кхе-кхе

[Milk_Strife]

на сообществе Doujin Freaks выложили для скачивания две додзи Иккаку/Юмичика,
правда одним комплектом с ещё двумя додзями по другому фэндому. Вот ссылка на пост:

www.diary.ru/~animedoujinshi/p58985503.htm

@музыка: тихо вокруг, только не спит барсук...

@настроение: отсутствует

@темы: ссылки, додзинси

---

игра

[Yumichika-kun]

давно хотел и вот. >^^



будем очень рады вас видеть.)
присоединяйтесь.)

---

драббл

[Milk_Strife]

Автор: Milk_Strife
Бета: нуждаюсь
Рейтинг: PG-13 (предположительно)
Пейринг: Юмичика/незнакомка
Дисклаймер: девушку родил мой мозг, остальное не моё
Саммари: Я не смог передать своим словарным запасом всё, что хотел. А хотел - быть очередным человеком, который придаст Юмичике гетности в образ. Получились весьма короткие предложения, сплошные факты. Как-то негладко звучит. У меня ощущение, что зарисовка неполноценна. Кстати, мой преподаватель русского языка наверняка перевернулся в гробу. Был бы рад принять помощь беты.


Золотые локоны веером на простынях. Выдох – лёгкая дрожь.
Изящные пальцы скользят по хрупким плечам.

Он встретил её, свой идеал, совершенно случайно, оказавшись в Каракуре по заданию высших чинов. Он не знал кто она - ни имени, ни прошлого, ни каких-либо других данных. Вместо всей этой информации второстепенного значения он точно знал её запах – сладкий, цветочный. Но не приторный. Аясегава терпеть не мог приторность. Не смотря на то, что в Сейретее его считали самовлюблённым павлином, ни смотря на распространённое среди офицеров неверное представление о его ориентации. Да, он избирателен, да, чересчур. Зато он уверен что, когда повстречает ту, которая превзойдёт все его критерии - при взгляде на которую он забудет все свои идеалы - вот тогда уж он ни за что не упустит своё счастье, своего ангела, свою прекрасную фею.

И прямо сейчас, его, казалось несбыточная мечта, его ожившая фантазия лежит перед ним - доверчива и раскрыта, губы едва заметно размыкаются и вновь смыкаются, словно шепчет что-то. Шинигами нарочито медленно скользит тыльной стороной ладони вдоль стройного тела девушки, повторяя изгибы, любуясь проступившим на белых щеках румянцем, чувствуя её сбившееся дыхание.

Ещё немного задержавшись взглядом на её подрагивающих ресницах, Аясегава склонился к самому лицу златовласки, оставляя между ними меньше пяти сантиметров, так мало, чтобы лишь приложить палец к её губам и выдохнуть искреннее «ты действительно прекрасна». Пробное лёгкое касание губами, осторожно скользнуть языком, убедиться, что это не сон. И только потом углубить поцелуй - яркий, уверенный - почувствовав ответную жажду, мысленно восторжествовать.

Она великолепна, она божественна. Покорна и робка с виду - она обязательно полыхнёт жарким пламенем, если умело дать искру. Берегись Аясегава, как бы ты не сгорел…

@музыка: мушиши ост

@настроение: странное

@темы: фанфики

---

вопрос

[Yumichika-kun]

кто-нибудь знает имя косплеера?
(кликабельно)

@темы: косплей

---

Люди! Не спим!...))

[Stupid.Cat]

Арт мой типа..))

@темы: фанарт

---

[Stupid.Cat]

Фанф не мой господа) надыбала в нете)))

Драббл №46 - для анонима с Bleach Kink.
Что бы было с одиннацатым отрядом, если бы им командовал Юмичика, а поддерживал его в этом лейтенант Иккаку?
АУ: капитаном нельзя стать, убив другого капитана; к тому же, Зараки появляется в Сейрейтей позже, чем в каноне.

- Эй, куда прёшь? Не видишь, это моё место!
- Разуй глаза, Осивара!.. Я выше тебя!..
- Ты что, три пары носков надел сегодня, что ли?.. Великан хренов!
- Заткнитесь все быстро, тайчо идёт!.. Осивара, стой где стоишь – выпрямись только!
Вполголоса переругиваясь, бойцы быстро встали в шеренгу. Подтянулись.
Лёгкий ветерок покачнул край белоснежного капитанского хаори, нежно убрал с лица выбившуюся из хвоста прядочку, игриво колыхнул цветистые пёрышки.
- Доброе утро, отряд!
- Доброе утро, Аясегава-тайчо, Мадараме-фукутайчо! – грянул дружный хор голосов.
Юмичика с удовольствием оглядел шеренгу, красиво выстроенную по росту. Чуть нахмурился:
- Где Зараки?
- Не можем знать, тайчо! Видимо, опять заблудился, тайчо!
Покачав головой, Юмичика мягко махнул рукой.
- Вольно. Офицеры, список заданий на сегодня, - протянул лист, и пятый офицер с лёгким поклоном принял его. – Иккаку...
И, развернувшись, – хаори полоснуло по ветру, хлестнули воздух длинные волосы – направился в казармы первого отряда на ежедневное собрание капитанов.
- Ты куда опять шеврон дел? – вполголоса недовольно поинтересовался он у Иккаку.
Тот передёрнул плечами:
- Да ну его к чёрту. Неудобный, сползает вечно... Не понимаю, как у других эта хрень держится.
Юмичика закатил глаза и вздохнул. Протянул руку, не говоря ни слова. Заворчав, Иккаку нехотя вытащил шеврон из-за пазухи и терпеливо подождал, пока Юмичика аккуратно завяжет ленту на его плече.
- Ну вот, теперь красиво, - просиял Юмичика и, намурлыкивая что-то под нос, зашагал дальше.
***
Пожалуй, для всех – и в первую очередь для самого Юмичики – стало неожиданностью назначение на пост капитана, всего через несколько лет после окончания академии. Иккаку быстро смирился с тем, что у друга кидо-шикай – в конце концов, занпакто не выбирают, да и куда ему силовой-то, птенцу большеглазому, ростом не догоняющему многих девок из академии... Но столь быстрое достижение банкая изумило многих, ведь силой рейяцу Юмичика не отличался.
-Просто Рурииро Кудзяку слишком любит красоваться, - смеялся тот. – Попробуй, не дай ему распустить хвост – заклюёт же...
И в его шутке была большая доля правды: Рурииро, при всей его сияющей красоте, обладал жутко склочным характером – Иккаку частенько с ним ругался, когда Юмичика уже достиг материализации. Павлин несчастный – а самомнение-то, самомнение... Единственное, что его затыкало – угроза оборвать перья. Хотя на самом деле Иккаку вряд ли смог бы осуществить сказанное: на такую красоту рука не поднималась.
Когда спустя всего несколько месяцев банкая достиг уже сам Иккаку, они растерялись. Одно капитанское место всё ещё было свободно, и дальнейшая судьба его была предопределена.
- Ну... мы же на собраниях будем видеться, правда? И вообще... как Шунсуй с Джуширо... – бормотал Юмичика, успокаивая не столько Иккаку, сколько себя... а глаза несчастные и такие потерянные, что Иккаку не выдержал, сграбастал его в охапку – и плевать на то, что хаори мнётся:
- Хрен с ним, с банкаем. И без него неплохо справляюсь.
Юмичика растерянно заморгал:
- Но это же... неправильно!.. Скрывать силу глупо, да и Хозукимару будет недово...
- Тайчо, сделайте одолжение, заткнитесь, - фыркнул Иккаку. И на всякий случай заткнул сам – так, что потом у раскрасневшегося и тяжело дышащего Юмичики возражений уже не нашлось.
***
- Доброе утро, Кучики-тайчо! Всё ещё не подобрали себе лейтенанта?..
- Аясегава-тайчо, - Кучики с достоинством кивнул в ответ на приветствие. – Боюсь, предложенные кандидатуры меня пока что не устраивают.
- Зря, зря медлите. Хотите, Зараки отдам? – широко улыбнулся.
- Не хочу, - тут же отозвался Кучики. Юмичика не удержался от хихиканья.
- Не волнуйтесь, такой боец самому нужен.
- Хм-м... – только и ответил тот.
***
Когда на собрании встал вопрос о том, что делать с томящимся в тюрьме здоровяком, который пришёл из Руконгая с маленькой девчонкой и чуть не покалечил Комамуру-тайчо, устроив нелепый поединок – зачем, спрашивается? – все были немало удивлены, когда Аясегава, до того непривычно тихий и задумчивый, внезапно подал голос:
- Отдайте его мне. У меня сильных офицеров мало.
- Ты думаешь, что сможешь с ним справиться? – Маюри гаденько захихикал.
- Я попробую, - безмятежно улыбнулся тот.
И как ни странно, ему это удалось. Приказывать Зараки было бесполезно – так же, как и пытаться контролировать его – но на мягкие просьбы он всё же реагировал.
Одиннадцатый с приходом Зараки стал странным отрядом, практически имеющим двух капитанов – для мирного времени и для боя. Относительно нормальный отряд – разве что, пожалуй, чересчур большой любитель пьянок, с молчаливого попустительства капитана (который просто попросил не попадаться ему на глаза в некрасивом состоянии) и ярой поддержки лейтенанта – в бою совершенно преображался, превращаясь в стаю диких берсерков, с рёвом летящих вслед за хищно скалящимся вожаком. Аясегава пожимал плечами, не видя нужды менять установившийся порядок, и лишь растерянно моргал и разводил руками на собраниях, когда его укоряли в том, что его бойцы опять разнесли какой-то стратегически важный объект. Под конец все просто плюнули и отступились от деструктивного отряда, решив использовать его силу только на тех участках, которые было... не жалко.
***
Шарах!..
Юмичика ушёл в шунпо, оберегая хаори от пыли. Хмыкнул:
- О, а вот и Зараки...
- Здорово, - хрипло пробасил тот, шагая через пролом в стене. – Чёртовы домишки, понастроят же...
- Привет, Капи-тян, Лысик, Бьякусик! – радостно помахала им ручкой Ячиру. – А мы заблудились и не успели на построение...
- Я заметил, - вздохнул Юмичика. – Слушайте, а почему бы вам не ходить по крышам? Так и видно дальше, и стены... кхм... не мешают.
- Ой, и правда! Кен-тян, Кен-тян, правда, Капи-тян здорово придумал? – Ячиру поболтала ногами. – И так даже веселее получится – надо будет пры-ы-ы-ы-ыгать!..
- Лады, один хрен. В какой стороне казармы-то? – дождавшись, пока Юмичика указал в нужном направлении, Кенпачи запрыгнул на крышу – бесшумно, точно хищник – и помчался дальше.
- Он на самом деле хороший, - словно извиняясь, сказал Юмичика, обращаясь к Кучики, который с лёгким презрением смотрел вслед Кенпачи. – Просто... надо привыкнуть.
***
- Слушай, Юмичика, это же он!.. Тот, из Руконгая, который чуть меня не пришиб!.. И он стал ещё сильнее!
- Угу, - откликнулся Юмичика, с преувеличенным вниманием читая бумаги.
- Нет, ты понимаешь?.. Он, в нашем отряде – ну ведь с ума сойти, я же так ждал, что он появится, знал, что он придёт в Готей!..
- Рад за тебя.
- Чёрт побери, он ниже меня по рангу – это неправильно, он же сильнее, это ему надо быть лейтенантом – нет, каким лейтенантом, капитаном!..
- Если я тебя не устраиваю как капитан, я могу отправить тебя в шестой отряд – там Кучики как раз один мается!.. – рявкнул Юмичика, шарахнув пачкой документов об стол.
Иккаку оторопел.
- Ты чего?..
- Я чего? Я – чего?.. – окончательно рассвирепев, взвился тот. – Ты мне уже все уши прожужжал этим чёртовым Зараки!.. Да знаю я, знаю, что это он – какого, ты думаешь, я попросил его к себе в отряд? Думал, тебе будет приятно служить с ним вместе... о, да, я не ошибся, тебе и правда приятно – пожалуй, даже слишком приятно!.. И кажется, я тут немного лишний, верно? Ведь это ему надо быть капитаном, а не мне, кидошнику несчастному!..
- Да при чём здесь вообще кидо?.. – растерянно пробормотал Иккаку, невольно пятясь от наступающего на него разъярённого Юмичики.
- А знаешь что?.. Почему бы тебе не показать всем свой банкай, а? Станешь капитаном, я Зараки тебе уступлю – хочешь, делай лейтенантом, хотите, по очереди носите хаори – разве что твоё ему маловато будет, он вон какой здоровый, в казарму еле пролезает! Будете махать мечами в своё удовольствие, пока друг друга не порубите окончательно – здорово я придумал, прав... пусти меня, отпусти меня сейчас же, вали к своему Зараки, вали к кому хочешь, оставь меня в поко-ммм!..
Иккаку лишь сильнее стиснул его в объятьях, терпеливо дождался, пока яростное сопротивление затихнет, и лишь тогда чуть ослабил хватку.
- Красивый – а дурак, - усмехнулся, глядя в глаза.
- Сам ты... – по-детски откликнулся Юмичика.
И обнял сам, крепко-крепко. И отдавался в ту ночь как-то по-особенному откровенно, отзываясь на ласку всем телом – тихие стоны и сбивчивый шёпот, тёмные волосы на белом хаори контрастом в полутьме, тонкими пальцами за плечи, подаваясь навстречу, вскрикивая по-птичьи звонко и, всё ещё дрожа, расслабляясь в объятьях и постепенно засыпая, уютно уткнувшись носом куда-то в шею, забыв про смятое хаори.
Какой уж тут Зараки-тайчо, право слово.
***
Иккаку кинул взгляд на плечо и остановился. Тихо чертыхнулся сквозь зубы.
- Юмичика, он опять, - выразительно протянул руку, демонстрируя съезжающий шеврон. – Завяжи, а?..

@темы: Флафф, Кенпачи, фанфики, Икакку/Юмичика

---

[Yumichika-kun]

уважаемые, есть у кого-нибудь ссылки на переведенные додзи Юми/Иккаку, Юми/Шуухей и Юми/Кенпачи?
очень надо.) заранее спасибо.) *улыбается, поправляя волосы*

@темы: фанарт

---

Зима - не повод для спячки, граждане.

[~>Yumi<~]

занимательный фрагмент, в цвете


такие анкетки на девианте художники заполняют
на мой взгляд эта весьма забавна


ещё немного раскрашенных сканов


обложки додзей


о доброте Кенпачи...)))
http://s40.radikal.ru/i087/0812/1f/c7746f5118e1.jpg

большая обоина
http://s60.radikal.ru/i168/0812/0c/c787e99195e4.jpg

@музыка: Lords of Acid - Feed My Hungry Soul

@настроение: отличное

@темы: фанарт

---

i'm in love with myself, my beatuful self (c)

[Yumichika-kun]

nobody is perfect.
so i am nobody.

@темы: фанарт

---

мои набросочки

[AYRIN anry MORTEM]

набросочки

---

[Stupid.Cat]

Мой арт к фанфу Нема-идиотка, www.diary.ru/~Fujikujaku/p49469157.htm#more1




Отрыла вот Икакку/Юмичика. (автор НЕ Я!)

Название: Иногда
Автор: ROksi_
Бета: нет
Персонажи\Пейринг: Иккаку\Юмичика
Жанр: романс
Дисклеймер: не мое


Иногда Аясегава ощущает себя его другом.
Обычно это происходит, когда Иккаку шутит, и от смеха на глазах у Юмичики выступают слезы, или когда обнимает его за плечи, когда смеется над ним, когда соглашается, что он «самый красивый», а у самого в глазах прыгают озорные меносики.
Очень редко, но и такое бывает, Юмичика ощущает себя посторонним для него.
В такие моменты Иккаку занят своими мыслями и не замечает окружающих его людей. Тогда Юмичика подходит близко-близко и смотрит ему в глаза. Мадараме начинает возмущаться, но Аясегава счастлив – его заметили.
Иногда Юмичика ощущает себя его женой.
Обычно, часа в три ночи, когда Иккаку вваливается пьяный в их комнату, и приходится его раздевать и укладывать в постель, молча снося нетрезвые объятья.
Юмичика не любит пьяных, да и сам редко пьет.
Иногда Аясегава чувствует себя ревнивой любовницей.
Любое прикосновение чужих рук к Иккаку он воспринимает болезненно, любой новый знакомый всегда под подозрением. Но Юмичика берет себя в руки и улыбается.
Иногда он ощущает себя родителем Иккаку.
Особенно, когда тот приходит еле живой со своих «тренировок», которые время от времени проводит Зараки-тайчо, и целый вечер просто молчит, но и так ясно, что он проиграл. Тогда нужно просто подойти, обнять и ничего не говорить. Главное - ничего не говорить, потому что в такие моменты Мадараме воспринимает любые слова, как жалость.
Но чаще всего - проснувшись среди ночи и увидев его рядом или смотря, как Иккаку дерется – он чувствует себя его возлюбленным, тем, кем его считает сам Иккаку.

@темы: фанарт, фанфики

---

Серия драбблов по пейрингу Иккаку/Юмичика

[Доктор Амбридж]

Название серии: Утро до полудня.
Автор: Umbridge
Бета: Lacrimosa
Рейтинг: да PG наверное. Если больше, скажите, исправлю.
Пейринг: Иккаку/Юмичика, а еще парочка инкогнито
Дисклаймер: мне ничего не надо, у меня все есть.
Саммари: Маааленькая серия драбблов. Тут пока два, есть третий. О том, как познакомились и жили Иккаку и Юмичика))

Окончился год.
Заснул в тоске ожиданья,
Мне снилось всю ночь:
«Весна пришла». А наутро
Сбылся мой вещий сон.

(Сайгё)

Как Ками-сама спас Иккаку от затруднения.

- Ого, смотри-ка! Это же Кира! – прошептал Юмичика, раздвинув ветки кустарника.
- И что? - Иккаку широко зевнул. Дома ждала бутылка саке, онигири и большая тарелка первосортной лапши. Шпионские игры в его планы не входили.
- Шухей принес пирожки… - прокомментировал Юмичика, присматриваясь.
Иккаку не выдержал. Он поднялся с травы, расправляя плечи.
- Слушай, Юмичика, достал уже. Идем домой, черт побери! Я хочу есть!
Пятый офицер замешкался на секунду, а потом медленно встал.
– Ты прав, они не собираются делать ничего… такого.
- Какого черта ты хочешь высмотреть? – с отвращением воскликнул третий офицер.
Юмичика опустил глаза, и, поправив волосы, стряхнул травинку с хакама.
- Там нет ничего интересного, - наконец выговорил он.
- Так бы сразу, - хмыкнул Иккаку и внезапно сорвался в шунпо. Юмичика рванул за ним. Мгновенье, и они уже сидели на террасе маленького домика, в котором прожили вдвоем много лет.
- Иккаку… - Юмичика помолчал, задумчиво поглядывая на друга, потом медленно продолжил, – ты помнишь, как мы познакомились?
Тот удивленно уставился на него.
- Ну… мы познакомились… красиво? – предположил Иккаку неуверенно.
Пятый офицер тихо вздохнул.
- Ты не помнишь, - констатировал он с мрачным превосходством.
- Ну да, не помню. Это было давно, - признался Иккаку нехотя. – Напомни, и я уж не забуду.
Юмичика сделал паузу, с преувеличенным тщанием разглаживая складки хакама.
- Хорошо, - в конце концов согласился он.


* * *

- Ками-сама… - хрипел Иккаку. Сквозь алую пелену бог взирал на него фиалковыми глазами. Забирая боль, говорил с ним чудесным, чистым голосом. И Иккаку поверил, что никогда больше не будет один. Он собирался ответить Ками-сама, но тот исчез, оставив только тишину, полную глухой боли и злости.


Юмичика наклонился, напряженно прислушиваясь. Здоровяк – так он звал парня – слабо дышал. Прекрасно! Улыбаясь, юноша достал листок рисовой бумаги, и начал аккуратно умывать раненого. Касаясь его кожи, Юмичика вспомнил драку с «Демонами». «Зря я дал им сбежать, - злился он. - Ну, ничего. Если встречу - им не жить». Когда дело было сделано, он выбросил листки в ведро, и еще раз наклонился над спящим гостем, чтобы насмотреться впрок. Не верилось, что его мечта сбылась.

Мечта у Юмичики появилась три месяца назад, когда у рынка он заметил незнакомого парня. Тот брел по улице, распугивая местный сброд. Юмичика заметил, что даже отъявленные отморозки с опаской смотрели на него.
Вдруг незнакомец остановился. Юмичике удалось получше разглядеть его: высокий, крепкий, он поражал мощью. Сразу нашлось прозвище: Здоровяк. Кажется, в нем совершенно не было страха. Он окинул улицу странным взглядом, потом крикнул, ухмыляясь:
- Эй, кто из вас, мудачье, хочет поразвлечься?
Юмичика восхищенно наблюдал за ним – рейацу здоровяка пылала и рвалась. С рычанием на парня налетел сначала громила с третьей улицы, потом еще другой, кривой из лавки мясника, и третий. Завязалась драка. Но через несколько минут все его враги рухнули замертво.
- Скучно! – протянул Здоровяк, презрительно оглядев растянувшиеся на земле тела. Закинул меч на плечо, плюнул и пошел прочь. А Юмичика смотрел ему вслед, задыхаясь от смущения и волнения. Такого с ним еще не бывало. Нелегкая жизнь научила его ничему не удивляться, и никем не увлекаться.
Он рос один. Ни приемных братьев, ни сестер, ни новых родителей – никого. Друзья тоже не завелись. Юмичика не умел дружить, потому что рано понял - он гораздо лучше других. Даже сидя над ведром с очистками, мальчик любовался отражением в грязной воде, улыбаясь себе с тайным восхищением. Став постарше, Юмичика начал зарабатывал на воду и еду «мальчиком» при богатом торговце. Потом много лет развлекал клиентов танцами и игрой на семисене. Обзавелся покровителем, небольшим домиком у реки в бамбуковой роще, накопил немного денег и зажил, ни в чем не нуждаясь.
Юмичика не походил на обитателей семьдесят девятого района: носил цветные кимоно, подвязывал длинный хвост яркой лентой и в совершенстве владел искусством кендо - ему пришлось научиться защищать свою красоту от грязи и уродства, окружавших его. Никто не мог взволновать Юмичику, в постели с данной он был изобретателен и практичен.
И вдруг вся его оборона рухнула в мгновение. Юмичика растерялся и испугался. Не помня себя, он вернулся домой, но не мог уснуть до утра - перед глазами все время видел незнакомца с мечом на плечах. А когда рассвело, решил, что должен найти того во что бы то ни стало, потому что жить без него Юмичика теперь не мог.
Искать кого-то в Руконгай, не зная имени и места жительства, было непросто. Приходилось скрывать длительные отлучки от наблюдателя – слуги ревнивого данны. Следить, выспрашивать, прятаться. Да и мысли не давали покоя. Впервые Юмичика чувствовал себя таким слабым. Сидя перед данной, он вдруг ронял чашку, или пропускал слова покровителя мимо ушей. Или того хуже – терял всякий интерес к его ласкам. Юмичике хотелось вырваться, оттолкнуть опостылевшего старика, но приходилось терпеть и придумывать оправдание внезапной холодности. Юноша почти отчаялся.
Как вдруг спустя три месяца – он помнил каждый день и час - снова встретил Здоровяка. Случайно. На того напала банда «Руконгайских демонов» как раз у дома Юмичики. Юноша собирался на рынок, услышал шум и выбежал посмотреть. Он сразу узнал бритого парня с рыночной площади. Но сейчас тот лежал на земле, и пятеро «Демонов» избивали его. Обезумев от ярости, Юмичика схватил топорик для рубки мяса, выскочил во двор. Рейацу рвалась на волю, хотелось уничтожить уродливых бандитов, порубить на куски.
Но «Демоны» не собирались сражаться. Едва завидев Юмичику, они разбежались. Он успел достать только одного, и тот остался лежать на дороге. Еще задыхаясь от гнева и бега, Аясегава бросился к Здоровяку. Упал рядом с ним на колени, переворачивая и ощупывая. Здоровяк бормотал что-то, скалился, будто ухмыляясь, а значит, был жив.
Не размышляя, Юмичика перетащил его в дом. Уложив гостя на футон, юноша промыл рану водой, потом прижал лист бумаги, пропитанный саке. Здоровяк застонал.
- Тихо, тихо, - прошептал Юмичика. Успокаивающе погладил его по голове и перетянул грудь и спину полоской темного льна. – Не шуми, я стараюсь, чтобы не больно…
Закончив перевязывать, он накрыл Здоровяка одеялом и поднялся с колен. Парень лежал без движения, тяжело дышал, приоткрыв рот. Его веки едва заметно дрожали. «Красивый», - подумал Юмичика, улыбнувшись, и вышел из комнаты на террасу.

Солнце жарило так, что вдохнуть стало нечего – воздух словно испарился под лучами, осталась одна только пыль. Слуга-шпион сидел в тени бананового дерева, дым от его трубки белой лентой скользил вверх, в синее, дрожащее небо. Помянув данну недобрым словом, Юмичика окинул слугу презрительным взглядом. О, как ненавистны ему были эти рабы, что болтались тут с утра до ночи, высматривая, подслушивая. Нарочитым жестом юноша поправил кимоно, убрал за ухо челку и пошел прочь от дома, надеясь, что глупый прихвостень поймет, насколько отвратителен и уродлив. На пыльной, узкой улице толкалась руконгайская беднота; «Чистая вода», - слышалось издалека. У лачуг, сложенных из чего попало, сидели, лежали те, кто не мог ходить. Под ногами путалась чумазая мелкота. Юмичика смотрел поверх всего. Покусывая ноготь на большом пальце, он прикидывал, как добыть для здоровяка побольше еды и воды, ведь у того сильная рейацу, ему необходимо хорошо питаться.

Вернулся Юмичика быстро. Данна ничего не хотел от него, смотрел вверх, на высокое небо в прорезях красной листвы. Молчал и думал о чем-то. Потом, едва заметив любовника, велел дать ему денег и поспешно отбыл, бросив что-то про жену. Обрадованный легким освобождением Юмичика отправился на рынок. Там как всегда было ужасно шумно и грязно. Проходив полчаса между столами и коробками, служившими прилавком для бедных торговцев, он принес кадочку риса, копченого угря, таяки и пару лепешек. В привычном молчании выложив все на стол, Юмичика присел у футона. Здоровяк лежал все в той же позе, грудь тяжело вздымалась, рот чуть приоткрыт. Юмичика вздохнул, легко погладил его по щеке, затем, смущенный собственной смелостью, схватил влажную бумагу и обтер лицо раненого. Его кожа была чистой и горячей. Юноша, задержав дыхание, медленно наклонился. От раненого пахло потом, пылью и целебной настойкой – чудесный запах. Губы немного потрескались в уголках, но Юмичике мучительно хотелось коснуться их.
- Что за черт… - парень внезапно открыл глаза и уставился на него. Покраснев от неожиданности, Юмичика выпрямился.
– Ты кто такой? – спросил раненый в следующую секунду, хмуро рассматривая своего спасителя.
- Аясегава Юмичика, - чересчур громко представился тот. Он делал вид, что занят бумагой, комкая ее и бросая в ящик для мусора. – Лучше молчи, а то еще рана откроется.
- Какого черта ты спас меня? – процедил здоровяк. – Какого черта я жив?
- Не дергайся, вон, уже кровоточит, - Юмичика призвал на помощь все свое самообладание, поставил воду на огонь, достал палочки и плошки, и лишь потом вернулся к футону. Опустившись на колени, он начал аккуратно разматывать бинты. Руки уже не дрожали.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Мадараме… Иккаку, - мрачно ответил Иккаку.


* * *

- Это был удар в спину. Я потом перебил их всех до одного, - сказал Иккаку самодовольно.
- Правильно сделал, - Юмичика смотрел на него с гордостью.
Иккаку больше не сказал ни слова. Он отвернулся, задумчиво разглядывая блестевшие на солнце камешки, чувствуя плечом плечо Юмичики. «Все-таки я – счастливчик, - думал третий офицер. - Да, счастливчик!»


Нерушимая клятва верности

Ночь выдалась звездная, синяя. Воздух наполнял запах жасмина, непрерывная трескотня цикад. На территории тринадцатого отряда праздновали День цветов – разноцветные фонтаны фейерверков распускались в низком небе.
А старшие офицеры одиннадцатого наблюдали за вечеринкой с крыши казармы.
- Посмотри-ка, - лениво протянул Иккаку. – Там какая-то парочка обжимается.
- Парочка? – Юмичика приподнялся, чтобы лучше рассмотреть. – Ну ничего себе! Я не думал, что до сих пор…
- Узнал рейацу? – с усмешкой спросил Иккаку.
- Узнал… – повернувшись к другу, кивнул Юмичика. - А ведь красиво… Ночь, звезды, двое мужчин, тайная любовь… - Он задумчиво вздохнул. – А ты помнишь наш первый раз?
- Да, помню, - нехотя откликнулся тот. – Тут тебе меня не подловить…


* * *


Вечером Иккаку лежал на футоне, мрачно наблюдая за Аясегавой, пока тот разливал по пиалам суп. «Убью, - думал он, - убью всех… По чьей милости я оказался здесь». И чем дольше Иккаку смотрел на узкую прямую спину хозяина, тем сильнее ненавидел все вокруг. Казалось, он собирался продырявить Аясегаву взглядом. Но стоило его спасителю повернуться - Иккаку отводил глаза.
- Все готово, - громко оповестил Юмичика и со вздохом опустился у футона. «И чего он вздыхает?» - разозлился Иккаку. Расставив на дощечке тарелки, хозяин наполнил глиняную ложку.
- Открывайте рот, буду вас кормить, - сообщил он. Иккаку нахмурился, но подчинился. Принципы не позволяли ему спорить в гостях. Кормят, так ешь, суп - значит суп.
- Хотите, лепешку покрошу? – предложил Юмичика. Гость серьезно кивнул. Как бы неловко ему ни было, он не мог обидеть хозяина.
После обеда Иккаку снова наблюдал за Аясегавой - тот сидел за столом, выводя иероглифы в толстой тетради. Солнце садилось слишком быстро. Ненадолго заполнив комнату оранжевым светом, осветив последним всполохом гладкий лоб и тонкие руки Аясегавы, оно погасло, уступив место сумеркам. Иккаку успел поймать себя на том, что любуется маленьким хозяином.
- Пора спать, - вздохнув, тот захлопнул амбарную книгу. Иккаку промолчал, переводя взгляд на притолоку.
- Мадараме-сан, спокойной ночи, - в темноте голос Аясегавы звучал странно. Мягко и ласково.
- Спокойной, - резко бросил Иккаку.
Он заметил, что хозяин замешкался на мгновенье, прежде чем задвинуть фусума. Иккаку готов был поклясться, что Аясегава еще раз взглянул на него.
До рассвета парень не мог заснуть. В беспокойной мгле ему по-прежнему чудилось лицо хозяина. Иккаку никогда не видел таких глаз, как у него. И уснул, думая них.

Утром у домика остановилась повозка. Из нее выбрался невысокий пожилой мужчина и скрылся за седзи.
Юмичика встретил его в коридоре - своего данну, богатого торговца водой. Развязывая оби, юноша слушал сетования покровителя на жадную жену, но думал о другом: хватит ли Мадараме Иккаку воды и еды? Ведь ему надо хорошо питаться, он такой большой. Юмичика вспомнил широкую грудь Здоровяка, железный пресс, мощные плечи. А когда данна потянулся поцеловать юношу в губы, Юмичика отвернулся, делая вид, что поднимает пояс.
После близости покровитель лениво поинтересовался, что за парня Юмичика прячет в одной из комнат. Вздохнув, тот опустил глаза и, избегая подробности, рассказал историю о спасении. Закончив, он посетовал на усталость, домашнюю работу, а потом сообщил, что парень будет помогать по хозяйству. Старик согласился.

Уходя, данна всегда оставлял Юмичике денег, и тот отправлялся за продуктами. Сегодня он очень спешил вернуться с рынка, а когда вошел в комнату, переводя дыхание, нашел Иккаку на футоне. Гость хмуро следил за пронзительно жужжавшей мухой.
- Она вас раздражает, Мадараме-сан? – спросил Юмичика, рассматривая его. Тот не ответил. Но вдруг рывком поднялся на ноги и прихлопнул муху с оглушительным грохотом. Даже притолока треснула.
- Рана! – выдохнул Юмичика, но здоровяк только ухмыльнулся с удовлетворенным видом, и снова улегся.
- Рана больше не кровоточит, - снова мрачнея, сообщил он. – И чешется, зараза!
Иккаку дернул головой, опуская глаза. Юмичике казалось, что гость избегает смотреть на него.
- Не думаю, что вам уже можно вставать, - с надеждой проговорил Юмичика. Иккаку приподнялся на локте, по-прежнему глядя на ноги Аясегавы. Он только что вскочил и прибил тупую муху, не ощутив никакой боли. Но что-то неясное заставило его согласиться:
- Да, пожалуй, теперь немного болит, - пробормотал он себе под нос, для верности потрогав бинты.
- Не прыгайте больше так, - уже уверенным тоном велел хозяин. Иккаку быстро взглянул на него исподлобья, как раз, чтобы заметить, как тот вороватым движением поправляет прическу.
- Слушай, - начал Иккаку хмуро, – я тебе должен. Может, помочь чем?
- Мадараме-сан… - тихо отозвался Аясегава, бросая на него странный взгляд и отворачиваясь к столу. – Вы еще слабы… Отдыхайте. Потом работа найдется.
Иккаку покорно кивнул, рассматривая волосы хозяина. Они были длинные, ниже пояса, густые, и, наверное, теплые. И пахли они одуряюще. «Как его тело», - подумал Иккаку и тут же незаметно нажал на рану через повязки. Боль хлынула волной по нервам, и парень обрадовался ей. Но Аясегава этого не знал. Он сосредоточенно выводил кисточкой значки в амбарной книге.

После ужина Юмичика мыл миски в корыте, вытирал их и аккуратно складывал в небольшой сундук. Краем глаза он посматривал на раненого – тот лежал без движения, положив на живот меч. «Иккаку еще сильнее, чем казался, - с собственнической гордостью думал он, – и мог бы стать синигами. Почему же не стал? Сколько ему лет? Кажется, он гораздо старше меня». С этими мыслями он снова принимался за дело.
Закончив с посудой, Аясегава опустился рядом с футоном.
- Мадараме-сан, придется мне вас побеспокоить, надо обработать рану, - мягко сказал юноша. Открыв глаза, Иккаку нехотя отложил меч. В обрамлении темных волос и красной солнечной пыли, маленький хозяин улыбался ему. От его улыбки Иккаку хотелось убить кого-нибудь.
Тем временем Аясегава принялся разматывать ткань и обрабатывать рану. А здоровяку ничего не оставалось, как смотреть на его темную макушку с мучительным желанием погладить блестящие волосы.
- Потерпите, - между тем попросил Аясегава. Иккаку покорно кивнул.
Стемнело быстро. Размытый диск луны бледнел желтой кляксой на полупрозрачных седзи, постукивали друг о друга бамбуковые стебли, совсем близко ухала сова. Иккаку не спалось. Надоедливо чесалась рана, мысли мешали расслабиться. Закрывая глаза, он видел перед собой Аясегаву. Видел, как хватает его за тонкое запястье, разрывает цветное юката, прижимает… Иккаку встал, неслышно прокрался на террасу. Ночь стояла теплая, густая, сладкая, словно кто-то подсластил воздух. Иккаку спустился во двор. В голове гудело, в теле словно пробудились все соки - кровь шумела, стучала в горле, будто колокол. Иккаку рванул к бамбуковой роще, выхватил меч и перерубил разом несколько стеблей.

Шли дни. Иккаку все жил в гостях у Аясегавы. Он оправдывался тем, что должен отработать потраченные на лечение деньги. Хотя причина эта не объясняла его желания рассказывать Аясегаве о своей жизни, смотреть на него украдкой, трогать его кимоно, вывешенное во дворе на просушку. Иногда Иккаку подолгу стоял, поглаживая скользкую ткань, а когда приходил в себя, готов был порвать пестрый кусок шелка. Но он по-прежнему упрямо твердил себе, что хочет лишь вернуть должок. Так проходило время.
Каждый день Аясегава вставал рано. Иккаку видел его уже причесанным и одетым. Хозяин не тревожил раненого, расставлял для него тарелки на маленьком столике у футона, уговаривал побольше лежать и регулярно смазывал затянувшуюся рану. Иккаку уже на пятый день после драки сам встал и уселся завтракать вместе с хозяином. Ели они в маленькой комнате, расположенной рядом с комнатой Иккаку. Седзи Аясегава задвигал, и через расписанную соловьями и ивами бумагу нельзя было рассмотреть, что происходит во дворе. Иккаку подозревал, что Аясегава прячет его, и догадка будила в нем непонятную ярость. Он даже нарочно начинал говорить громче. Но хозяин будто и не замечал выходок строптивого гостя, продолжая есть вместе с ним.

Спустя неделю после первого завтрака Аясегава впервые согласился принять помощь гостя. Иккаку давно добивался этого. Он яростно набросился на работу, и нарубил дров больше, чем просил Аясегава. Но тот не выразил недовольства. Напротив, долго благодарил, порозовевший и сияющий. Иккаку смутился, но промолчал. После Аясегава стал часто просить его о помощи. То требовалось порубить кабанчика, то притащить пару мешков рисовой муки. Иккаку выполнял все, чего желал хозяин. «Чтобы отдать долг», - объяснял он себе непривычное рвение к работе.

Каждый день после обеда Аясегава уходил. А когда возвращался – приносил еду и воду. Накрывал на стол, и вместе с Иккаку садился ужинать. Обычно они не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, только чуть слышно стучали палочками о миски. Порой оба вдруг поднимали головы и сталкивались взглядами, но тут же опускали глаза. Иккаку каждый раз чувствовал сильную тревогу, и злился. «Откуда он только деньги берет», - думал он, и внутри все холодело от ярости.
Когда тарелки пустели, Аясегава поднимался. Он тщательно поправлял кимоно, медленно собирал посуду. Так медленно, что Иккаку хотел иногда расколотить ее об пол. Потом желал гостю спокойной ночи и выходил из комнаты, затворяя за собой расписанные фусума. Иккаку с точностью до мелочей знал, что на них изображено – дикая слива и кукушки. С ненавистью смотрел он на этих кукушек, а те будто смеялись над ним. Тогда Мадараме закрывал глаза, пытаясь разговорить Ходзукимару. Но дракон молчал. Иккаку все реже обращался к нему. И перестал совсем после того, как однажды, возвращаясь со двора, едва не столкнулся в коридоре с полуголым стариком. Тот важно ступал по полу, шлепая длинными ступнями. Отступив в какую-то комнату, Иккаку переждал, пока не хлопнет фусума в комнате Аясегавы. С этого дня, как только Юмичика прощался и выходил из комнаты, Иккаку начинал прислушиваться, не подъехала ли к воротам повозка, не слышны ли шаги на террасе. Иккаку презирал себя за эти глупости. Пытаясь отвлечься, сидел подолгу у ручья, смотрел на отражение луны в черной воде, бродил вокруг дома. Но против воли думал о старике и Аясегаве.
Когда данна тенью проскальзывал к повозке, и та с тихим скрежетом исчезала в ночной темноте, Иккаку возвращался к себе. Он ложился на футон и ждал Аясегаву. Каждый вечер, как только стук колес стихал, тот приходил к нему. Иккаку слышал, как Юмичика ходит рядом, как шуршит его кимоно. Стоило бы попросить его уйти. Но Иккаку делал вид, что спит. А когда Юмичика уходил, Иккаку поднимался, и по двору, освещенному только тремя свечами в каменных подсвечниках, крался к роще, чтобы поработать мечем.
Раны Иккаку давно зажили, ничто больше не держало его здесь. Но он не уходил. При мысли о расставании ему хотелось разнести дом ко всем дьяволам. Иккаку знал, что не может взять Аясегаву с собой, а значит должен держаться от него подальше. Но каждый раз, когда хозяин готовил, Иккаку замирал на татами, жадно разглядывая его спину под тонким кимоно. Оно казалось парню непреодолимой преградой, бесило, разжигало. Каждый раз перед ужином он, сам того не желая, заговаривал с Аясегавой, и сердце согревалось, когда Иккаку замечал, что маленький хозяин с восхищением слушает.

И все же настал день, когда Иккаку окончательно решил уйти. Стояла особенно жаркая и тихая погода. Погруженный в невеселые мысли, он брел по двору, собираясь умыться, но, не дойдя до умывальника, замер в тени бананового дерева – у бочки стоял Юмичика. Юноша неспеша раздевался – развязал оби, снял кимоно, аккуратно сложил одежду на колоду у бочки. В тот момент Иккаку впервые увидел его тело. Все солнце словно вошло в грудь Иккаку. Он не мог вздохнуть, не мог даже поднять руку, чтобы отереть пот. Капли катились по вискам, стекали с подбородка. А Иккаку так и стоял, рассматривая Аясегаву. Тот же будто не замечал ничего, залез в бочку и тихо запел. Охваченный дрожью, Иккаку невольно шагнул вперед. Что он хотел сделать – он и сам не знал. Но тут хозяин повернулся и посмотрел на него. Иккаку отступил и ушел в дом, так и не сказав ни слова.
Аясегава вернулся после бани распаренный и задумчивый. Иккаку не пытался разговорить его. Лежал на футоне, рассматривая вышитых на скатерти карпов. Так, в молчании, они провели вечер, а ровно в семь Аясегава поднялся и вышел, с тихим шелестом затворив фусума. Дождавшись, пока шаги затихнут, Иккаку встал. Быстро затолкав за шиворот пару фундоси, он засунул за пояс меч, и, подумав, прихватил со столика рисовую лепешку. Уже стоя у седзи, Иккаку на прощание оглядел маленькую комнату, в которой прожил столько времени. Мучительная тоска сдавила грудь. Парень сцепил зубы и потянулся к перегородки. Оставалось только отодвинуть створку, и долгая дорога снова примет его. Но тут издали донесся стук копыт. Звук приближался, по деревянному настилу громыхала повозка. Иккаку прислушался. Кони заржали совсем близко. Потом все стихло – повозка остановились у ворот. Приоткрыв седзи, Иккаку приник к щелке. По дорожке, освещенной свечами, шел тот самый старик. Уверенно и быстро он направлялся к террасе. К той ее стороне, куда выходили седзи Аясегавы. За ним шли два охранника. Иккаку машинально отметил, что оба не очень крепки, у одного за поясом кинжал, у другого – короткий топорик. Послушав несколько минут, он услышал, как охранники переговариваются между собой, плюются и скрипят половицами. Иккаку понял - они устроились на террасе, которая выходит к реке. Движимый внезапным порывом, он выскользнул из комнаты. Переступая неслышно, задерживая рвущееся дыхание, прокрался до угла, а оттуда - до комнаты хозяина. Спрятавшись за широким деревянным столбом, Иккаку прислушался - Аясегава и данна о чем-то беседовали. Иккаку узнал мягкий холодноватый шепот Юмичики, низкий голос покровителя. Уважение к хозяину требовало убраться, но Иккаку не двинулся с места. Его напряженный слух ловил шорохи снимаемой одежды, хриплые стоны старика, вздохи хозяина. Грудь словно сковало неодолимый холод, виски сдавило. Сердце яростно колотилось под косоде. Взбешенный, бледный Иккаку хотел вырвать седзи и ворваться в комнату, но страх оскорбить Аясегаву удерживал его. Стиснув зубы, он высвободил катану из ножен на два пальца. Потом снова убрал меч и отступил. «Бежать! Бежать отсюда!» - подумал он, но тут услышал вскрик, а за ним взвившийся голос Юмичики: «Прошу, не надо!». В этот момент сомнения перестали терзать его. Забыв приличия, Иккаку ринулся к створкам и с грохотом раздвинул их. Дико скалясь, он бросился к данне, но тот оказался проворней. Вскочив, старик выхватил кинжал. Иккаку расхохотался. Драка! В воздухе запахло хорошей дракой! Не медля, Иккаку рванул меч из ножен. Старик отбил удар.
В пылу драки мужчины позабыли о Юмичике. А между тем все получилось так, как тот задумал. Решительно запахнув кимоно, юноша встал с футона. Быстрым взглядом он оценил ситуацию - данна начал сдавать, едва держался на ногах, когда на шум вбежала охрана. Но покровитель уже завалился на циновки, закатывая глаза и давясь кровью.
А Иккаку только радовался. Резко развернувшись, он ловко отбил удар одного из охранников. Второй возник рядом, готовый защищать умирающего хозяина. Отбиваясь, Иккаку отступил на террасу. Юмичика на мгновенье замер, прислушиваясь – с улицы слышался звон мечей и ругательства. Улыбнувшись, он выдохнул. Быстро подошел к сундуку, достал оттуда заплечный мешок, куда загодя сложил все необходимое в пути. Тут голоса на террасе стихли. Скрипнули сломанные седзи, и в комнату вернулся Иккаку. Утирая лицо ладонью, он широко ухмылялся.
- Эй, Юмичика, пора в дорогу, так ведь?
Юмичика кивнул, заливаясь румянцем. Ему на мгновенье стало жутко. Он знал – сейчас его прежняя жизнь закончится. Иккаку хмуро смотрел на него, выжидая. Катана все еще мерцала красным в его руке. Юмичика вздохнул. Потом закинул на плечо нехитрый скарб. Жалеть больше не о чем. Иккаку весело усмехнулся, и Юмичика улыбнулся в ответ. Через секунду они уже шли прочь из Руконгай.

В синем лесу ухал филин, трещали цикады, сырая, жаркая ночь обдавала лицо паром, мешая ароматы трав, цветов и хвои. Иккаку и Юмичика поднялись на пригорок. Внизу, в долине, лежал погруженный во мрак Руконгай. Путники молча смотрели вниз. После всего, что случилось, они не сказали друг другу ни слова, даже не смотрели друг на друга. Бросив мешок, Юмичика сел на землю, еще хранившую жар дня. Иккаку опустился рядом с ним. В темном небе мерцали низкие, тревожные звезды. Ночные токи, запахи, стоны будоражили кровь. Юмичику охватило бешеное возбуждение. Он, наконец, взглянул на Иккаку, не в силах больше притворяться. Здоровяк молчал, рассматривая его. От этого взгляда у Юмичики дрожали руки.
- Клянись, - вдруг грозно произнес Иккаку. Юноша вдохнул, готовый поклясться в чем угодно.
- Клянись, что никогда не будешь ни с кем, кроме меня, - процедил Иккаку с ухмылкой.
- Клянусь! - воскликнул Юмичика, но тут же добавил холодно. – Но и ты… клянись!
Иккаку удивленно поднял брови, словно обдумывая его слова. И вдруг расхохотался.
- Клянусь, черт тебя побери! Никогда и не взгляну, делать мне нечего! – прорычал он весело, повалил Юмичику в траву.

* * *

- Да… - задумчиво протянул Иккаку.
Юмичика снова засунул в рот большой палец.
- И чего они там ждут… - раздраженно сказал он. Иккаку понял, что друг все еще наблюдает за страстной парочкой. И совершенно не слушает его.
- Эй, и для кого я тут распинаюсь? – пихнув друга в бок, возмутился Иккаку.
Юмичика подскочил.
- Ай! Больно! – воскликнул он, но тут же покладисто опустился рядом. – Прости. Я тоже все помню…

---

Yaoi Doujinshi Raw Scans

[~>Yumi<~]

Title: Crash!
Artist/Circle: Koiwazurai Shibito (Super Nova)
Pairing: IkkakuxYumichika, OCxYumichika
Rating: NC-17, hard yaoi, violence, angst, shounen ai
Raws: Arigatomina, 05/30/08
http://www.arigatomina.com/downloads/djs/bleach/crash/index.html

Title: Ready to Love
Artist/Circle: Empty Brain
Pairing: HisagixYumichika
Rating: PG-13, fluff, humor, shounen ai
Raws: Arigatomina, 02/05/08
http://www.arigatomina.com/downloads/djs/bleach/ready/index.html

Title: Beauty Beast
Artist/Circle: unknown
Pairing: Kenpachi/Yumichika
Rating: PG-13, gag & shounen ai
Raws: Arigatomina
http://www.arigatomina.com/downloads/djs/bleach/beauty/index.html

@музыка: тишь да гладь

@настроение: хмельное

@темы: додзинси

---

не спать, замёрзнете!

[Milk_Strife]

чё-то вроде было, я засклерозил... просыпаемся и указываем на повтор!

@музыка: насвистываю секретные материалы

@настроение: головобольное

@темы: фанарт

---

[Stupid.Cat]

Хм..... вот ещё))

---

[Енерджайзер]

Я понимаю, что это вряд ли возможно и вообще глупость, но мой личный глюк требует ^_^ Ни у кого нет пикчей с Гин/Юмичика?

@темы: фанарт

---

[Stupid.Cat]

Несколько моих рисунков) Не судите строго.. Стараюсь..))))
Вот эта мне оч нрава... Примечание: Ничем они ут не занимаюц, Юми лежит Икакку сидит наклонвшись...))

Руки чуть тонковаты правда)

---

что-то странное сотворил Х_х

[Milk_Strife]

на критику не обижаюсь, ибо я не идеален
да и сам люблю покритиковать)))

@музыка: тишина

@настроение: среднее

@темы: фанарт

---

11

[Сато Х. Техх]

Автор: swallow
Фэндом: Bleach
Рейтинг: NC-17
Жанр: роман на тыщу страниц
Пейринг: пока Иккаку/Юмичика, дальше будет много кто/Юмичика
Саммари: история одиннадцатого отряда
Ворнинг: смерть персонажа
Дисклеймер: заберите все

Глава 7. Расцветай, Фудзикудзяку!
Мир стал сплошным туманом. Что-то это смутно напоминало – серое марево, неясные тени. Что-то… какое-то такое название…
Иногда в тумане звучат голоса.
- Я уверен, - низкий голос, говорит медленно, но с нажимом на слове «уверен», - что вины офицера Айясегавы в происшедшем нет.
- А чья?! – орет, срываясь, другой голос. Которого почему-то тут не должно быть… - Рукия…
Туман смыкается и темнеет, заглушая их.
Сколько прошло времени?
- Откуда ты-то там взялся? – какой голос знакомый… Только что же он такой тоскливый?
- Почувствовал, что рейяцу капитана стала совсем слабой, - тоже знакомый. Говорит с трудом.
- Исчезла. Ты же на дальнем полигоне был…
- Нет. Ослабла.
Тьма забивает уши. Разве так бывает?..
- Я согласна с Кучики-тайчо. В крови офицера Айясегавы обнаружен наркотик, - женский голос, мягкий и властный одновременно. – Я не знаю состава и принципа действия, но, видимо, он волеподавляющий…
- У меня его украли! – срывается на крик другой, высокий, почти пронзительный. – Столько работы! А потом является какой-то мальчишка…
Снова туман. От него хочется плакать. Он тянет к себе, хватая холодными липкими щупальцами…
- …безусловно, виноват, но, я думаю, мое небольшое подношение…
Нет, этого голоса он слышать не хочет больше никогда в жизни. Откуда только он взялся?
- Простите меня, Айясегава-сан… - шепчет низкий женский голос.
- …пытаемся очистить его кровь, но маловероятно… - тот самый, властный, мягкий…
- …он умрет?.. – Мужской. Низкий. Слезы?
Туман уже не тащит к себе, он просто здесь, везде, всюду, он сулит покой…
- Юмичика.
Голос такой низкий, что временами отдает в хрип.
Юмичика – это его имя. Он тянется к голосу

***
Лицо овевали легкие потоки воздуха. Сквозь веки ощущался свет. В ушах звучали тихие голоса.
- А вы все-таки подойдите, капитан.
- Нет.
- От вас не убудет!
- Нет.
- Хорошо, он умрет, и вы будете виноваты!
- Заткнись.
Хлопнула створка двери, и ощущение присутствия пропало. Юмичика наконец решил открыть глаза.
Над ним, подперев щеку ладонью и глядя в окно, сидел Иккаку. Юмичика протянул руку и коснулся его локтя. Двигаться было не больно.
- Очнулся?! – подскочил Иккаку. – Черт…
И он сгреб Юмичику в объятиях.
Несколько минут Юмичика просто наслаждался ощущением тепла и обнимающих его сильных рук. Потом, когда Иккаку отпустил его, снова улегся на свои подушки и обхватил ладонь друга пальцами.
- Ты чего? – улыбаясь, спросил Иккаку. Юмичика помотал головой.
- Не отпускай, страшно.
Собственный голос прозвучал незнакомо – слабо, надтреснуто. Иккаку невыносимо нежно гладил его лицо.
- Ты теперь весь в шрамах, ты знаешь?
- Да? – Юмичика поднял руку к лицу, пытаясь нащупать шрамы, но не получилось. – И как это выглядит?
- Очень странно, - ответил Иккаку. Он все не переставал улыбаться – счастливой, слегка даже безумной улыбкой. – Вот здесь у тебя шрам, - он коснулся пальцем скулы Юмичики, - вот здесь большой, - над бровью, - вот здесь, - на щеке, почти у самого уха, - вот здесь, - палец проехался по косточке носа. – И еще много царапин, но Исане говорит, они заживут.
- Исане – это Котецу-фукутайчо? – спросил Юмичика, глядя в потолок.
- Да.
- А я никак ее имя не мог запомнить…
- Тебе они идут, - пальцы Иккаку все еще скользили по его лицу. – Юмичика… я так страшно рад, что ты жив… Ты как вообще?
- Пока не знаю, - ответил Юмичика, и это была правда. – Ты мне расскажи все, а то я даже ведь не знаю, то ли наступил конец света, то ли нет…
И Иккаку рассказал.
Он примчался в казармы шестого отряда на погасшую рейяцу Зараки – к тому времени там уже собрались все капитаны и оперативный состав четвертого отряда во главе с Уноханой и Исане. Иккаку не пустили к капитану и Юмичике; не дали ему, разумеется, и принять участие в обсуждении произошедшего, но кое-то он все-таки узнал.
Например, когда Кучики-тайчо пришел в себя – первым из пострадавших, - он моментально заявил, что Юмичика не предатель, а находился под действием чужой воли. И рассказал, чего хотели конкретно от него. Выглядел он при этом как человек, который в последнюю очередь рад тому, что остался жив.
Кира-фукутайчо, придя в себя, признался в предательстве – в том, что знал о планах Айзена и Ичимару, и принимал в них участие, и похитил разработку из лабораторий двенадцатого отряда. Он попросил для себя смертной казни. Куроцучи-фукутайчо был с ним абсолютно солидарен.
Шухей, в свою очередь, рассказал, что он догадывался о планах мятежных капитанов и предательстве Киры, объявил себя виноватым во всем и потребовал смертной казни.
Зараки, едва открыл глаза, встал, невзирая на бинты и протесты Уноханы, и покинул госпиталь.
В конце концов, капитан четвертого отряда вышла из себя, заявила, что больше не желает лечить самоубийц, пусть дохнут, если им так приспичило, и вплотную занялась Юмичикой.
А через пару дней случилось удивительное – в Сейрейтее появился Ичимару Гин. Он прошел Воротами Чистых Душ, и стражник пропустил его, и ворота не закрылись, потому что он пришел не один.
Его привела Кучики Рукия.
На капитанском совете – куда их повели сражу же, едва они преодолели границу между Руконгаем и Сейрейтеем, - Кучики объявила, что Ичимару Гин, бывший капитан третьего отряда, спас ее из плена, и предоставила ему слово.
Ичимару каялся.
Ичимару валил на Айзена и его влияние.
Ичимару напирал на то, что спас Рукию.
Ичимару просил не наказывать его лейтенанта… то есть, простите, бывшего его лейтенанта…
Ичимару заявил, что ему есть что предоставить Готею взамен.
И продемонстрировал Хогёку.
Что происходило дальше – Иккаку не очень знал. Вроде бы из Мира Живых призвали беглого капитана Урахару, и вроде бы он не пришел, и делегация с Хогёку отправилась к нему устанавливать подлинность артефакта… И установили…
Он знал только, что и Ичимару, и Кира были оправданы – правда, обоих разжаловали, но, зная Ичимару, заявил Иккаку, можно было точно сказать, что это ненадолго.
- Он приходил сюда? – глядя в потолок, спросил Юмичика.
- Ага, - кивнул тот. – Тут как раз Хисаги был. Я думал, он из него душу вынет.
- А что Шухей? – спросил Юмичика.
Хисаги не предъявили никаких обвинений. Более того, соо-тайчо даже не отказался от своих намерений сделать Шухея капитаном.
Зараки-тайчо тоже не предъявили обвинений, хотя своим заступничеством за Юмичику тот в некотором роде тоже совершил предательство. Но если об этом кто и подумал, то, видимо, решил не давать делу ход.
Ренджи и Хисаги восстанавливались дольше всех – давал себя знать юмичикин шикай. Впрочем, оба некоторое время назад выписались из госпиталя. С ними все в порядке.
- А я? – спросил Юмичика наконец.
- Ну, дрянь эту, я так понимаю, Унохана из тебя выгнала, - ответил Иккаку. – А тогда эта штука перестала действовать, потому что Ичимару… ну, ушел, что ли. Куроцучи что-то такое излагал. Он тут, кстати, кровь твою брал на анализ – чтобы состав отравы восстановить. Так к нему кого-то из оммицукидо приставили, следить за разработкой. Как он бесился!
- Ну, понятно, - сказал Юмичика.
Помолчали. Наконец он спросил:
- Капитан… тут был, да?
- Ага, - ответил Иккаку, вздохнув. – Не захотел заходить…
Юмичика вспомнил руку, гладившую его лицо. Не приснилось же…
- Юми, я пойду, - Иккаку встал. – Я-то, в отличие от тебя, не ранен, - он улыбнулся. – Я зайду к тебе еще.
- Давай, - сказал Юмичика.
Он по-прежнему не знал, как он себя чувствует. Он больше не был приговоренным к смерти, и вообще, все кончилось хорошо – Кучики-сан вернулась, Хогёку вернулось, Ичимару и Кира воссоединились… Юмичика тихонько засмеялся. Кто бы мог подумать, что у змеи есть слабость, да еще и таких масштабов? Юмичика был уверен, что Кира для него просто развлечение…
Ах, ну и несгибаемый Кучики-тайчо остался жив, конечно, самурай хренов, и Хисаги… два, блин, самурая. Им надо пожениться, точно. А то, наверное, Ренджи периодически от своего возлюбленного тайчо на стенку лезет.
Все кончилось хорошо, а он, Юмичика, как был ни с чем, так и остался. И что делать теперь – совершенно непонятно.
Он провалялся в госпитале еще две недели. Скучать ему не давали.
Пришел Ренджи. Громогласный и шумный, отвлек Юмичику от его грустных размышлений. Ругался на своего тайчо, который едва себя не угробил – вообще ничего не соображает, хоть бы о нем, о Ренджи, подумал, и кто же так проблемы решает?! Надо было пойти, вломиться, всех покрошить!
Куда пойти, спрашивал Юмичика, куда ломиться? Но от разбушевавшегося Ренджи эти вопросы отскакивали, как горох от стенки.
Пришла Рукия. Немного постояла в дверях, потом подошла, низко склонив голову.
- Простите меня, Айясегава-сан.
Юмичика вспомнил – он уже слышал это, когда лежал в забытьи.
- За что, Кучики-сан?
Она рассказала. Она должна была проникнуть в Уэко Мундо как шпион и по возможности похитить Хогёку. Соо-тайчо утверждал, что получится только у нее, потому что у нее с Хогёку особая связь. Преследование неизвестной цели было предлогом, одиннадцатый отряд был нужен для отвода подозрений. То, что его возглавлял Юмичика – нелепое совпадение, едва не угробившее все дело.
- А Кучики-тайчо знал?
- Нии-сама ничего не знал. Никто не знал, даже Укитаке-тайчо – только я и главнокомандующий. Вы не сердитесь, Айясегава-сан?
Юмичика не сердился. Смысл? Все кончилось.
Пришел Кучики-тайчо. Тоже застрял в дверях, пристально глядя на Юмичику; тот смотрел на него в ответ, размышляя о том, почему отточенная красота Бьякуи больше не задевает его души.
- Я пришел поблагодарить вас, Айясегава-сан.
- Это вам спасибо, Кучики-тайчо, - ответил на это Юмичика.
На том они и расстались.
Еще пришел Кира Изуру. Долго-долго мялся у двери, потом вдруг просиял улыбкой и сказал:
- Я тебе так благодарен!
- А я тебе не очень, - буркнул в ответ Юмичика. – Убирайся и передай этому уроду, чтобы не вздумал являться.
Естественно, после такого приглашения Ичимару не мог не придти. Глядя на него, по обыкновению, ухмыляющегося от уха до уха, Юмичика понял, что не испытывает ни гнева, ни страха, ни даже омерзения. Словно тот факт, что Ичимару обнаружил свою слабость, каким-то образом примирил Юмичику с его существованием.
- Неплохо развлеклись, а? – спросил бывший капитан, наклонив голову.
- А что это вы так спешно в Сейрейтей примчались? – сухо спросил Юмичика. – За лейтенантика переволновались?
- Ну, жалко мальчика, скучает, - в тон ему ответил Ичимару. – А в Уэко холодно и сыро.
- А правду? – спросил Юмичика.
- Тебе? – приоткрыл веки Ичимару. – С какой стати?
- А я старше по званию, - спокойно отозвался Юмичика. Веки снова сомкнулись.
- Ах да, я и забыл… Ну что ж, Айясегава-сама… - улыбка стала еще шире, и Юмичика подумал, что сейчас верхняя половина головы Ичимару отвалится. – Мой начальник остался не очень доволен операцией… кажется, он размышлял на тему, хороший ли из меня получится аранкар… я решил не ждать результата его раздумий. Думаю, вы бы на моем месте поступили точно так же, а?
Юмичика не это не ответил, надеясь, что Ичимару уйдет. Но тот не уходил.
- Ты помнишь наш разговор о спецификах рейяцу?
- Помню, - отозвался Юмичика, отводя глаза. Прошелестели шаги, Ичимару опустился на край кровати. Когда он заговорил, Юмичика не услышал улыбки в его голосе:
- Однажды я тебе сказал - твоя рейяцу красива… Но ее действие – как наваждение. Когда она исчезает, наваждение проходит. Так что, может, и хорошо, если кто-то не способен ее ощутить? – Юмичика поднял голову – просто чтобы убедиться, что у него не галлюцинации, что рядом с ним действительно сидит Ичимару Гин и говорит то, что Ичимару Гин в принципе говорить не может и не должен. – Любовь – это такая странная штука… подчас она возникает… просто потому что возникает… - улыбка вернулась, Ичимару поднялся и потянулся, как кот. – Ах, как прекрасен был Кучики-сама в своем порыве! На последнем издыхании он все еще смог удержать в руках оружие, чтобы защитить дорогого для себя человека! Для простого подчиненного такое не сделаешь, а? Ну, я пошел…
- Постой! – Юмичика протянул руку, словно собираясь схватить Ичимару, но под взглядом бывшего капитана стушевался и спросил совсем не то, что хотел: - А… Тосен с тобой не пришел?
- Упс! – Ичимару почесал в затылке, пытаясь придать лицу смущенное выражение. – Видишь ли, я его немножко убил. Он пытался помешать нам забрать Хогёку. Не говори лейтенанту Хисаги, что я тут был! – он с видом заговорщика прижал тонкий палец к губам. – А то он сердит на меня, уж не знаю, за что. Пока-пока!
И ушел, оставив Юмичику в состоянии полного опустошения.
Незадолго до выписки пришел Хисаги. Он похудел в больнице и был очень бледен – из-за ран и мучительного восстановления рейяцу, - но почему-то показался Юмичике более здоровым, чем раньше.
Хисаги тоже долго мялся в дверях – что изрядно Юмичику позабавило, - потом все-таки подошел и сел на край кровати.
- Ты как тут? – спросил он.
- Никак, - ответил Юмичика раньше, чем успел подумать.
- Никак? – приподнял брови Хисаги. Юмичика вздохнул. Что ему было не ответить – в порядке?
- Не знаю. Как-то вот… никак. Шок, наверное, - он улыбнулся. Он в последнее время вообще привык улыбаться, наверное, от Ичимару подхватил.
- Ну, ты смотри, - неуверенно отозвался Хисаги. – Я… прощения хотел попросить.
- За то, что не смог со мной справиться? – хмыкнул Юмичика. – Ну, ладно… зато я жив остался, - и мимолетно задумался, а действительно ли это хорошо.
- Нет, - ответил Хисаги неожиданно. – За то, как я себя вел раньше… неправильно я себя вел, вот.
- Ты что? – удивился Юмичика. – Это я должен извиняться… я же тебя… довел.
Хисаги вздохнул – громко и тяжело. Запустил пятерню в короткие жесткие волосы, дернул.
- Ты так сильно изменился, Юмичика…
Тот ждал продолжения, но его не последовало. Хисаги немного посидел молча, потом встал.
- Я пойду, - сказал он. – Я, собственно… я хотел тебя просить перейти ко мне лейтенантом… но, наверное, не стоит…
- Я никуда не уйду из одиннадцатого, - качнул головой Юмичика. – И дело не в тебе.
- Да знаю я, в ком дело, - раздраженно ответил Шухей. – Только зря ты думаешь… хотя ладно. Сам узнаешь.
И стремительно вышел – изумленный Юмичика даже не успел спросить, что же он имеет в виду.
Но Шухей оказался прав – Юмичика узнал сам. Спустя несколько дней, накануне выписки, как раз когда у Юмичики сидел Иккаку, дверь палаты отъехала в сторону, и в нее, пригнувшись, вошел Зараки.
Лицо капитана было покрыто шрамами от порезов, как боевой раскраской. Привычно позванивали колокольчики в волосах. Он остановился на пороге – да что ж за мода такая?! – и Юмичика вдруг опустил глаза и уставился на свои руки. Ногти были просто в ужасном состоянии.
Никто не мог нарушить воцарившуюся тишину. Разбить возникшее напряжение. Иккаку, вскочивший с юмичикиной кровати, на которой он до этого привольно развалился, придавив больному ноги, так и застыл по стойке «смирно», глядя куда-то в район капитанского плеча. Зараки смотрел на Юмичику. И именно от того, как он смотрел, Иккаку, единожды бросив взор на его лицо, не мог не отвести глаз.
Взгляд капитана был голодным. И смотрел он не мигая, словно желая насытиться зрелищем.
Так прошло не меньше двух минут, пока Юмичика не поднял глаза.
- Тайчо, я хочу принести свои глубочайшие…
- Помолчи, - уронил Кенпачи. – Живой, и ладно. Вы оба… - он выдернул из-за пояса два свитка и один протянул Иккаку, а другой – Юмичике.
Иккаку поспешно схватил свой, но Юмичика не пошевелился.
- А где Кусаджиши-фукутайчо? – спросил он вдруг.
- Работает, - отозвался Зараки.
- Вот как…
Худая, бледная, в синих веточках вен кисть сомкнулась на свитке. Кончики пальцев коснулись руки капитана.
Иккаку замер, забыв дышать, с развернутым свитком в руках. Ему показалось – там, где тонкие пальцы касаются огромной, черной от загара и порезов лапищи, посверкивают искры. Еще мгновение – и пальцы-змеи скользнут выше, поглядят и оплетут запястье – и все, нет спасения из этого плена. Он услышал, как гудит воздух. Видеть их было больно; настолько мучительного чувства он не испытывал даже в ту памятную ночь, когда узнал имя своего меча.
Рука капитана разжалась, выпуская свиток. Зараки отступил на шаг – лицо его было абсолютно непроницаемо.
- Читайте.
«Почему? – хотел спросить его Иккаку. – Тебе дарят то, что нельзя ни выкрасть, ни купить, ни взять силой… то, чего желаем и не можем получить я и Шухей… почему ты отказываешься?»
Вместо этого он уткнулся в принесенный капитаном свиток.
Тихо ахнул Юмичика – но Иккаку было решительно не до него. Чувствуя, как обида пережимает горло, он вскинул глаза на капитана.
- За что, тайчо?!
И чуть было не добавил – меня-то за что? – но вовремя опомнился.
Зараки не ответил – то ли не хотел, то ли просто не успел, потому что Юмичика, вскочив, закричал:
- Я никуда не уйду! Ты слышишь?! Ты, бесчувственное железо! Ты не имеешь права вот так меня выпихивать! Ты меня спросил?! Ненавижу!
Зараки шагнул к нему, сгреб за грудки, сводя вместе полы распахнувшейся юкаты. Иккаку увидел, как по запрокинутому лицу Юмичики градом текут слезы. Безостановочно просто. Как дождь.
- Ненавидишь? – негромко спросил Кенпачи. – Это хорошо.
Отпустил его, развернулся и вышел.
- Кенпачи… - позвал Юмичика. И, громче: - Кенпачи!
Капитан не отозвался.
Несколько секунд Юмичика стоял столбом. Потом пальцы смяли пергамент.
- Я, - листок разорван пополам, - не пойду, - на четверти, - лейтенантом, - и еще раз, - ни к какому, - еще, - Кучики, - еще, - Бьякуе!
Пергамент больше не рвался – слишком маленькими были кусочки.
Юмичика сел на кровать и закрыл лицо руками.
- Ты зачем документ порвал? – тихо спросил Иккаку.
- Найди мне мою одежду, - ответил на это Юмичика.
- Юми… тебе же только завтра…
- Найди мою одежду! – металлическая истерика в голосе Юмичики заставила Иккаку нервно дернуться.
- Успокойся. Не могу больше слушать твои вопли. Сейчас принесу…
- Эй, Иккаку…
Он обернулся уже в дверях. Юмичика смотрел в пол, на лоскуточки, оставшиеся от его назначения.
- А тебя куда? – спросил он.
- В пятый, - ответил Иккаку.
- Так там вроде есть лейтенант, - устало проговорил Юмичика.
- Так меня не лейтенантом, - вздохнул Иккаку.
К тому времени, когда Иккаку притащил юмичикину одежду, в палате уже собралась группа медиков во главе с Исане, полные решимости не дать Юмичике уйти. У Иккаку создалось впечатление, что Юмичика их попросту не видит. Не обращая ни на кого внимания, он переоделся, сунул за пояс занпакто и направился к выходу.
В дверях встала лейтенант четвертого отряда.
- Айясегава-сан, я не могу вам позволить…
- Исане-сан, - Юмичика поднял на нее взгляд, и девушка осеклась. А потом посторонилась, выпуская офицера из палаты.
Юмичика летел по улицам так стремительно, что Иккаку едва за ним поспевал.
- Куда ты несешься?
- Узнаешь.
- Что ты задумал?
- Ничего из того, что еще бы не происходило у нас в отряде.
- С ума не сходи! Ну что ты взъелся так?!
- Никто не смеет так со мной обращаться! Я не мяч, который можно туда-сюда пинать! Я сюда за ним пришел! Какое у него право меня передавать?!
- Да подумай ты, придурок! – Иккаку забежал вперед и встал перед Юмичикой, преградив тому путь. – Ему же тяжело! Он не может рядом с тобой находиться! Как ты не понимаешь? Где вообще твои мозги?!
Фиалковые глаза казались черными.
- Мне до смерти надоел наш капитан. Я не понимаю, чего он от меня хочет. Я знаю, чего хочу я.
- Ну и чего? – устало спросил Иккаку.
- Крови, - ответил Юмичика и исчез.
- Шунпоист хренов, - ругнулся Иккаку и метнулся следом за ним.
- Где капитан? – спросил Юмичика, врываясь в общее помещение казармы и движением руки отметая приветствия.
- Еще не появился, Айясегава-сан, - ответили вразнобой несколько голосов.
- Всем присутствующим собраться на плацу, - тускло уронил пятый офицер. И – через плечо ворвавшемуся следом Иккаку: – Проследи, чтобы было не меньше двухсот человек.
Сильные руки развернули его и прижали к стене.
- Ты с ума сошел? – тихо спросил Иккаку. – Он тебя убьет.
- Хорошо, - сказал Юмичика.
- А если ты его?! – это было начало истерики, но Иккаку не мог остановиться.
- Тоже хорошо, - ответил Юмичика. Его взгляд по-прежнему был черным.
И Иккаку отпустил его.
На плацу его посетило омерзительное чувство дежа вю. Вон там, в центре площадки, стояла Ямасита-тайчо – на мраморных плитах все еще можно разглядеть пятна ее крови. Он помнил, как свистнула катана, как закрыл глаза Ичиносе – а он не мог закрыть глаза, он не мог оторвать взгляда от Юмичики – черт, смотреть на него было как пить воду… как дышать…
А потом появился Зараки…
Иккаку вздрогнул. Словно в ответ его мыслям, капитан шагнул в открытые ворота.
И замер. Интересно, чего он ждал от Юмичики? Явно не того, что пятый офицер будет ждать его, капитана, на плацу, с обнаженным мечом и в окружении двухсот членов отряда. Не менее чем двухсот.
- Что тебе? – спросил он, и призрак Аски расхохотался в голове Иккаку.
- Я вызываю тебя на бой, чтобы убить и занять твое место, - произнес Юмичика ритуальную фразу, которую когда-то не сказал Кенпачи. Просто потому, что не знал.
Она разбила наваждение. Не было больше покойницы Ямаситы; был Зараки – его лицо просветлело, глаза вспыхнули, он словно стал еще выше ростом. В оскале, растянувшем губы, было что-то… нежное?
- Хорошо, - произнес он и бросился в схватку.
Лезвие неживого меча влетело между двумя клинками Фудзикудзяку. Противники застыли почти вплотную…
Что-то коснулось локтя Иккаку. Он посмотрел в сторону, никого не увидел, глянул вниз… Рядом с ним стояла Ячиру, прижимая ручонки к груди.
- Фукутайчо, - Иккаку присел рядом. – Почему вы не с капитаном?
- Нельзя, - она не отрывала глаз от схватки. Она всегда смотрела, как сражается Кенпачи, но сейчас ее лицо было печальным. – Он больше не играет.
Капитан медленно гнул меч Юмичики к земле. Сейчас выбьет из рук, и…
Иккаку не услышал команды активации, но лезвия Фудзикудзяку вдруг вспыхнули, расцветая радужными перьями. «Без имени освободил… значит…» Он не успел додумать.
Кенпачи рванул клинок прочь из яркого плена, но Фудзикудзяку не пустила. Капитан ухмыльнулся.
- Вот ты как можешь, - проговорил он. Перехватил меч одной правой рукой, а левой сорвал повязку с глаза.
Освобожденная рейяцу ударила и по зрителям, и по Юмичике, и по его мечу. Он упал; лезвие звякнуло рядом. Слишком сильный удар рейяцу, подумал Иккаку. Фудзикудзяку не справилась…
Зараки уже летел на противника; Юмичика откатился в сторону, вскочил на ноги, подхватывая меч. Клинки встретились со скрежетом и звоном.
«Да они счастливы…»
Глаза Юмичики не сияли даже – они пылали. Иккаку вдруг будто увидел его заново. Увидел, как неровно отросли черные волосы, как они растрепаны; словно впервые заметил отсутствие перьев, лицо, исполосованное шрамами и дикий оскал. В своей новой, сильной, стальной красоте Юмичика стал невероятно похож на Зараки.
Фудзикудзяку вылетела из рук Юмичики; он кинулся к ней, нырнув под иззубренный клинок; несколько прядей волос скользнули на плиты. Капитан развернулся на пятках, ударил… острие меча пришлось в подставленное плашмя лезвие Фудзикудзяку.
Глядя капитану в глаза, Юмичика вымолвил:
- Банкай.
«Вот ты как можешь», - подумал Иккаку словами Зараки.
Капитана отбросило от Юмичики словно взрывной волной. Фудзикудзяку расцвела за спиной хозяина, обнимая его своими крыльями-листьями; у нее была голова птицы и тело всех цветов радуги. Она была невыразимо прекрасна.
Иккаку опустился на колени. Дышать стало трудно. Он не сразу понял, а когда дошло – стало страшно: она пожирала рейяцу. Любую, до какой могла дотянуться. Впитывала, чтобы отдать своему хозяину. Иккаку видел, как стремительно расцветает Юмичика, как алеют его губы, как наливаются светом глаза. Рука взлетела, и голова птицы послушно повернулась туда, куда ей указывали.
К Зараки.
«А ведь у Аски тоже был банкай…» - подумал Иккаку.
И увидел, как широко осклабился капитан. Как он рванулся навстречу чудовищной птице, как его меч – бездушный, бессильный, просто кусок стали, - вонзился в ее голову, и как она закричала, а он все шел вперед, словно вспарывая ее, и его бешеная, неукротимая рейяцу, которую невозможно было пожрать, которой Фудзикудзяку отравилась, как непривычной пище, колыхала воздух и сдавливала его уже в легких.
Иккаку зажмурился; едкие слезы, вызванные невероятным свечением юмичикиного банкая, обожгли веки.
Когда он открыл глаза, света не было, не было птицы-цветка, были две фигуры на мраморных плитах, застывшие вплотную, словно в объятиях.
Меч капитана вошел в грудь его пятого офицера и вышел со спины.
Слева, там, где сердце.
- Юми… чика… - выдохнул Иккаку.
Меч вырвался из груди; лишенный этой опоры, Юмичика упал на колени. Его лицо было ясным; его лицо было влюбленным; Иккаку мог бы поклясться – он еще никогда не видел, чтобы его друг был так прекрасен. Вот его взгляд останавливается на Иккаку – такой светлый, такой яркий, что хочется плакать… и возвращается к капитану.
- Кенпачи… - одними улыбающимися губами.
Меч описал в воздухе широкую дугу. Голова упала на плиты; тело рухнуло с колен ничком, заливая мрамор кровью.
Под взглядами всего отряда, в мертвой тишине Зараки поднял отрубленную голову.
- Я… - проговорил он. – Я…
И замолчал, словно подавился словами. Иккаку, не видя почти ничего – в глазах стояла муть, он не знал, что это за фигня, - шагнул к нему, вынимая Хозукимару из ножен.
Его поймали за локти, не дав дойти до капитана. Что-то заговорили – успокаивающе, увещевающее…
Зараки положил голову рядом с телом и ушел.
Тогда Иккаку отпустили. Пошатываясь, он остановился над телом Юмичики.
Этого просто не могло быть.
Кажется, кто-то где-то решил поиздеваться над Иккаку. Провести его через все адовы муки. Подарить ему надежду – и отнять снова. «Зачем, капитан, зачем? Он же твой, был и мог быть. Зачем ты его убил? Никто бы его не отнял. Его нельзя отнять. Зачем, капитан?»
Он не помнил, как мертвая голова оказалась у него в руках. Он все целовал губы, и щеки, и распахнутые глаза, словно в поисках искры жизни. Как будто могла быть жизнь в отрубленной голове. Даже синигами такого не переживают.
А потом сквозь мертвенно-бледную кожу пробился свет. И пока Иккаку смотрел на него, пытаясь понять, что же это значит, он вырвался на свободу, окутал голову и тело, и словно под влиянием этого света, Юмичика начал растворяться, а когда свет погас – исчез вовсе. Только ворох одежды остался.
Вокруг зашептались:
- Ушел…
- …перерождение…
- Ну не сразу же!
- …Уэко Мундо…
- …какое?!. Свет, что ли, не видел?..
И тогда муть в глазах стала слезами; обхватив себя за плечи, Иккаку рыдал впервые в жизни, в голос, как брошенный ребенок, с воем, как безутешная вдова.

***
Он не заметил, как в комнате сомкнулась тьма. Хаори белым пятном светилась на полу. Он смотрел на нее, как на ядовитого паука.
Он думал, что больше никогда не сможет драться.
Он думал, что больше никого не убьет.
Мальчишка разорвал его душу в мелкие клочки… что за фигня, он всего лишь хотел услать его с глаз, просто чтобы не видеть. Какая разница, что белое лицо, это проклятущее ангельское лицо стоит перед глазами, даже когда его нет. Ненавижу, сказал он и вызвал на бой. Это правильно. Это Кенпачи понимал. Ненависть. Битва.
- Я… - он снова попытался это произнести, - я…
Но говорить эти слова пустоте было еще более дико, чем мертвой голове.
Тишина и пустота казарм давила – впервые что-то так подавляло его. Поняли ли они, что у них больше нет капитана? Придет ли Иккаку вызывать его на бой?
Зачем? Для чего сражаться с покойником?
Край глаза задело легкое свечение; нахмурившись, Кенпачи повернул голову.
Там лежал его меч, с которого он забыл вытереть кровь Юмичики. Клинок светился, и чем дольше Кенпачи на него смотрел, тем ярче становилось свечение, и в нем меч исчезал, словно растворяясь.
Он медленно поднимался с пола, гибкий, как лезвие. Сел на колени. Он выглядел точно так же, как в их первую встречу – длинные волосы, тело-тростинка, цветное кимоно. И он выглядел совсем по-другому – не похож на девчонку, не похож на человека.
И Кенпачи знал его – не так, как знал Юмичику.
И все-таки, именно так.
Он смотрел, не веря в то, что видит; смотрел, как в госпитале, желая насмотреться вволю, впрок, на всю жизнь, хотя это и было невозможно, желая утолить голод, который был вечен. А рука скользнула по его щеке – теплая, настоящая…
- Живой… - проговорил Кенпачи так, словно только что научился говорить, и это было его первое слово. – Живой!
Стиснул в руках, смял, прижал, чувствуя странное – как тянет горло, как сжимается в груди, слева…
- Юмичика…
Запрокинутое лицо осветила улыбка.
- У меня теперь будет другое имя. Постарайся на этот раз его услышать.
И тогда Кенпачи увидел то, чего не видел раньше – искры от скрещенных клинков в глазах, изогнутое лезвие меча в рисунке губ. Он ощутил собственную безумную улыбку. Вот теперь можно пробовать их на вкус…
Живой… Могу стиснуть плечи, смотреть в глаза, знаю – не исчезнет, не уйдет, теперь – точно мой, всегда будет рядом, в руках, за спиной, в ножнах. Мой прекрасный клинок…

***
Эпилог
Посвящение новых капитанов выпало на празднование Танабаты, так что после торжественной части все пошли смотреть фейерверк. Казалось, все население Сейрейтея перебралось с улиц на крыши.
Небо цвело.
Четыре новоиспеченных капитана: Хисаги Шухей - девятый отряд, Абараи Ренджи - третий отряд, Мадараме Иккаку - пятый отряд, Кусаджиши Ячиру - одиннадцатый отряд, - сидели вместе, отделившись от всех. Их вежливо оставили в покое.
- У Бьякуи в отряде мальчонка один перспективный есть, Рикичи, - говорил Ренджи, жмурясь на яркие всполохи, как кот. - Думаю его переманить. Чуть-чуть тренировки, и будет отличный офицер. Быстро растет. А пока так обойдусь.
- А я Киру к себе перетащил, - лениво сказал Шухей. - Думаю, лет через пятьдесят его восстановят. И вообще, пусть будет подальше от Ичимару.
- Не поможет! - фыркнул Ренджи.
- А я попробую, - отмахнулся Шухей. - А как у вас с Хинамори, Мадараме-тайчо?
- Ниче так, - ответил Иккаку. В небе вспыхнул яркий желто-сиреневый цветок. - Хорошая девочка, и с бумажками дружит. Сработаемся. А вы что будете делать, Кусаджиши-тайчо?
- Пойду искать Маки-тяна! - маленькая капитанша сурово смотрела вперед, сжав кулачки. Она все еще выглядела как девочка, но, кажется, давно уже была взрослой. Когда она успела вырасти? Как Иккаку этого не заметил? - Ему уже пора вернуться домой.
Ренджи смазал с губ улыбку.
- А Кучики-тайчо тебя к мальчонке не возревнует? - насмешливо спросил его Хисаги. - Как у вас вообще?
- Здорово, - задумчиво ответил Ренджи. - По-другому. Странно быть… ровней. Я и не думал, что он может быть…
- Каким?
Всех четверых подбросило, как на пружинах.
- Бьякусик! - Ячиру радостно кинулась к капитану шестого отряда; тот осторожно перехватил ее в полете и отставил в сторону. Ренджи переменил несколько цветов - это было видно даже в темноте, хотя, с другой стороны, это могли быть всполохи фейерверков.
- Мне нужна твоя помощь, если ты не занят, - глядя на него, сказал Кучики.
- Не занят, - пробормотал Ренджи, видимо, все еще не привыкший к такому обхождению со стороны капитана.
Они ушли, и Шухей фыркнул.
- Кучики зануда, ужас.
- Ничего, все наладится, - очень неожиданно сказала Ячиру.
Они смолкли, но теперь молчание стало иным, наполненным ожиданием - кто заговорит первый?
- Мне кажется, что мир изменился, - тихо сказал Хисаги.
- Это хорошо или плохо? - спросил Иккаку.
- Это хорошо. Мне кажется, он нас отпустил…
Иккаку на это не ответил. Он все еще продолжал думать о том, что видеть Юмичику было как пить воду. Но еще ему казалось, что он всю жизнь пил из отравленного источника, и вот теперь учится жить без этой воды, как наркоманы учатся жить без "дури". Ломка. Освобождение. Ему легче, чем им - его искушение исчезло навсегда. И ему тяжелее, чем им - по той же причине.
- Все было прекрасно, - сказало Ячиру вдруг. - Это как… как сражаться. Без битвы скучно! - она сжала кулачки, не в силах выразить словами то, что чувствовала.
- Любить, - подсказал Иккаку.


- Да, - она кивнула. - Это как фейерверк.
Шухей вдруг потянулся, а потом лег на спину и уставился в небо.
- Я хочу влюбиться, - сказал он и улыбнулся цветам-птицам, что распускались в темном небе.

***
Дорога теперь уже никогда не кончится.
У груди - ангельский лик, сомкнутые веки, черные змеи волос, которые чуть шевелит мерное дыхание.
Он самый сильный синигами поколения, он носит имя Кенпачи, но суть - не в этом. Суть в том, что он несет в руках.
Он никогда не достигнет банкая, потому что ему не нужно подчинять свой меч, потому что ему не нужно больше силы.
И если раньше он никогда не говорил со своим мечом, то теперь он говорит только с ним, и говорит как никогда много.
Жители Рукогная провожали взглядом странного синигами, которые держал свой меч на руках, как ребенка или любимую женщину.
А он шел и думал, как это прекрасно - нести его и нести, все время вперед…
И чтобы дорога никогда не заканчивалась.

The End

@темы: фанфики

---

11

[Сато Х. Техх]

Автор: swallow
Фэндом: Bleach
Рейтинг: NC-17
Жанр: роман на тыщу страниц
Пейринг: пока Иккаку/Юмичика, дальше будет много кто/Юмичика
Саммари: история одиннадцатого отряда
Ворнинг: смерть персонажа
Дисклеймер: заберите все

Глава 6. Приговоренный к смерти пошел
Допрос был долгим, муторным, вынимающим душу. За спиной Юмичики, привалившись к стене, стоял Кенпачи – про себя Юмичика точно знал, что не выстоял бы неподвижно в течение пяти часов, - но его присутствие уверенности не добавляло. Юмичика точно знал, что если будет принято решение о его устранении, то Кенпачи будет первым, кто вызовется снести ему голову.
Может быть, это было бы лучшим вариантом, но Ичимару так не считал. И губы Юмичики исправно выговаривали все, что произносил в его голове этот девятихвостый мерзавец.
Видимо, засада. Нет, он не знает, почему. Наверное, им была нужна Кучики-сан. Нет, он не видел никого из беглых капитанов, только одного аранкара. Стерегли его холлоу. Как сбежал? Уничтожил пустых заклинаниями. Кажется, аранкар его недооценил, решив, что Юмичика слишком слаб. Выбрался через портал. У них постоянно активирован портал в Общество душ, но он труднопроходим. Очевидно, рассчитан на холлоу. Едва не погиб, пока выбирался. В Руконгае оказался совершенно без сил, подвергся атаке холлоу, был спасен Шибой Гандзю. Нет, Кучики-сан он видел в последний раз во время сражения. Может, и убили. Он не знает.
Он повторил это раз двести, в разных модификациях – видимо, Сой Фон пыталась подловить его на несостыковках. Наверное, если бы Юмичика все это придумал сам, он бы где-то ошибся. Но Ичимару не ошибался. Юмичика не мог не отдать должное капитану второго отряда – допрашивала она мастерски. А Ичимару лишь тихо веселился.
Как девочка-то выросла! Но до Шихоуин-сама ей еще ой как далеко…
В конце концов, главнокомандующий все же принял решение о юмичикиной невиновности, и пятый офицер вышел из здания второго отряда следом за своим капитаном.
Все дни по возвращении в Готей Юмичика настойчиво стремился оказаться наедине с Кенпачи, а тот так же настойчиво стремился этого избежать. По крайней мере, так казалось Юмичике, и он не мог найти этому объяснение. Неужели он настолько противен капитану? Раньше вроде не был… А может – Юмичику прошибал холодный пот – Зараки догадался и именно поэтому избегает его?
Если бы кто-то спросил у Юмичики, почему же он сам так стремится уединиться с Кенпачи – он бы вряд ли ответил. О признании не могло быть и речи – во-первых, Юмичика боялся этого до дрожи, во-вторых, он не был уверен, что Ичимару ему позволит. Втайне он лелеял надежду, что ему удастся все рассказать Кенпачи. Юмичике казалось, что больше ему в Готее никто не поможет. Хотя вряд ли это было обосновано.
Еще он должен был пойти к Кучики-тайчо – и оттягивал этот визит как мог. Ичимару особенно не настаивал – пожалуй, если бы начал, то Юмичике вряд ли удалось бы от этой встречи отбиться. Я же только что вернулся, у меня много дел, говорил он подменившему его сознание беглому капитану. И к Кучики-тайчо так просто не проберешься.
Конечно, веселился Ичимару. Разве я тебя тороплю?
Вечерами он сидел в своей комнате и мрачно смотрел на принесенные из Уэко Мундо вещи. Письмо для Кучики. Белая штука, похожая на большую таблетку – раздавишь в пальцах, сказал Ичимару, если понадобится помощь. Маленький многогранный шар, вроде хрустальный – просто сожми в кулаке, если надо будет бежать. Простой металлический ключ – отдай Кучики Бьякуе, когда он попросит.
В один из таких вечеров – прошло три, что ли, дня после юмичикиного возвращения, но ему казалось, что он здесь уже чертовски долго – в сёдзи тихо поскреблись. В ответ на юмичикино приглашение в комнату как-то осторожно, бочком вошел Иккаку.
- Ты чего стучишься? – спросил Юмичика – сгребать предательское барахло он научился в одно движение. – Как чужой…
Иккаку вздохнул, поскреб лысину, присел рядом.
- Там Шухей приходил, хотел тебя видеть.
- И чего? – спросил Юмичика.
- Я его не пустил, - ответил Иккаку. – Он все спрашивал, видел ли ты Тосена, так я ему сказал, что ты никого не видел и чтобы он тебя не доставал. Ничего?
- Спасибо, - отозвался Юмичика.
- Он переживал за тебя, - тяжело вздохнул Иккаку. – Наверное. Мы тут все… волновались, - и добавил после паузы. – Даже капитан.
Юмичика хмыкнул.
- Я до сих пор волнуюсь, - выдержав мучительную паузу, договорил Иккаку. – Юми… что с тобой?
- Прибит немножко, - отозвался Юмичика, выдавливая виноватую улыбку.
- С тобой… - Иккаку замялся и вдруг спросил в лоб: - Тебя изнасиловали?
В ответ Юмичика взорвался хохотом. Это было, наверное, что-то истерическое – а самое ужасное – или смешное, он так и не понял, - было то, что вместе с ним смеялся и Ичимару.
Он все еще верит, что тебя можно изнасиловать?
- Ты все еще веришь, что меня можно изнасиловать?
Иккаку потемнел лицом.
- Значит, капитан прав.
- Да пошел твой капитан в задницу! – неожиданно заорал Юмичика, взлетая на ноги. – Если бы у него были мозги, он бы сам давно…
На этот раз его ударили по щеке – ладонью, плашмя. Не сильно, в общем-то. Просто рука у Иккаку была тяжелая.
- Если бы у тебя были мозги, - тихо проговорил третий офицер, - ты бы сам все понял. А так… даже я тебе не объясню.
Он развернулся, чтобы выйти, и тут на Юмичику накатило.
- Кретин! – заорал он, запуская в Иккаку тем, что подвернулось – оказалось, что сложенными таби. – Лысый придурок! – вслед таби полетел пояс. – Больной урод! – Юмичика оглянулся в поисках чего-нибудь тяжелого; взгляд упал на точильный брусок. К счастью, у Иккаку была отменная реакция – он успел отдернуть голову, и камень, пролетев мимо, пробил дыру в сёдзи. В один шаг оказавшись рядом с Юмичикой, Иккаку скрутил его, сделал подсечку, но, падая, Юмичика крепко вцепился в него, и они рухнули на пол вместе.
Время замерло вместе с их дыханием. Словно и не было Академии, Готей, Хисаги, капитана, Уэко Мундо. Словно они вернулись в Руконгай, где все ломалось и горело, где от крови воздух был с привкусом меди, но где, как оказалось, только и возможно было их счастье.
- Мне на тебя, - тихо вымолвил Иккаку, - даже смотреть больно.
Тишина разбилась. Недовольно зыркнув, Юмичика начал выбираться из-под Иккаку. Тот поднялся и вышел.
Обнажив меч, Юмичика приложил холодную сталь к щеке. Он больше не слышал голоса Фудзикудзяку – наверное, из-за Ичимару.
- Почему меня все бьют по лицу? – спросил он в пространство.
Кармец такой, отозвался веселый голос Ичимару.

***
Иккаку пришел в себя от хлесткого шлепка по лицу.
«Юмичика дал сдачи», - была первая мысль. Мгновением спустя в голове что-то шевельнулось – вспомнилось, что с Юмичикой они расстались сколько-то часов назад, и он в гневе и расстройстве пошел к Мацумото, и они там немножко приняли, а потом пришел Кира, и они еще немножко приняли, а потом пришел Хитсугая-тайчо и выгнал его и Киру, и блондинчик потащился к себе, а Иккаку – в Руконгай, догоняться. Догнался…
- Мадараме, ты охренел? – спросил знакомый раздраженный голос. – Разжалования захотел?
Иккаку посмотрел на мучителя. Это был Хисаги Шухей.
Движение головой стоило третьему офицеру дорого – он едва успел встать на четвереньки, и его вытошнило.
Разговор случился на следующий день после допроса Юмичики. Иккаку зашел к капитану, по обыкновению, вечером – притащил на подпись документы. Он разбирался во всех этих бумажках куда хуже Юмичики, да и терпения едва хватало – но пока друг был явно не в форме, Иккаку хотел ему помочь. И капитану, конечно.
Навстречу вышла – нет, практически вылетела – Ячиру, метнула на Иккаку злобный взгляд и куда-то умчалась.
Слегка недоумевая, Иккаку вошел.
- Я же сказал, убирайся!
Рык капитана едва не сбил Иккаку с ног – во всяком случае, он пошатнулся, и несколько бумажек смело с верхушки стопки.
- Тайчо?
Капитан сидел, по обыкновению, у раздвинутых со стороны сада сёдзи.
- Пшел вон, - приказал он, не глядя на Иккаку.
- Я документы принес…
Нет, конечно, Иккаку уже приходилось видеть Кенпачи в плохом настроении. Но не настолько, чтобы он орал на свою обожаемую «мелочь». А он явно именно это и сделал. Поэтому… поэтому Иккаку набрал полные легкие воздуха и спросил:
- Капитан, что случилось?
Рейяцу едва не впечатала его в стену. Иккаку согнулся, пытаясь перевести дыхание.
- Я сказал – пошел вон.
- Я… - выдавил третий офицер, - не могу вас… в таком состоянии… оставить…
Давление отпустило; Иккаку распрямился и начал собирать бумажки. Он не знал, как разговорить Кенпачи. Юмичика, наверное…
- Эй, - позвал капитан, и голос его был полон такой муки, что Иккаку забыл про документы и во все глаза уставился на Зараки. – Я… совсем безобразен?
Иккаку никогда не отличался, как ему думалось, особой душевной тонкостью, да и сообразительностью тоже – ну, реакция хорошая, сильный, словом, боец; но он услышал голос Кенпачи, сказанные ими слова, и вспомнил разговор с Ячиру, вспомнил устремленный в пустую галерею взгляд капитана, и еще бездну мелочей, которые не замечал раньше – и все стало ему настолько ясно, что он едва не заплакал от сострадания и боли, которую это незнакомое чувство у него вызвало. Хотя, вообще-то, он не плакал ни разу в жизни – ни в этой, ни в смертной.
- Тайчо… - произнес он, понимая, что все, что он скажет, будет бессмысленно, а любые его действия будут бессильны помочь. Капитан снова заговорил, словно выдавливал из себя слова по капле:
- Красивый он… смотреть не могу… говорить не могу… глаза как клинки… а сам… перья… девка вертлявая…
Иккаку сел на пол и откинулся на перегородку. Если бы он мог отдать Юмичику капитану – он не сомневался бы ни мгновение. Но он не мог – Юмичика был не его.
В кабинете капитана шестого отряда было как-то очень пусто. Складной столик стоял, прислоненный к стене. Свернутый футон – у другой стены. Иккаку не стал спрашивать, почему так. Здесь все-таки жил слепой человек…
- Все никак не могу отвыкнуть его складывать, - Шухей установил столик. Иккаку притворился, что не заметил горечи в этих словах. Ему определенно было не до шухеевых отношений с капитаном.
Хисаги ушел и очень быстро вернулся с подносом, на котором располагалась миска с супом, чайник и две чашки. Башка у Иккаку болела немилосердно, и потому мисосиру его крайне порадовал.
Пока он ел, Шухей молчал. Иккаку подумал о том, что между ними было многое, и все же Хисаги по-прежнему относится к нему как к сэмпаю. Наверное, он и к Тосену будет всю же относиться как к капитану, невзирая ни на что…
- Что не спрашиваешь? – не выдержал наконец молчания Иккаку.
- Почему ты напился? – ровным голос подхватил Хисаги. – Я знаю, чего спрашивать…
- Что, другого повода, думаешь, нет?
- У меня – нет, - отозвался Шухей.
- Так ты – не я.
- Это точно, - голос лейтенанта был едким, как кислота. – Если бы я был ты, поверь, у многих людей было бы гораздо меньше проблем.
- Вот как? – вскинулся Иккаку. – А ну-ка, поясни!
- Ты тряпка, - ровно ответил Хисаги. – Тебе по фиг. И именно поэтому он стал шлюхой.
- Юмичика – не шлюха! – заорал Иккаку, вскакивая. Столик упал, чайник повалился на бок, крышка слетела, и чай пролился на татами. – А мне не по фиг! Что ты понимаешь?!
- Он тебе жизнь сломал, - ответил Хисаги, белея. – И мне. И капитану вашему!
- Откуда ты знаешь?! – зарычал Иккаку.
- Да слепой бы только не увидел! – заорал в ответ Шухей. Замолчал, сообразив, что сказал, и лицо его перекосила гримаса боли. – И не смей свинячить в кабинете капитана. Убирайся!
Иккаку направился к выходу, но остановился, не сдвинув сёдзи.
- Мне не по фиг. Я бы лучше… остался с ним там, в Руконгае. Но если бы я так сделал, я бы был свиньей, понимаешь? Большой жирной лысой свиньей! Потому что в один прекрасный день меня бы зарезали, и…
Он замолчал. После паузы Хисаги произнес:
- Простите, Мадараме-сан.
Иккаку оглянулся – Шухей замер в поклоне.
- Ты прости. Чай разлил.
- Я сделаю еще.
Он принес еще чаю, и они снова уселись за столиком. В молчании.
Наконец Иккаку спросил:
- Как ты тут? Справляешься?
- Потихоньку…

***
В казармы шестого отряда идти было неудобно и даже немного опасно – там Юмичика мог напороться на Ренджи, а этот ревнивый хрен непременно начнет расспрашивать, чего Юмичике надо от его капитана. Никто, сказал Ичимару, не должен знать, что ты говорил с Кучики. Если кто-то увидит тебя – убей этого человека. Нет, Юмичика не хотел убивать Ренджи.
С другой стороны, если бы он столкнулся с Ренджи, тот мог бы убить его…
Не вздумай!
Оставалось только попытаться поймать Кучики-тайчо в его доме.
Для начала он отправил капитану шестого отряда послание – с какими-то чудовищными выкрутасами, с кем-то из младших рядовых одиннадцатого отряда, который должен был передать кому-то из младших рядовых шестого отряда, который должен был передать еще кому-то, а этот кто-то – Ренджи, а уже Ренджи – капитану. Со строгим наказом, чтобы рядовой не говорил, кто и из какого отряда отправил письмо. Юмичика ненавидел конспирацию и не умел играть в шпионские игры; он сам себе казался идиотом и не сомневался, что слух о том, что он передает тайные послания Кучики Бьякуе, скоро обойдет весь Сейрейтей. Зная его, все решат, что пятый офицер одиннадцатого отряда нашел себе новую жертву. Юмичика бесился и на все лады костерил Ичимару – мысленно. Впрочем, тому, кажется, не было от этого ни холодно, ни жарко.
Ответа от Кучики он не ждал – в письме Юмичика просто назначил встречу в его доме и написал, что речь идет о жизни и смерти Рукии. Это было опасно, потому что письмо мог прочесть Ренджи, но Юмичика не видел другого способа зацепить Кучики.
Когда он вечером явился к дому капитана шестого отряда, тот был открыт и пуст.
Кучики-тайчо встретил его у ворот. Без приветствия он запер за Юмичикой и провел его в дом. Зажег лампу, сел на татами перед чайным столиком, жестом приказал Юмичике сесть напротив. И только тогда произнес:
- Говори.
Вместо ответа – кучиковское общение жестами оказалось заразительно, - Юмичика протянул ему письмо.
Кучики стремительно пробежал письмо глазами, вернулся к началу, перечитал еще раз. Выражение его лица не изменилось, только тонкие губы сжались так, что почти перестали быть видны.
- Ты это читал?
Юмичика качнул головой.
- Я не знаю содержания.
- Ты не сбежал?
- Меня выпустили, чтобы я передал это письмо.
- Только за этим?
- Да, - соврал Юмичика. Бьякуя не меньше минуты пристально смотрел на него. Потом отодвинул столик, подсел ближе, взял Юмичику за подбородок и заглянул в глаза.
- Ты лжешь, - констатировал он. – Зачем?
Юмичика не ответил. На этот вопрос нельзя было ни сказать правду, ни солгать. Ичимару тоже молчал.
- Ты не можешь говорить, - это был не вопрос. – В этом письме сказано, что я должен открыть портал в Уэко Мундо, иначе они уничтожат Рукию. Не знаю, что Айзен, - это имя Бьякуя словно выплюнул, - имеет в виду под словом «уничтожить».
- Почему вы? – только и спросил Юмичика.
- Судя по этому письму, - Кучики указал на листок бумаги как на дохлую крысу, - у тебя есть какой-то ключ, - Юмичика кивнул, - и чтобы этот ключ мог активировать портал, достаточный для прохода Айзена и его войска, нужно, во-первых, чтобы ключ находился в Сейрейтее, а во-вторых, приложить для этого очень мощную духовную силу. Поскольку они захватили Рукию, обратиться они могут только ко мне.
Бьякуя говорил так спокойно, что Юмичику затрясло.
- И что вы будете делать? – спросил он наконец.
- Пока не знаю, - задумчиво ответил Кучики. – Подозреваю, если я кого-нибудь расскажу о твоей проблеме, ей также будет грозить опасность.
Ах-ха, ласково пропел в юмичикиной голове Ичимару. Он удивительно хорошо соображает. Только меееедленно…
- Да, - сказал Юмичика.
- А тебя казнят, - добавил Бьякуя. На это Юмичика ничего не ответил, потому что все, что он мог бы сказать – что это отличный вариант. Бьякуя поднял голову, и их взгляды встретились. В синих глазах читался вопрос – убить тебя?
Юмичика не успел даже сомкнуть веки в знак согласия – голос Ичимару оплел его, словно удавка.
Не смей, маленький. Давай, ты можешь уже и расстаться с тайчо. Ты все сделал.
Юмичика встал.
- Мне нужно идти, Кучики-тайчо, - произнес он. Бьякуя бросил на него короткий взгляд и отвернулся.
- Иди. Я тебя позову.

***
Прошло несколько дней. Юмичика зависал над документами, ошибался в движениях на плацу, сбивался с дыхания в беге. Ему казалось, что он живет в ожидании конца света. В некотором роде так оно и было. Он точно знал, что дни его сочтены. Либо он окажется тем, с чьей помощью разразится война – и тогда его убью свои или чужие, - либо, если Кучики Бьякуя решит принести сестру в жертву во второй раз, Ичимару вынудит его вернуться в Уэко Мундо, и там… наверное, его пустят на материал для аранкаров. Самый ужасный вариант. Он ненавидел этих уродливых чудовищ.
Кучики-тайчо не шифровался и в шпионов не играл – его письмо принес Юмичике один из рядовых шестого отряда. Тайчо назначил встречу в своем кабинете в казармах. В письме упоминалось, что Юмичика должен принести ключ и обязательно захватить занпакто. Как будто кто-то сейчас ходит без занпакто. Особенно в одиннадцатом отряде…
Занпакто? – насторожился Ичимару. А зачем?
Откуда мне знать, ответил Юмичика.
Ичимару, кажется, задумался, что не могло не радовать.
Как нетерпеливый влюбленный в предвкушении свидания, Юмичика не смог спокойно ждать назначенного часа. Еще и девяти не было, когда он покинул расположение одиннадцатого отряда.
Иккаку выпивал с офицерами в додзё – Юмичика слышал их громкие хмельные голоса, когда проходил мимо.
Зараки сидел у себя в покоях – Юмичика ощутил его рейяцу, когда проходил мимо.
Хисаги был в дозоре – Юмичика видел темные окна во втором этаже казарм девятого отряда, когда проходил мимо.
Он не зашел ни к одному, как будто отсутствие хоть какого-нибудь прощания могло избавить его от ощущения, что он идет на собственную казнь.

***
Хисаги действительно был в дозоре – проверял патрули; вообще-то, сейчас он, как исполняющий обязанности капитана, мог бы в дозор и не ходить. И ходил-то он не потому, что ему не хотелось сидеть в казармах, или что ему это помогало – просто по привычке.
Он вообще-то никогда не хотел быть капитаном – то есть, не то чтобы не хотел, просто не рвался к этой должности, как вообще ничему в своей жизни не рвался. Все придет, когда будет нужно. Или не придет – если не нужно вообще.
Вот и тут пришло – как раз сегодня Хисаги был вызван к соо-тайчо, где ему посоветовали готовиться к сдаче экзамена. Примерно через месяц, сказал ему главнокомандующий. В присутствии трех капитанов. Кучики-тайчо, скорее всего, будет, рассеянно думал Хисаги, Комамура-тайчо – он чуть ли не прямым текстом обещал как-то Хисаги напроситься в комиссию, если того решат повышать. А третий?
Хорошо бы не Зараки, думал Шухей, не замечая, как рука сжимается в кулак.
И еще ему рекомендовали подумать над кандидатурой в лейтенанты. Главнокомандующий намекнул, что документы девятого отряда в последнее время оставляли желать лучшего, и посоветовал Хисаги найти среди старших офицеров кого-нибудь собранного, знакомого с документацией, серьезного… Шухей слушал и кивал. Ему пришло в голову, что поиски лейтенанта окажутся для него еще более сложной задачей, чем для Укитаке-тайчо – потому что он знал только одного человека, соответствующего требованиям, и скорее бы умер, чем пришел к нему с подобным… и вообще c каким угодно предложением.
Хисаги остановился как вкопанный – в густой тени, что создавала стена казарм шестого отряда, он различил невысокий силуэт. Всплеск рейяцу был коротким и слабым, его тут же притушили, но Хисаги слишком хорошо знал это ощущение. Наверное, думал он, приближаясь к прячущемуся в тени, он бы мог узнать этого человека по запаху… или просто по ощущению присутствия. Вот ведь отрава…
- Ты нарушаешь комендантский час, - произнес он, преодолевая сушь в горле. В ответ прозвучал злой смешок.
- Я пятый офицер и исполняю обязанности лейтенанта.
- Всем, кто формально рангом ниже второго офицера, запрещено появляться на улицах после десяти часов вечера, - чеканно ответил Шухей, глядя во тьму. Он почти увидел, как тьма оттягивает вниз уголок красивого тонкого рта. Но – удивительно – Юмичика ничего не сказал.
- Ну? – не выдержал Шухей. – Ты сам уйдешь или тебя арестовывать?
- Отвали, Шухей, - голос прозвучал неожиданно устало. – Я… не могу уйти.
- Кого-то ждешь? – о нет, этот пронзительный ревнивый скрип все-таки прорезался. Хисаги смолк, кляня себя на все корки.
- Жду, - просто ответил Юмичика. И – снова молчание, ни подколки, ни вопросов язвительных вроде – а тебе-то что? ревнуешь? влюбился, что ли?
- Я женюсь, наверное, - неожиданно сказал Хисаги. Тьма ответила с легким удивлением:
- Серьезно? Рад за тебя. А на ком?
- На Нему… Куроцучи-фукутайчо… - ответил Шухей. Это была почти правда. Красивая девочка – зеленые глаза, черные волосы. Послушная. Страстная как кошка. Без комплексов. Один недостаток – папа. Ну да фигня. Разберемся, решил Шухей и подумал – а правда, женюсь. Не проклят же я…
Тьма всколыхнулась, и Юмичика стремительно шагнул к нему из темноты – белое лицо, круги под глазами, от которых те казались еще огромнее, перьев нет, и вообще никакого лоска, словно лак ободрали с дерева, и видно его темную, пахучую плоть.
Или проклят?
- Куроцучи? – голос Юмичики звенел начинающейся истерикой, как туго натянутая струна. – Почему Куроцучи? Потому что двенадцатый отряд? Чтобы проще было?!
- Что? – переспросил Шухей, несколько сбитый с толку.
- Ты лейтенант Тосена! – голос таки сорвался. – Ты же вместе с ними, и как я раньше не понял?!
- С ними? – повторил Шухей, чувствуя, как от лица отливает кровь. – Ты имеешь в виду… Айзен… Ичимару… Тосен-тайчо?
- Тайчо? – ядовито-нервно переспросил Юмичика. – А что ж ты остальных так?..
- Ты можешь не орать? – понизив голос, спросил Шухей.
- А то что?
- А то все, - буркнул Хисаги. Потер лоб, пытаясь сообразить, что же говорить дальше. Он боялся, что Юмичика будет продолжать с обвинениями, но тот молчал. – Причем здесь вообще двенадцатый отряд?
- Они украли… - Юмичика смолк, словно пробуя слова на вкус, - одну разработку у Куроцучи, - произнес он словно бы с некоторым удивлением. – Это ты помог? – и он посмотрел Хисаги в глаза. Тот обреченно вздохнул. Кажется, он чего-то недоглядел.
- Это не я, - наконец произнес он. – Но моя вина… - он замялся, - есть. Я думаю, это Кира.
- Ага, - отозвался Юмичика почти безразлично. – И еще скажи, что ты не знал про их замыслы.
- Подробностей не знал, - тяжело произнес Хисаги.
Он не представлял, что сказать. О том, что Айзен-тайчо не так прост, как кажется, он догадался еще тогда, в Академии, после разбора его стычки с Ичимару. Намеки… обрывки разговоров… было много всего, что при желании можно было сложить и сделать выводы. И с ними пойти к главнокомандующему. Да. Он часто об этом думал… после. А тогда – старался не думать, потому что… разве он что-то знает точно? Разве у него есть доказательства? Разве, в конце концов, Тосен не его капитан? Разве он не должен быть ему предан? И разве не должно все идти своим чередом?
И… и разве он не был… рад? – наверное, рад, - когда к нему пришел Кира и, запинаясь, начал излагать про то, что если кто-то – умозрительно – знает, что некий капитан – или капитаны – затевают нечто, что может привести к краху Общества Душ, должен ли он рассказать об этом главнокомандующему?
- Должен, сказал Хисаги.
- А если, -спросил Кира,- чисто гипотетически, этот кто-то служит в отряде… более того, лейтенантом одного из капитанов, то должен ли он?..
- Должен, ответил Хисаги.
- А не предательство ли это? - спросил Кира.
Предательство, ответил Хисаги. Но лучше совершить меньшее предательство, чтобы не совершить большего. Потому что Готей – их будущее… и еще чего-то он там такого сказал… разумного, доброго и вечного.
Он правду говорил, он действительно считал, что преданность Готей выше преданности своему капитану.
И уж тем более – выше собственных желаний.
Он не знал, как объяснить это Юмичике.
- Шухей, - позвал вдруг тот. Голос был тихим, даже жалким – Юмичика раньше никогда так не говорил. И сам он вдруг показался Хисаги еще меньше и тоньше, и хрупче даже, чем в их первую встречу, когда носил косу и почти не поднимал глаз. – Что тебе говорил Ичимару насчет меня?
Теперь кровь прилила к лицу.
- Он… - вышел жуткий хрип, Хисаги попытался откашляться, - …предлагал…
- Он говорит, - монотонность юмичикиного голоса показалась Шухею дикой, - что предложение еще в силе. Что он прислал тебе красивую живую куклу, которая выполнит любую твою волю, - в этом месте он прерывисто вздохнул, и до Хисаги дошло, что Юмичика готов разрыдаться. И это было еще более дико, потому что плачущего Юмичику Шухей не видел еще никогда в жизни и не был уверен, что такое вообще бывает, и не был уверен, что хочет это видеть, - если только ты согласишься немного помочь. Совсем немного, все основное уже сделано. Он говорит, если не веришь, можешь приказывать прямо сейчас.
- Какой же я тупой… - после паузы произнес Хисаги. В глазах Юмичики на мгновение что-то промелькнуло. – Ты… - он хотел спросить – «в порядке?», но сообразил, что вопрос прозвучит как издевательство. – Тебе… можно помочь?
Легкая улыбка коснулась юмичикиных губ.
- Ичимару говорит, что нет.
А Шухей все смотрел на эти губы; а потом взял Юмичику за подбородок – тот не отстранился – и провел по ним большим пальцем. Губы послушно разомкнулись. Шухею показалось, что он слышит голос Ичимару, отдающий приказы.
Он не знал ничего о юмичикиной силе воле – но он знал его чудовищное своеволие, и непомерную самовлюбленность, и высокомерие, и надменность. Желание ощутить ответную юмичикину любовь вдруг накатило на Шухея, невыносимое еще и оттого, что ему предлагали подделку. Его едва не затрясло от бешенства и злости на Ичимару – тот сотворил с Юмичикой худшее, что вообще можно было сделать с этим невыносимо своенравным существом, и еще осмеливается предлагать ему теперь поломанную куклу?! А еще, небось, и недоумевает, почему Хисаги колеблется. Да ни хрена он не колеблется!
Чем была бы их взаимная любовь? Походила бы она на игру с диким, только чуть привыкшим к человеку соколом? Игра голой рукой, без защитной перчатки? Или бы это было столкновение двух острых и прочных клинков? Сколько раз он хотел, чтобы Юмичика принадлежал ему – дурак, не того хотел…
- Скажи Ичимару, - прошуршал вынимаемый из ножен меч, - это он любитель играть в куклы.
Лицо Юмичики просветлело; но меч, взлетевший навстречу шухееву, был так же неумолим, как и всегда.
- Прости, - произнес Юмичика, улыбаясь, как сумасшедший, - я не могу по своей воле… но ты же сильнее!
- Думаешь, я смогу тебя убить? – отбивая его атаку, спросил Шухей.
- Постарайся, - мягко ответил Юмичика. И выкрикнул уже совершенно другим голосом: - Расцветай, Фудзикудзяку!
Но атаковать освобожденным шикаем не успел – чудовищно огромный выплеск рейяцу ударил по нервам так, что Хисаги пригнулся, а Юмичика упал на одно колено. И ощущение исчезло. Совсем.
- Кучики-тайчо… - в один голос выдохнули офицеры. И, забыв о поединке, рванули к воротам.

***
Ичимару паниковал. Юмичика ощущал эту панику как свою собственную, но и злорадство ощущал тоже. Черт его знает, что сотворил Кучики, но исчезновение рейяцу синигами означало только одно – смерть.
Они ошиблись – все трое. Рейяцу была – едва теплилась, они ощутили ее только перед входом в кабинет Кучики.
Он лежал на полу в огромной – как показалось Юмичике – луже крови. Окровавленная Сэмбондзакура слабо мерцала. Развороченный живот. Сэппуку. Спасти еще можно – но только если прямо сейчас…
Ичимару медлил, соображая… и вместе с ним медлил Юмичика… а Шухей уже схватил два листка бумаги с чайного столика. В критических ситуациях он всегда соображал очень быстро.
- Кучики-тайчо, - произнес он, и синие глаза с усилием распахнулись. – Могу я довершить ритуал?
Веки опустились, подтверждая согласие.
Останови его!
Бешеный вопль Ичимару едва не расколол голову Юмичики надвое. Он кинулся на Шухея, очень надеясь, что тот все же сильнее, но…
Чтоб тебе сдохнуть, Айясегава! Шикай активизируй!
Как бы Юмичика хотел увидеть сейчас лицо своего мучителя! Запорол задание. Не оценил противника. Кто же мог подумать, что однажды уже мучимый проблемой выбора Кучики пойдет третьим путем? Синигами, совершивший сэппуку… Бесполезная пленница. Бесполезная марионетка. Ичимару ошибся.
К сожалению, свободно Юмичика мог только думать. Фудзикудзяку исправно жрала рейяцу Хисаги – тот уже даже стоять не мог. Он мог активизировать шикай, он мог вызвать даже банкай, Юмичика знал, у него есть, но все это не имело смысла, потому что чем больше силы активировал бы Шухей, тем больше ее поглотила бы Фудзикудзяку.
Хватай этого…- Ичимару шипел, как разгневанная змея и, Юмичика мог бы поклясться, не улыбался больше, и открывай портал. Давай, шарик у тебя такой есть! Не тупи!
Все, подумал Юмичика. Вот и конец. Уэко Мундо, навсегда. Дыра в груди и все такое. Даже не простился. Иккаку. Тайчо.
А одна рука уже крепко обхватила холодеющее запястье Кучики, а вторая шарила за поясом в поисках хрустального шарика…
- Реви, Забимару!
Слезы все-таки выступила на глаза. Ренджи, конечно, хреново соображал. Но зато хорошо действовал.
Он едва успел увернуться от Забимару – первый удар, второй, третий. Юмичика слишком часто дрался с Ренджи, слишком хорошо знал особенности его меча; метнувшись к нему в промежуток между атаками, он подумал, станет ли Ренджи активизировать банкай… Его рейяцу была… неуступчива. Почти как у Зараки-тайчо… Раньше его это злило. Сейчас – радовало.
Удар Фудзикудзяку Ренджи отбил не мечом – рукой. Рана была пустяком. Он тоже хорошо знал юмичикин меч и хорошо знал, какие на самом деле раны тот может наносить.
И зацепил Юмичику ответной атакой. Лезвие Забимару впилось в бок, проехалось, вырывая клоки плоти. Заорав в голос от боли, Юмичика упал на колени.
Вставай.
Не могу.
Вставай, ублюдок!
Не могу!
- Ренджи, - простонал Хисаги, поднимаясь на ноги. – Ренджи… добивай…
- Спятили оба?! – заорал лейтенант шестого отряда, кидаясь к капитану. – Бьякуя! Что…
- Ренджи… - Хисаги поднимался, опираясь на меч. – Пусть умирает. Так надо. Добивай Айясегаву. Он не в себе. Я не могу… я…
- Ты не можешь?! – Ренджи развернулся к нему в ярости. – Пусть умирает?! Да что тут у вас такое?!
- Добей его, - проговорил Шухей. – Я все объясню… только времени не теряй…
- Спасибо, Шухей, - Юмичика поднимался на ноги… он не мог не встать, невероятная ичимарья воля была даже сильнее боли. – Спасибо, Ренджи…
Он все-таки подставил клинок Фудзикудзяку – неактивированный – под летящее ему в лицо лезвие Забимару. Он просто не мог по-другому… да и не имело это значения, сил у него почти уже не было. Бешеная борьба с Ичимару… и бессонница… и схватка с Шухеем… даже отнятая у него сила, и та была истрачена на драку с Ренджи… и еще рана…
Все просто отлично.
Вылетевшая перегородка ударила его в спину, швырнув под ноги Ренджи; лезвие Забимару ударилось о стальную ладонь, смялось… пальцы сжались и рванули, разрывая спайки меча… иззубренный клинок вошел под ребра Ренджи.
- Это мое, - произнес Зараки, вздергивая Юмичику за плечо. Оттолкнул в сторону, повернулся к Шухею.
- Нет, - только и ответил тот и, вскинув меч, бросился на капитана одиннадцатого отряда.
Мне всегда нравился Зараки-тайчо, проворковал Ичимару, кажется, пришедший в себя. Чего ждешь, принцесса? Когда принц и дракон разберутся? Хватай Кучики и тащи его ко мне, живо!
Это же Кира украл препарат, ответил ему Юмичика. И Хисаги это знает. Он донесет!
Он сражается с твоим капитаном, лапушка, радостно ответил ему Ичимару. Никуда он уже ничего не донесет. Действуй же, я тебя жду, сердце просто от тоски разрывается!
Но Юмичика не успел. Несколько событий произошло одновременно – упал, зажимая рану в животе, Хисаги; Ренджи с переходящим в хрип воплем кинулся на Юмичику; Зараки развернулся перехватить его… и над всем этим прозвучал негромкий, но отчетливо слышимый голос:
- Цвети, Сэмбондзакура!
Кенпачи замер в движении – тысяча лезвий пробила его одновременно. Мгновение замерло – и взорвалось фонтанчиками крови. Капитан одиннадцатого отряда рухнул как подкошенный.
Юмичику задело по касательной – он даже боли не заметил, и не понял даже, что лепестки прошили грудь и живот, и порезали ему лицо в тысяче мест – только кровь, затекающая в глаз, мешала смотреть. Рейяцу капитана гасла. Рейяцу Кучики – тоже – последний взрыв стоил ему дорого. Ренджи, застонав, потянулся к нему. А Юмичика все еще продолжал стоять и не мог понять, почему не падает.
Потом он все-таки упал.
Ему показалось, что прошло страшно много времени; наверное, это все-таки было не так, потому что никто не явился, а ведь должны были… на такие-то выплески рейяцу.
Впрочем, не совсем никто. Кто-то все-таки стоял над Юмичикой – он видел дзори и белые таби перед лицом.
- Где Ичимару-тайчо? – раздался тихий голос. – Я знаю, он был здесь. Я почувствовал.
И Ичимару ему ответил: потому что у Юмичики уже не осталось ни своих сил, ни своей воли:
- Достань у него из-за пояса шар и активируй портал. Возьми его и Кучики. Я жду тебя, Изуру.
- Да, тайчо.
Неожиданно жесткая рука нырнула Юмичике под пояс. В следующий момент его схватили за запястье и поволокли по полу. Он вяло удивился, откуда в тщедушном тельце Киры взялось столько силы.
Его бросили рядом с Кучики-тайчо. Тот еще дышал, но чуть слышно. Глаза его были закрыты.
Кира появился в поле зрения – сунул ладонь Кучики себе под мышку, Юмичику снова схватил за запястье. Выглядело все это жутко нелепо.
В другой руке Кира держал хрустальный шарик – и Юмичика закрыл глаза, понадеявшись, что умрет при переходе.
Он услышал короткий свист, тихое «Ах…» Киры, затем стук. И еще несколько раз – стук-стук-стук, будто что-то проскакало по полу.
С трудом разлепив веки, он увидел над собой лейтенанта третьего отряда. В центре его груди торчало иззубренное лезвие.
Голова взорвалась адской болью – воплем Ичимару, - а потом он исчез. Впрочем, это уже не имело значения – сознание покидало Юмичику. Но он все-таки сумел в несколько рывков доползти до капитана – тот лежал с открытыми глазами и тяжело, хрипло дышал.
Изрезанная рука поднялась, заскользила по лицу Юмичики, размазывая кровь.
- Не умрете же, тайчо? – шептал тот. – Не умрете?

@темы: фанфики