Да уж я б посмотрел, что там за хренотень, что капитана как жука размазал…
- Мне Мицуки говорил, что он громадный как сарай, и зубья ВО - до подбородка!
- Допился твой Мицуки до горячки, ахинею не неси. Может он там еще огнем пылкает?
- А мож и пылкает, ты откуда знаешь…
Тут вдруг рядом с толпой появился еще один «муравей», только явно старше по рангу и поосанистей, тут же разогнав кипишующих громогласным «А ну построились, щебетуны, кому говорят! Сейчас все увидите сами, нечего шушукаться!»
Парни моментально построились, и их куда-то погнали. Юмичика же не нашел ничего лучше, как на почтительном расстоянии тихонько скользить за ними, навострив уши и забыв о том, для чего пришел сюда изначально.
И по мере того, как они шли, районы становились все богаче, концентрация людей в форме все гуще, и в конце концов вся их процессия остановилась. Аясегава предпочел прикинуться шлангом и делать вид, что прожил в этом районе всю сознательную жизнь, хотя вот это уж, конечно, мало кого могло обмануть.
В первой десятке районов обитала, судя по всему, богатая знать. И теперь хорошо одетые люди толпились повсюду, собираясь пестрой гомонящей кучей за выстроившимися в ровные черные ряды бойцами. Юмичика самодовольно фыркнул, подумав о том, что одежда его, конечно же, не идет в особое сравнение с нарядами здешних беложопых, но зато красивее его все равно никого нет. Ох уж на него бы все эти тряпки, так его б на алтарь поставить было можно и воскуривать.
Впрочем, речь сейчас шла не об этом. Внимание собравшихся было приковано к белой стене, от которой рядами тянулись шесты с развевающимися черно-белыми флагами. В воздухе чувствовалось какое-то странное оживление, и «муравьи» в форме обливались потом на солнце, напряженно всматриваясь вдаль.
Спустя минут десять такого ожидания, кусок стены с грохотом отъехал, открывая вход, и там сначала показались еще несколько солдат с мечами – рослые и статные, как пить дать элита – а за ними сутулый широкоплечий старик, при появлении которого гул стих, будто всех стеклянным колпаком накрыли. Юмичика сделал вывод, что дед – здешний авторитет, и уже не обратил особенного внимания на появившегося рядом с ним усатого высокого мужика со странной прической.
Кто-то в толпе наступил Аясегаве на ногу, и он сдавленно зашипел, мстительно пихнув его коленом. На них зашикали, пришлось потихоньку нырнуть в толпу и вынырнуть уже в другом месте.
Когда же над головами собравшихся громом раскатился хриплый, но зычный голос старика, все окончательно онемели. Юмичика сам почувствовал, как все волоски на коже поднялись дыбом, словно он слишком приблизился к очагу, источающему жар. Сглотнув слюну, с трудом прошедшую в пересохшее горло, он выпрямился и прислушался…

До дома он дошел уже к ночи, ибо ковылять через весь Руконгай из первого района до семьдесят пятого – это не мелочь по карманам тырить. Однако, он даже не отдохнул ни разу, только купив за сегодняшнюю небольшую добычу пару онигири и немного саке, на сколько хватило.
Ввалившись в дом, он первым делом прошел к столу, глотнул из чайника немного воды и сгрузил сверток с едой.
- Иопта, друг, пришел, а я уж тут че-то весь извертелся, - лежащий на койке Мадараме тут же сел, свесив ноги на пол. – Думал, куда это ты запропал-то на весь день, даж перессал почуть, хотел искать идти.
- Ты, Иккаку, не вставай, сиди, - Аясегава опустился на стул возле койки и откинулся на спинку, слегка массируя ноющий висок – все-таки умаялся идти. – Я просто весь Руконгай на своих двоих вдоль и поперек измерил, веришь… Как только по дороге не развалился. Я тебе тут рассказать кое-что хотел…
- Ммм? – Иккаку уже растерзал сверток и воодушевленно поглощал рисовый комочек, отхлебывая саке прямо из горлышка небольшой бутылки. – Чего ты такого нашел, шнырь?
- Жуй-жуй… - Юмичика улыбнулся, подождал, пока друг доест и уже тогда изложил собственно новость, не меняя спокойного тона и нарочито небрежно покачивая ногой.
Мадараме выслушал его, медленно отставил бутылку и через пару секунд только проглотил саке, которое до этого влил в рот.
- Знаешь че, кореш, - проговорил он серьезно, глядя на Аясегаву исподлобья. – Ты у меня больше вообще никуда ходить не будешь.
- Что такое? – нахмурился тот, вздрагивая от неожиданности. – Как это не буду.
- Не будешь, - упрямо подтвердил Иккаку, и вдруг его лицо, словно постепенно разгорающийся фонарь, засияло широченной ухмылкой. – Потому что я тебя, суку, НА РУКАХ буду везде носить!
Юмичика вякнул, когда друг подхватил его и, крутанув пару раз, с грохотом обрушил на кровать. Естественно, такого жестокого обращения та не выдержала, и оба тела с треском провалились вниз на осевшей кушетке.
- Кто-то сейчас у меня огребет… - проговорил после некоторой паузы Аясегава, чувствуя, как одна из сломанных досок впилась ему в бок через матрас.
- Бля, вот не поверишь… - Иккаку словно и не слышал всего этого, не выпуская его из рук. – Я вообще не ожидал. Думал, ты и забыл, честно говоря, вот хотел, как встану, самому искать. А тут ты. Я с тебя в натуре кипятком ссу просто, Юмичика. И, похоже, обречен буду делать это всю жизнь. Ты ведь для меня это сделал? А?
- Конечно, - заверил его Юмичика, отключив совесть, ибо конечно у него и мыслей не было специально настаться и искать этого Зараки не пойми где и зачем. Еще не хватало, как говорится. Все сегодняшнее получилось совершенно случайно, и черт с ним, раз другу приятно. – Слушай, может мы слезем с убиенной кровати? А то мне в спину…
- Я пойду туда, - заявил Мадараме, по-прежнему игнорируя его фразы. – Этот хрен, кем бы он там ни стал, сюда точно не заявится больше, нюхом чую. Так что надо пошевеливать булками. С утра и отправлюсь.
- Иккаку… - Юмичика поерзал, морщась. – Ты собрался идти в этот, как бишь его, Сейрейтей?
- Как бы он там ни назывался. Да.
- Не забудь тогда и меня завтра разбудить.
- Ты со мной?
- А ты как считал? Что так просто от меня отделаешься?
- Юмичика… - Мадараме, блаженно улыбаясь, уронил голову ему на грудь. – Я так и знал. Даже спрашивать не стал. Двое нас, да? И будет двое.
- Конечно, что ж я, хуже тебя и этого Зараки? Я тоже хочу в большой белый город, - фыркнул Аясегава. – Только одежду они там дурацкую носят. Но я что-нибудь придумаю.
- Юмичикааа, - пропел вдруг игриво Иккаку, гладя его по бедру. – Я ж это самое, знаешь че…
- Уже чувствую. Это твое самое в меня уже упирается. Как и эти сраные доски, я тебе сказал слезть нахер с этой койки!
Они наконец поднялись, вытащили матрас и расстелили его прямо на полу, бросив туда подушку и одеяло, вслед за чем Иккаку уже многократно повторенным движением распустил пояс юката Юмичики и снова распластал его на этой нехитрой постели.
- Знаешь, друг, а тебе не кажется, что это отдает несправедливостью? – гоготнул он, сбрасывая свою тунику, разводя ноги Аясегавы и поглаживая внутренние стороны бедер. – Вот ты меня тут выходил, подлатал после драки, жратву таскал, вон весь Руконгай пропиздохал пешком… А я тебя за это сейчас трахать буду. Жестоко, правда?
- Да жизнь вообще жестокая штука, - вздохнул Юмичика, вытаскивая ленту из волос. Друг тут же склонился к нему и принялся целовать и вдохновенно облизывать его длинную гладкую шею, ключицы и соски. – Впрочем, за это ты будешь достаточно наказан – до самой смерти никуда от меня не денешься.
- Какой ужас, - согласился Иккаку, приподнимаясь и схватывая со стола бутылочку с маслом, купленную ими как раз после их первого раза и уже наполовину израсходованную.
- Слушай, даже вот бинты ж с тебя все не сняли, а все туда же…
- Так епта, сколько ж я валялся-то уже, и за это ж время ни баб, ни тебя. Я это, не деревянный к твоему сведению, - возмутился Мадараме, смазывая маслом пальцы и уже совсем умело и оттого умеренно болезненно растягивая ими узкий вход в тело друга.
- Какая прелесть. Что все-таки лучше, бабы или я? – уже потихоньку возбуждаясь и слегка вздыхая, из чистой вредности подтрунивал Аясегава,.
- Глупые вопросы, дружище, - Иккаку паскудно ржанул и ловко забросил его ноги себе на плечи. – Конечно ты лучше. Ты ж бесплатный.
- Сука, - с чувством подытожил Юмичика, откинувшись назад и закрывая глаза.

@темы: фанфики