You make a ninja wanna fuck, bitch
Название серии: Утро до полудня.
Автор: Umbridge
Бета: Lacrimosa
Рейтинг: да PG наверное. Если больше, скажите, исправлю.
Пейринг: Иккаку/Юмичика, а еще парочка инкогнито
Дисклаймер: мне ничего не надо, у меня все есть.
Саммари: Маааленькая серия драбблов. Тут пока два, есть третий. О том, как познакомились и жили Иккаку и Юмичика))
читать дальше
Окончился год.
Заснул в тоске ожиданья,
Мне снилось всю ночь:
«Весна пришла». А наутро
Сбылся мой вещий сон.
(Сайгё)
Как Ками-сама спас Иккаку от затруднения.
- Ого, смотри-ка! Это же Кира! – прошептал Юмичика, раздвинув ветки кустарника.
- И что? - Иккаку широко зевнул. Дома ждала бутылка саке, онигири и большая тарелка первосортной лапши. Шпионские игры в его планы не входили.
- Шухей принес пирожки… - прокомментировал Юмичика, присматриваясь.
Иккаку не выдержал. Он поднялся с травы, расправляя плечи.
- Слушай, Юмичика, достал уже. Идем домой, черт побери! Я хочу есть!
Пятый офицер замешкался на секунду, а потом медленно встал.
– Ты прав, они не собираются делать ничего… такого.
- Какого черта ты хочешь высмотреть? – с отвращением воскликнул третий офицер.
Юмичика опустил глаза, и, поправив волосы, стряхнул травинку с хакама.
- Там нет ничего интересного, - наконец выговорил он.
- Так бы сразу, - хмыкнул Иккаку и внезапно сорвался в шунпо. Юмичика рванул за ним. Мгновенье, и они уже сидели на террасе маленького домика, в котором прожили вдвоем много лет.
- Иккаку… - Юмичика помолчал, задумчиво поглядывая на друга, потом медленно продолжил, – ты помнишь, как мы познакомились?
Тот удивленно уставился на него.
- Ну… мы познакомились… красиво? – предположил Иккаку неуверенно.
Пятый офицер тихо вздохнул.
- Ты не помнишь, - констатировал он с мрачным превосходством.
- Ну да, не помню. Это было давно, - признался Иккаку нехотя. – Напомни, и я уж не забуду.
Юмичика сделал паузу, с преувеличенным тщанием разглаживая складки хакама.
- Хорошо, - в конце концов согласился он.
* * *
- Ками-сама… - хрипел Иккаку. Сквозь алую пелену бог взирал на него фиалковыми глазами. Забирая боль, говорил с ним чудесным, чистым голосом. И Иккаку поверил, что никогда больше не будет один. Он собирался ответить Ками-сама, но тот исчез, оставив только тишину, полную глухой боли и злости.
Юмичика наклонился, напряженно прислушиваясь. Здоровяк – так он звал парня – слабо дышал. Прекрасно! Улыбаясь, юноша достал листок рисовой бумаги, и начал аккуратно умывать раненого. Касаясь его кожи, Юмичика вспомнил драку с «Демонами». «Зря я дал им сбежать, - злился он. - Ну, ничего. Если встречу - им не жить». Когда дело было сделано, он выбросил листки в ведро, и еще раз наклонился над спящим гостем, чтобы насмотреться впрок. Не верилось, что его мечта сбылась.
Мечта у Юмичики появилась три месяца назад, когда у рынка он заметил незнакомого парня. Тот брел по улице, распугивая местный сброд. Юмичика заметил, что даже отъявленные отморозки с опаской смотрели на него.
Вдруг незнакомец остановился. Юмичике удалось получше разглядеть его: высокий, крепкий, он поражал мощью. Сразу нашлось прозвище: Здоровяк. Кажется, в нем совершенно не было страха. Он окинул улицу странным взглядом, потом крикнул, ухмыляясь:
- Эй, кто из вас, мудачье, хочет поразвлечься?
Юмичика восхищенно наблюдал за ним – рейацу здоровяка пылала и рвалась. С рычанием на парня налетел сначала громила с третьей улицы, потом еще другой, кривой из лавки мясника, и третий. Завязалась драка. Но через несколько минут все его враги рухнули замертво.
- Скучно! – протянул Здоровяк, презрительно оглядев растянувшиеся на земле тела. Закинул меч на плечо, плюнул и пошел прочь. А Юмичика смотрел ему вслед, задыхаясь от смущения и волнения. Такого с ним еще не бывало. Нелегкая жизнь научила его ничему не удивляться, и никем не увлекаться.
Он рос один. Ни приемных братьев, ни сестер, ни новых родителей – никого. Друзья тоже не завелись. Юмичика не умел дружить, потому что рано понял - он гораздо лучше других. Даже сидя над ведром с очистками, мальчик любовался отражением в грязной воде, улыбаясь себе с тайным восхищением. Став постарше, Юмичика начал зарабатывал на воду и еду «мальчиком» при богатом торговце. Потом много лет развлекал клиентов танцами и игрой на семисене. Обзавелся покровителем, небольшим домиком у реки в бамбуковой роще, накопил немного денег и зажил, ни в чем не нуждаясь.
Юмичика не походил на обитателей семьдесят девятого района: носил цветные кимоно, подвязывал длинный хвост яркой лентой и в совершенстве владел искусством кендо - ему пришлось научиться защищать свою красоту от грязи и уродства, окружавших его. Никто не мог взволновать Юмичику, в постели с данной он был изобретателен и практичен.
И вдруг вся его оборона рухнула в мгновение. Юмичика растерялся и испугался. Не помня себя, он вернулся домой, но не мог уснуть до утра - перед глазами все время видел незнакомца с мечом на плечах. А когда рассвело, решил, что должен найти того во что бы то ни стало, потому что жить без него Юмичика теперь не мог.
Искать кого-то в Руконгай, не зная имени и места жительства, было непросто. Приходилось скрывать длительные отлучки от наблюдателя – слуги ревнивого данны. Следить, выспрашивать, прятаться. Да и мысли не давали покоя. Впервые Юмичика чувствовал себя таким слабым. Сидя перед данной, он вдруг ронял чашку, или пропускал слова покровителя мимо ушей. Или того хуже – терял всякий интерес к его ласкам. Юмичике хотелось вырваться, оттолкнуть опостылевшего старика, но приходилось терпеть и придумывать оправдание внезапной холодности. Юноша почти отчаялся.
Как вдруг спустя три месяца – он помнил каждый день и час - снова встретил Здоровяка. Случайно. На того напала банда «Руконгайских демонов» как раз у дома Юмичики. Юноша собирался на рынок, услышал шум и выбежал посмотреть. Он сразу узнал бритого парня с рыночной площади. Но сейчас тот лежал на земле, и пятеро «Демонов» избивали его. Обезумев от ярости, Юмичика схватил топорик для рубки мяса, выскочил во двор. Рейацу рвалась на волю, хотелось уничтожить уродливых бандитов, порубить на куски.
Но «Демоны» не собирались сражаться. Едва завидев Юмичику, они разбежались. Он успел достать только одного, и тот остался лежать на дороге. Еще задыхаясь от гнева и бега, Аясегава бросился к Здоровяку. Упал рядом с ним на колени, переворачивая и ощупывая. Здоровяк бормотал что-то, скалился, будто ухмыляясь, а значит, был жив.
Не размышляя, Юмичика перетащил его в дом. Уложив гостя на футон, юноша промыл рану водой, потом прижал лист бумаги, пропитанный саке. Здоровяк застонал.
- Тихо, тихо, - прошептал Юмичика. Успокаивающе погладил его по голове и перетянул грудь и спину полоской темного льна. – Не шуми, я стараюсь, чтобы не больно…
Закончив перевязывать, он накрыл Здоровяка одеялом и поднялся с колен. Парень лежал без движения, тяжело дышал, приоткрыв рот. Его веки едва заметно дрожали. «Красивый», - подумал Юмичика, улыбнувшись, и вышел из комнаты на террасу.
Солнце жарило так, что вдохнуть стало нечего – воздух словно испарился под лучами, осталась одна только пыль. Слуга-шпион сидел в тени бананового дерева, дым от его трубки белой лентой скользил вверх, в синее, дрожащее небо. Помянув данну недобрым словом, Юмичика окинул слугу презрительным взглядом. О, как ненавистны ему были эти рабы, что болтались тут с утра до ночи, высматривая, подслушивая. Нарочитым жестом юноша поправил кимоно, убрал за ухо челку и пошел прочь от дома, надеясь, что глупый прихвостень поймет, насколько отвратителен и уродлив. На пыльной, узкой улице толкалась руконгайская беднота; «Чистая вода», - слышалось издалека. У лачуг, сложенных из чего попало, сидели, лежали те, кто не мог ходить. Под ногами путалась чумазая мелкота. Юмичика смотрел поверх всего. Покусывая ноготь на большом пальце, он прикидывал, как добыть для здоровяка побольше еды и воды, ведь у того сильная рейацу, ему необходимо хорошо питаться.
Вернулся Юмичика быстро. Данна ничего не хотел от него, смотрел вверх, на высокое небо в прорезях красной листвы. Молчал и думал о чем-то. Потом, едва заметив любовника, велел дать ему денег и поспешно отбыл, бросив что-то про жену. Обрадованный легким освобождением Юмичика отправился на рынок. Там как всегда было ужасно шумно и грязно. Проходив полчаса между столами и коробками, служившими прилавком для бедных торговцев, он принес кадочку риса, копченого угря, таяки и пару лепешек. В привычном молчании выложив все на стол, Юмичика присел у футона. Здоровяк лежал все в той же позе, грудь тяжело вздымалась, рот чуть приоткрыт. Юмичика вздохнул, легко погладил его по щеке, затем, смущенный собственной смелостью, схватил влажную бумагу и обтер лицо раненого. Его кожа была чистой и горячей. Юноша, задержав дыхание, медленно наклонился. От раненого пахло потом, пылью и целебной настойкой – чудесный запах. Губы немного потрескались в уголках, но Юмичике мучительно хотелось коснуться их.
- Что за черт… - парень внезапно открыл глаза и уставился на него. Покраснев от неожиданности, Юмичика выпрямился.
– Ты кто такой? – спросил раненый в следующую секунду, хмуро рассматривая своего спасителя.
- Аясегава Юмичика, - чересчур громко представился тот. Он делал вид, что занят бумагой, комкая ее и бросая в ящик для мусора. – Лучше молчи, а то еще рана откроется.
- Какого черта ты спас меня? – процедил здоровяк. – Какого черта я жив?
- Не дергайся, вон, уже кровоточит, - Юмичика призвал на помощь все свое самообладание, поставил воду на огонь, достал палочки и плошки, и лишь потом вернулся к футону. Опустившись на колени, он начал аккуратно разматывать бинты. Руки уже не дрожали.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Мадараме… Иккаку, - мрачно ответил Иккаку.
* * *
- Это был удар в спину. Я потом перебил их всех до одного, - сказал Иккаку самодовольно.
- Правильно сделал, - Юмичика смотрел на него с гордостью.
Иккаку больше не сказал ни слова. Он отвернулся, задумчиво разглядывая блестевшие на солнце камешки, чувствуя плечом плечо Юмичики. «Все-таки я – счастливчик, - думал третий офицер. - Да, счастливчик!»
Нерушимая клятва верности
Ночь выдалась звездная, синяя. Воздух наполнял запах жасмина, непрерывная трескотня цикад. На территории тринадцатого отряда праздновали День цветов – разноцветные фонтаны фейерверков распускались в низком небе.
А старшие офицеры одиннадцатого наблюдали за вечеринкой с крыши казармы.
- Посмотри-ка, - лениво протянул Иккаку. – Там какая-то парочка обжимается.
- Парочка? – Юмичика приподнялся, чтобы лучше рассмотреть. – Ну ничего себе! Я не думал, что до сих пор…
- Узнал рейацу? – с усмешкой спросил Иккаку.
- Узнал… – повернувшись к другу, кивнул Юмичика. - А ведь красиво… Ночь, звезды, двое мужчин, тайная любовь… - Он задумчиво вздохнул. – А ты помнишь наш первый раз?
- Да, помню, - нехотя откликнулся тот. – Тут тебе меня не подловить…
* * *
Вечером Иккаку лежал на футоне, мрачно наблюдая за Аясегавой, пока тот разливал по пиалам суп. «Убью, - думал он, - убью всех… По чьей милости я оказался здесь». И чем дольше Иккаку смотрел на узкую прямую спину хозяина, тем сильнее ненавидел все вокруг. Казалось, он собирался продырявить Аясегаву взглядом. Но стоило его спасителю повернуться - Иккаку отводил глаза.
- Все готово, - громко оповестил Юмичика и со вздохом опустился у футона. «И чего он вздыхает?» - разозлился Иккаку. Расставив на дощечке тарелки, хозяин наполнил глиняную ложку.
- Открывайте рот, буду вас кормить, - сообщил он. Иккаку нахмурился, но подчинился. Принципы не позволяли ему спорить в гостях. Кормят, так ешь, суп - значит суп.
- Хотите, лепешку покрошу? – предложил Юмичика. Гость серьезно кивнул. Как бы неловко ему ни было, он не мог обидеть хозяина.
После обеда Иккаку снова наблюдал за Аясегавой - тот сидел за столом, выводя иероглифы в толстой тетради. Солнце садилось слишком быстро. Ненадолго заполнив комнату оранжевым светом, осветив последним всполохом гладкий лоб и тонкие руки Аясегавы, оно погасло, уступив место сумеркам. Иккаку успел поймать себя на том, что любуется маленьким хозяином.
- Пора спать, - вздохнув, тот захлопнул амбарную книгу. Иккаку промолчал, переводя взгляд на притолоку.
- Мадараме-сан, спокойной ночи, - в темноте голос Аясегавы звучал странно. Мягко и ласково.
- Спокойной, - резко бросил Иккаку.
Он заметил, что хозяин замешкался на мгновенье, прежде чем задвинуть фусума. Иккаку готов был поклясться, что Аясегава еще раз взглянул на него.
До рассвета парень не мог заснуть. В беспокойной мгле ему по-прежнему чудилось лицо хозяина. Иккаку никогда не видел таких глаз, как у него. И уснул, думая них.
Утром у домика остановилась повозка. Из нее выбрался невысокий пожилой мужчина и скрылся за седзи.
Юмичика встретил его в коридоре - своего данну, богатого торговца водой. Развязывая оби, юноша слушал сетования покровителя на жадную жену, но думал о другом: хватит ли Мадараме Иккаку воды и еды? Ведь ему надо хорошо питаться, он такой большой. Юмичика вспомнил широкую грудь Здоровяка, железный пресс, мощные плечи. А когда данна потянулся поцеловать юношу в губы, Юмичика отвернулся, делая вид, что поднимает пояс.
После близости покровитель лениво поинтересовался, что за парня Юмичика прячет в одной из комнат. Вздохнув, тот опустил глаза и, избегая подробности, рассказал историю о спасении. Закончив, он посетовал на усталость, домашнюю работу, а потом сообщил, что парень будет помогать по хозяйству. Старик согласился.
Уходя, данна всегда оставлял Юмичике денег, и тот отправлялся за продуктами. Сегодня он очень спешил вернуться с рынка, а когда вошел в комнату, переводя дыхание, нашел Иккаку на футоне. Гость хмуро следил за пронзительно жужжавшей мухой.
- Она вас раздражает, Мадараме-сан? – спросил Юмичика, рассматривая его. Тот не ответил. Но вдруг рывком поднялся на ноги и прихлопнул муху с оглушительным грохотом. Даже притолока треснула.
- Рана! – выдохнул Юмичика, но здоровяк только ухмыльнулся с удовлетворенным видом, и снова улегся.
- Рана больше не кровоточит, - снова мрачнея, сообщил он. – И чешется, зараза!
Иккаку дернул головой, опуская глаза. Юмичике казалось, что гость избегает смотреть на него.
- Не думаю, что вам уже можно вставать, - с надеждой проговорил Юмичика. Иккаку приподнялся на локте, по-прежнему глядя на ноги Аясегавы. Он только что вскочил и прибил тупую муху, не ощутив никакой боли. Но что-то неясное заставило его согласиться:
- Да, пожалуй, теперь немного болит, - пробормотал он себе под нос, для верности потрогав бинты.
- Не прыгайте больше так, - уже уверенным тоном велел хозяин. Иккаку быстро взглянул на него исподлобья, как раз, чтобы заметить, как тот вороватым движением поправляет прическу.
- Слушай, - начал Иккаку хмуро, – я тебе должен. Может, помочь чем?
- Мадараме-сан… - тихо отозвался Аясегава, бросая на него странный взгляд и отворачиваясь к столу. – Вы еще слабы… Отдыхайте. Потом работа найдется.
Иккаку покорно кивнул, рассматривая волосы хозяина. Они были длинные, ниже пояса, густые, и, наверное, теплые. И пахли они одуряюще. «Как его тело», - подумал Иккаку и тут же незаметно нажал на рану через повязки. Боль хлынула волной по нервам, и парень обрадовался ей. Но Аясегава этого не знал. Он сосредоточенно выводил кисточкой значки в амбарной книге.
После ужина Юмичика мыл миски в корыте, вытирал их и аккуратно складывал в небольшой сундук. Краем глаза он посматривал на раненого – тот лежал без движения, положив на живот меч. «Иккаку еще сильнее, чем казался, - с собственнической гордостью думал он, – и мог бы стать синигами. Почему же не стал? Сколько ему лет? Кажется, он гораздо старше меня». С этими мыслями он снова принимался за дело.
Закончив с посудой, Аясегава опустился рядом с футоном.
- Мадараме-сан, придется мне вас побеспокоить, надо обработать рану, - мягко сказал юноша. Открыв глаза, Иккаку нехотя отложил меч. В обрамлении темных волос и красной солнечной пыли, маленький хозяин улыбался ему. От его улыбки Иккаку хотелось убить кого-нибудь.
Тем временем Аясегава принялся разматывать ткань и обрабатывать рану. А здоровяку ничего не оставалось, как смотреть на его темную макушку с мучительным желанием погладить блестящие волосы.
- Потерпите, - между тем попросил Аясегава. Иккаку покорно кивнул.
Стемнело быстро. Размытый диск луны бледнел желтой кляксой на полупрозрачных седзи, постукивали друг о друга бамбуковые стебли, совсем близко ухала сова. Иккаку не спалось. Надоедливо чесалась рана, мысли мешали расслабиться. Закрывая глаза, он видел перед собой Аясегаву. Видел, как хватает его за тонкое запястье, разрывает цветное юката, прижимает… Иккаку встал, неслышно прокрался на террасу. Ночь стояла теплая, густая, сладкая, словно кто-то подсластил воздух. Иккаку спустился во двор. В голове гудело, в теле словно пробудились все соки - кровь шумела, стучала в горле, будто колокол. Иккаку рванул к бамбуковой роще, выхватил меч и перерубил разом несколько стеблей.
Шли дни. Иккаку все жил в гостях у Аясегавы. Он оправдывался тем, что должен отработать потраченные на лечение деньги. Хотя причина эта не объясняла его желания рассказывать Аясегаве о своей жизни, смотреть на него украдкой, трогать его кимоно, вывешенное во дворе на просушку. Иногда Иккаку подолгу стоял, поглаживая скользкую ткань, а когда приходил в себя, готов был порвать пестрый кусок шелка. Но он по-прежнему упрямо твердил себе, что хочет лишь вернуть должок. Так проходило время.
Каждый день Аясегава вставал рано. Иккаку видел его уже причесанным и одетым. Хозяин не тревожил раненого, расставлял для него тарелки на маленьком столике у футона, уговаривал побольше лежать и регулярно смазывал затянувшуюся рану. Иккаку уже на пятый день после драки сам встал и уселся завтракать вместе с хозяином. Ели они в маленькой комнате, расположенной рядом с комнатой Иккаку. Седзи Аясегава задвигал, и через расписанную соловьями и ивами бумагу нельзя было рассмотреть, что происходит во дворе. Иккаку подозревал, что Аясегава прячет его, и догадка будила в нем непонятную ярость. Он даже нарочно начинал говорить громче. Но хозяин будто и не замечал выходок строптивого гостя, продолжая есть вместе с ним.
Спустя неделю после первого завтрака Аясегава впервые согласился принять помощь гостя. Иккаку давно добивался этого. Он яростно набросился на работу, и нарубил дров больше, чем просил Аясегава. Но тот не выразил недовольства. Напротив, долго благодарил, порозовевший и сияющий. Иккаку смутился, но промолчал. После Аясегава стал часто просить его о помощи. То требовалось порубить кабанчика, то притащить пару мешков рисовой муки. Иккаку выполнял все, чего желал хозяин. «Чтобы отдать долг», - объяснял он себе непривычное рвение к работе.
Каждый день после обеда Аясегава уходил. А когда возвращался – приносил еду и воду. Накрывал на стол, и вместе с Иккаку садился ужинать. Обычно они не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, только чуть слышно стучали палочками о миски. Порой оба вдруг поднимали головы и сталкивались взглядами, но тут же опускали глаза. Иккаку каждый раз чувствовал сильную тревогу, и злился. «Откуда он только деньги берет», - думал он, и внутри все холодело от ярости.
Когда тарелки пустели, Аясегава поднимался. Он тщательно поправлял кимоно, медленно собирал посуду. Так медленно, что Иккаку хотел иногда расколотить ее об пол. Потом желал гостю спокойной ночи и выходил из комнаты, затворяя за собой расписанные фусума. Иккаку с точностью до мелочей знал, что на них изображено – дикая слива и кукушки. С ненавистью смотрел он на этих кукушек, а те будто смеялись над ним. Тогда Мадараме закрывал глаза, пытаясь разговорить Ходзукимару. Но дракон молчал. Иккаку все реже обращался к нему. И перестал совсем после того, как однажды, возвращаясь со двора, едва не столкнулся в коридоре с полуголым стариком. Тот важно ступал по полу, шлепая длинными ступнями. Отступив в какую-то комнату, Иккаку переждал, пока не хлопнет фусума в комнате Аясегавы. С этого дня, как только Юмичика прощался и выходил из комнаты, Иккаку начинал прислушиваться, не подъехала ли к воротам повозка, не слышны ли шаги на террасе. Иккаку презирал себя за эти глупости. Пытаясь отвлечься, сидел подолгу у ручья, смотрел на отражение луны в черной воде, бродил вокруг дома. Но против воли думал о старике и Аясегаве.
Когда данна тенью проскальзывал к повозке, и та с тихим скрежетом исчезала в ночной темноте, Иккаку возвращался к себе. Он ложился на футон и ждал Аясегаву. Каждый вечер, как только стук колес стихал, тот приходил к нему. Иккаку слышал, как Юмичика ходит рядом, как шуршит его кимоно. Стоило бы попросить его уйти. Но Иккаку делал вид, что спит. А когда Юмичика уходил, Иккаку поднимался, и по двору, освещенному только тремя свечами в каменных подсвечниках, крался к роще, чтобы поработать мечем.
Раны Иккаку давно зажили, ничто больше не держало его здесь. Но он не уходил. При мысли о расставании ему хотелось разнести дом ко всем дьяволам. Иккаку знал, что не может взять Аясегаву с собой, а значит должен держаться от него подальше. Но каждый раз, когда хозяин готовил, Иккаку замирал на татами, жадно разглядывая его спину под тонким кимоно. Оно казалось парню непреодолимой преградой, бесило, разжигало. Каждый раз перед ужином он, сам того не желая, заговаривал с Аясегавой, и сердце согревалось, когда Иккаку замечал, что маленький хозяин с восхищением слушает.
И все же настал день, когда Иккаку окончательно решил уйти. Стояла особенно жаркая и тихая погода. Погруженный в невеселые мысли, он брел по двору, собираясь умыться, но, не дойдя до умывальника, замер в тени бананового дерева – у бочки стоял Юмичика. Юноша неспеша раздевался – развязал оби, снял кимоно, аккуратно сложил одежду на колоду у бочки. В тот момент Иккаку впервые увидел его тело. Все солнце словно вошло в грудь Иккаку. Он не мог вздохнуть, не мог даже поднять руку, чтобы отереть пот. Капли катились по вискам, стекали с подбородка. А Иккаку так и стоял, рассматривая Аясегаву. Тот же будто не замечал ничего, залез в бочку и тихо запел. Охваченный дрожью, Иккаку невольно шагнул вперед. Что он хотел сделать – он и сам не знал. Но тут хозяин повернулся и посмотрел на него. Иккаку отступил и ушел в дом, так и не сказав ни слова.
Аясегава вернулся после бани распаренный и задумчивый. Иккаку не пытался разговорить его. Лежал на футоне, рассматривая вышитых на скатерти карпов. Так, в молчании, они провели вечер, а ровно в семь Аясегава поднялся и вышел, с тихим шелестом затворив фусума. Дождавшись, пока шаги затихнут, Иккаку встал. Быстро затолкав за шиворот пару фундоси, он засунул за пояс меч, и, подумав, прихватил со столика рисовую лепешку. Уже стоя у седзи, Иккаку на прощание оглядел маленькую комнату, в которой прожил столько времени. Мучительная тоска сдавила грудь. Парень сцепил зубы и потянулся к перегородки. Оставалось только отодвинуть створку, и долгая дорога снова примет его. Но тут издали донесся стук копыт. Звук приближался, по деревянному настилу громыхала повозка. Иккаку прислушался. Кони заржали совсем близко. Потом все стихло – повозка остановились у ворот. Приоткрыв седзи, Иккаку приник к щелке. По дорожке, освещенной свечами, шел тот самый старик. Уверенно и быстро он направлялся к террасе. К той ее стороне, куда выходили седзи Аясегавы. За ним шли два охранника. Иккаку машинально отметил, что оба не очень крепки, у одного за поясом кинжал, у другого – короткий топорик. Послушав несколько минут, он услышал, как охранники переговариваются между собой, плюются и скрипят половицами. Иккаку понял - они устроились на террасе, которая выходит к реке. Движимый внезапным порывом, он выскользнул из комнаты. Переступая неслышно, задерживая рвущееся дыхание, прокрался до угла, а оттуда - до комнаты хозяина. Спрятавшись за широким деревянным столбом, Иккаку прислушался - Аясегава и данна о чем-то беседовали. Иккаку узнал мягкий холодноватый шепот Юмичики, низкий голос покровителя. Уважение к хозяину требовало убраться, но Иккаку не двинулся с места. Его напряженный слух ловил шорохи снимаемой одежды, хриплые стоны старика, вздохи хозяина. Грудь словно сковало неодолимый холод, виски сдавило. Сердце яростно колотилось под косоде. Взбешенный, бледный Иккаку хотел вырвать седзи и ворваться в комнату, но страх оскорбить Аясегаву удерживал его. Стиснув зубы, он высвободил катану из ножен на два пальца. Потом снова убрал меч и отступил. «Бежать! Бежать отсюда!» - подумал он, но тут услышал вскрик, а за ним взвившийся голос Юмичики: «Прошу, не надо!». В этот момент сомнения перестали терзать его. Забыв приличия, Иккаку ринулся к створкам и с грохотом раздвинул их. Дико скалясь, он бросился к данне, но тот оказался проворней. Вскочив, старик выхватил кинжал. Иккаку расхохотался. Драка! В воздухе запахло хорошей дракой! Не медля, Иккаку рванул меч из ножен. Старик отбил удар.
В пылу драки мужчины позабыли о Юмичике. А между тем все получилось так, как тот задумал. Решительно запахнув кимоно, юноша встал с футона. Быстрым взглядом он оценил ситуацию - данна начал сдавать, едва держался на ногах, когда на шум вбежала охрана. Но покровитель уже завалился на циновки, закатывая глаза и давясь кровью.
А Иккаку только радовался. Резко развернувшись, он ловко отбил удар одного из охранников. Второй возник рядом, готовый защищать умирающего хозяина. Отбиваясь, Иккаку отступил на террасу. Юмичика на мгновенье замер, прислушиваясь – с улицы слышался звон мечей и ругательства. Улыбнувшись, он выдохнул. Быстро подошел к сундуку, достал оттуда заплечный мешок, куда загодя сложил все необходимое в пути. Тут голоса на террасе стихли. Скрипнули сломанные седзи, и в комнату вернулся Иккаку. Утирая лицо ладонью, он широко ухмылялся.
- Эй, Юмичика, пора в дорогу, так ведь?
Юмичика кивнул, заливаясь румянцем. Ему на мгновенье стало жутко. Он знал – сейчас его прежняя жизнь закончится. Иккаку хмуро смотрел на него, выжидая. Катана все еще мерцала красным в его руке. Юмичика вздохнул. Потом закинул на плечо нехитрый скарб. Жалеть больше не о чем. Иккаку весело усмехнулся, и Юмичика улыбнулся в ответ. Через секунду они уже шли прочь из Руконгай.
В синем лесу ухал филин, трещали цикады, сырая, жаркая ночь обдавала лицо паром, мешая ароматы трав, цветов и хвои. Иккаку и Юмичика поднялись на пригорок. Внизу, в долине, лежал погруженный во мрак Руконгай. Путники молча смотрели вниз. После всего, что случилось, они не сказали друг другу ни слова, даже не смотрели друг на друга. Бросив мешок, Юмичика сел на землю, еще хранившую жар дня. Иккаку опустился рядом с ним. В темном небе мерцали низкие, тревожные звезды. Ночные токи, запахи, стоны будоражили кровь. Юмичику охватило бешеное возбуждение. Он, наконец, взглянул на Иккаку, не в силах больше притворяться. Здоровяк молчал, рассматривая его. От этого взгляда у Юмичики дрожали руки.
- Клянись, - вдруг грозно произнес Иккаку. Юноша вдохнул, готовый поклясться в чем угодно.
- Клянись, что никогда не будешь ни с кем, кроме меня, - процедил Иккаку с ухмылкой.
- Клянусь! - воскликнул Юмичика, но тут же добавил холодно. – Но и ты… клянись!
Иккаку удивленно поднял брови, словно обдумывая его слова. И вдруг расхохотался.
- Клянусь, черт тебя побери! Никогда и не взгляну, делать мне нечего! – прорычал он весело, повалил Юмичику в траву.
* * *
- Да… - задумчиво протянул Иккаку.
Юмичика снова засунул в рот большой палец.
- И чего они там ждут… - раздраженно сказал он. Иккаку понял, что друг все еще наблюдает за страстной парочкой. И совершенно не слушает его.
- Эй, и для кого я тут распинаюсь? – пихнув друга в бок, возмутился Иккаку.
Юмичика подскочил.
- Ай! Больно! – воскликнул он, но тут же покладисто опустился рядом. – Прости. Я тоже все помню…
Автор: Umbridge
Бета: Lacrimosa
Рейтинг: да PG наверное. Если больше, скажите, исправлю.
Пейринг: Иккаку/Юмичика, а еще парочка инкогнито
Дисклаймер: мне ничего не надо, у меня все есть.
Саммари: Маааленькая серия драбблов. Тут пока два, есть третий. О том, как познакомились и жили Иккаку и Юмичика))
читать дальше
Окончился год.
Заснул в тоске ожиданья,
Мне снилось всю ночь:
«Весна пришла». А наутро
Сбылся мой вещий сон.
(Сайгё)
Как Ками-сама спас Иккаку от затруднения.
- Ого, смотри-ка! Это же Кира! – прошептал Юмичика, раздвинув ветки кустарника.
- И что? - Иккаку широко зевнул. Дома ждала бутылка саке, онигири и большая тарелка первосортной лапши. Шпионские игры в его планы не входили.
- Шухей принес пирожки… - прокомментировал Юмичика, присматриваясь.
Иккаку не выдержал. Он поднялся с травы, расправляя плечи.
- Слушай, Юмичика, достал уже. Идем домой, черт побери! Я хочу есть!
Пятый офицер замешкался на секунду, а потом медленно встал.
– Ты прав, они не собираются делать ничего… такого.
- Какого черта ты хочешь высмотреть? – с отвращением воскликнул третий офицер.
Юмичика опустил глаза, и, поправив волосы, стряхнул травинку с хакама.
- Там нет ничего интересного, - наконец выговорил он.
- Так бы сразу, - хмыкнул Иккаку и внезапно сорвался в шунпо. Юмичика рванул за ним. Мгновенье, и они уже сидели на террасе маленького домика, в котором прожили вдвоем много лет.
- Иккаку… - Юмичика помолчал, задумчиво поглядывая на друга, потом медленно продолжил, – ты помнишь, как мы познакомились?
Тот удивленно уставился на него.
- Ну… мы познакомились… красиво? – предположил Иккаку неуверенно.
Пятый офицер тихо вздохнул.
- Ты не помнишь, - констатировал он с мрачным превосходством.
- Ну да, не помню. Это было давно, - признался Иккаку нехотя. – Напомни, и я уж не забуду.
Юмичика сделал паузу, с преувеличенным тщанием разглаживая складки хакама.
- Хорошо, - в конце концов согласился он.
* * *
- Ками-сама… - хрипел Иккаку. Сквозь алую пелену бог взирал на него фиалковыми глазами. Забирая боль, говорил с ним чудесным, чистым голосом. И Иккаку поверил, что никогда больше не будет один. Он собирался ответить Ками-сама, но тот исчез, оставив только тишину, полную глухой боли и злости.
Юмичика наклонился, напряженно прислушиваясь. Здоровяк – так он звал парня – слабо дышал. Прекрасно! Улыбаясь, юноша достал листок рисовой бумаги, и начал аккуратно умывать раненого. Касаясь его кожи, Юмичика вспомнил драку с «Демонами». «Зря я дал им сбежать, - злился он. - Ну, ничего. Если встречу - им не жить». Когда дело было сделано, он выбросил листки в ведро, и еще раз наклонился над спящим гостем, чтобы насмотреться впрок. Не верилось, что его мечта сбылась.
Мечта у Юмичики появилась три месяца назад, когда у рынка он заметил незнакомого парня. Тот брел по улице, распугивая местный сброд. Юмичика заметил, что даже отъявленные отморозки с опаской смотрели на него.
Вдруг незнакомец остановился. Юмичике удалось получше разглядеть его: высокий, крепкий, он поражал мощью. Сразу нашлось прозвище: Здоровяк. Кажется, в нем совершенно не было страха. Он окинул улицу странным взглядом, потом крикнул, ухмыляясь:
- Эй, кто из вас, мудачье, хочет поразвлечься?
Юмичика восхищенно наблюдал за ним – рейацу здоровяка пылала и рвалась. С рычанием на парня налетел сначала громила с третьей улицы, потом еще другой, кривой из лавки мясника, и третий. Завязалась драка. Но через несколько минут все его враги рухнули замертво.
- Скучно! – протянул Здоровяк, презрительно оглядев растянувшиеся на земле тела. Закинул меч на плечо, плюнул и пошел прочь. А Юмичика смотрел ему вслед, задыхаясь от смущения и волнения. Такого с ним еще не бывало. Нелегкая жизнь научила его ничему не удивляться, и никем не увлекаться.
Он рос один. Ни приемных братьев, ни сестер, ни новых родителей – никого. Друзья тоже не завелись. Юмичика не умел дружить, потому что рано понял - он гораздо лучше других. Даже сидя над ведром с очистками, мальчик любовался отражением в грязной воде, улыбаясь себе с тайным восхищением. Став постарше, Юмичика начал зарабатывал на воду и еду «мальчиком» при богатом торговце. Потом много лет развлекал клиентов танцами и игрой на семисене. Обзавелся покровителем, небольшим домиком у реки в бамбуковой роще, накопил немного денег и зажил, ни в чем не нуждаясь.
Юмичика не походил на обитателей семьдесят девятого района: носил цветные кимоно, подвязывал длинный хвост яркой лентой и в совершенстве владел искусством кендо - ему пришлось научиться защищать свою красоту от грязи и уродства, окружавших его. Никто не мог взволновать Юмичику, в постели с данной он был изобретателен и практичен.
И вдруг вся его оборона рухнула в мгновение. Юмичика растерялся и испугался. Не помня себя, он вернулся домой, но не мог уснуть до утра - перед глазами все время видел незнакомца с мечом на плечах. А когда рассвело, решил, что должен найти того во что бы то ни стало, потому что жить без него Юмичика теперь не мог.
Искать кого-то в Руконгай, не зная имени и места жительства, было непросто. Приходилось скрывать длительные отлучки от наблюдателя – слуги ревнивого данны. Следить, выспрашивать, прятаться. Да и мысли не давали покоя. Впервые Юмичика чувствовал себя таким слабым. Сидя перед данной, он вдруг ронял чашку, или пропускал слова покровителя мимо ушей. Или того хуже – терял всякий интерес к его ласкам. Юмичике хотелось вырваться, оттолкнуть опостылевшего старика, но приходилось терпеть и придумывать оправдание внезапной холодности. Юноша почти отчаялся.
Как вдруг спустя три месяца – он помнил каждый день и час - снова встретил Здоровяка. Случайно. На того напала банда «Руконгайских демонов» как раз у дома Юмичики. Юноша собирался на рынок, услышал шум и выбежал посмотреть. Он сразу узнал бритого парня с рыночной площади. Но сейчас тот лежал на земле, и пятеро «Демонов» избивали его. Обезумев от ярости, Юмичика схватил топорик для рубки мяса, выскочил во двор. Рейацу рвалась на волю, хотелось уничтожить уродливых бандитов, порубить на куски.
Но «Демоны» не собирались сражаться. Едва завидев Юмичику, они разбежались. Он успел достать только одного, и тот остался лежать на дороге. Еще задыхаясь от гнева и бега, Аясегава бросился к Здоровяку. Упал рядом с ним на колени, переворачивая и ощупывая. Здоровяк бормотал что-то, скалился, будто ухмыляясь, а значит, был жив.
Не размышляя, Юмичика перетащил его в дом. Уложив гостя на футон, юноша промыл рану водой, потом прижал лист бумаги, пропитанный саке. Здоровяк застонал.
- Тихо, тихо, - прошептал Юмичика. Успокаивающе погладил его по голове и перетянул грудь и спину полоской темного льна. – Не шуми, я стараюсь, чтобы не больно…
Закончив перевязывать, он накрыл Здоровяка одеялом и поднялся с колен. Парень лежал без движения, тяжело дышал, приоткрыв рот. Его веки едва заметно дрожали. «Красивый», - подумал Юмичика, улыбнувшись, и вышел из комнаты на террасу.
Солнце жарило так, что вдохнуть стало нечего – воздух словно испарился под лучами, осталась одна только пыль. Слуга-шпион сидел в тени бананового дерева, дым от его трубки белой лентой скользил вверх, в синее, дрожащее небо. Помянув данну недобрым словом, Юмичика окинул слугу презрительным взглядом. О, как ненавистны ему были эти рабы, что болтались тут с утра до ночи, высматривая, подслушивая. Нарочитым жестом юноша поправил кимоно, убрал за ухо челку и пошел прочь от дома, надеясь, что глупый прихвостень поймет, насколько отвратителен и уродлив. На пыльной, узкой улице толкалась руконгайская беднота; «Чистая вода», - слышалось издалека. У лачуг, сложенных из чего попало, сидели, лежали те, кто не мог ходить. Под ногами путалась чумазая мелкота. Юмичика смотрел поверх всего. Покусывая ноготь на большом пальце, он прикидывал, как добыть для здоровяка побольше еды и воды, ведь у того сильная рейацу, ему необходимо хорошо питаться.
Вернулся Юмичика быстро. Данна ничего не хотел от него, смотрел вверх, на высокое небо в прорезях красной листвы. Молчал и думал о чем-то. Потом, едва заметив любовника, велел дать ему денег и поспешно отбыл, бросив что-то про жену. Обрадованный легким освобождением Юмичика отправился на рынок. Там как всегда было ужасно шумно и грязно. Проходив полчаса между столами и коробками, служившими прилавком для бедных торговцев, он принес кадочку риса, копченого угря, таяки и пару лепешек. В привычном молчании выложив все на стол, Юмичика присел у футона. Здоровяк лежал все в той же позе, грудь тяжело вздымалась, рот чуть приоткрыт. Юмичика вздохнул, легко погладил его по щеке, затем, смущенный собственной смелостью, схватил влажную бумагу и обтер лицо раненого. Его кожа была чистой и горячей. Юноша, задержав дыхание, медленно наклонился. От раненого пахло потом, пылью и целебной настойкой – чудесный запах. Губы немного потрескались в уголках, но Юмичике мучительно хотелось коснуться их.
- Что за черт… - парень внезапно открыл глаза и уставился на него. Покраснев от неожиданности, Юмичика выпрямился.
– Ты кто такой? – спросил раненый в следующую секунду, хмуро рассматривая своего спасителя.
- Аясегава Юмичика, - чересчур громко представился тот. Он делал вид, что занят бумагой, комкая ее и бросая в ящик для мусора. – Лучше молчи, а то еще рана откроется.
- Какого черта ты спас меня? – процедил здоровяк. – Какого черта я жив?
- Не дергайся, вон, уже кровоточит, - Юмичика призвал на помощь все свое самообладание, поставил воду на огонь, достал палочки и плошки, и лишь потом вернулся к футону. Опустившись на колени, он начал аккуратно разматывать бинты. Руки уже не дрожали.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Мадараме… Иккаку, - мрачно ответил Иккаку.
* * *
- Это был удар в спину. Я потом перебил их всех до одного, - сказал Иккаку самодовольно.
- Правильно сделал, - Юмичика смотрел на него с гордостью.
Иккаку больше не сказал ни слова. Он отвернулся, задумчиво разглядывая блестевшие на солнце камешки, чувствуя плечом плечо Юмичики. «Все-таки я – счастливчик, - думал третий офицер. - Да, счастливчик!»
Нерушимая клятва верности
Ночь выдалась звездная, синяя. Воздух наполнял запах жасмина, непрерывная трескотня цикад. На территории тринадцатого отряда праздновали День цветов – разноцветные фонтаны фейерверков распускались в низком небе.
А старшие офицеры одиннадцатого наблюдали за вечеринкой с крыши казармы.
- Посмотри-ка, - лениво протянул Иккаку. – Там какая-то парочка обжимается.
- Парочка? – Юмичика приподнялся, чтобы лучше рассмотреть. – Ну ничего себе! Я не думал, что до сих пор…
- Узнал рейацу? – с усмешкой спросил Иккаку.
- Узнал… – повернувшись к другу, кивнул Юмичика. - А ведь красиво… Ночь, звезды, двое мужчин, тайная любовь… - Он задумчиво вздохнул. – А ты помнишь наш первый раз?
- Да, помню, - нехотя откликнулся тот. – Тут тебе меня не подловить…
* * *
Вечером Иккаку лежал на футоне, мрачно наблюдая за Аясегавой, пока тот разливал по пиалам суп. «Убью, - думал он, - убью всех… По чьей милости я оказался здесь». И чем дольше Иккаку смотрел на узкую прямую спину хозяина, тем сильнее ненавидел все вокруг. Казалось, он собирался продырявить Аясегаву взглядом. Но стоило его спасителю повернуться - Иккаку отводил глаза.
- Все готово, - громко оповестил Юмичика и со вздохом опустился у футона. «И чего он вздыхает?» - разозлился Иккаку. Расставив на дощечке тарелки, хозяин наполнил глиняную ложку.
- Открывайте рот, буду вас кормить, - сообщил он. Иккаку нахмурился, но подчинился. Принципы не позволяли ему спорить в гостях. Кормят, так ешь, суп - значит суп.
- Хотите, лепешку покрошу? – предложил Юмичика. Гость серьезно кивнул. Как бы неловко ему ни было, он не мог обидеть хозяина.
После обеда Иккаку снова наблюдал за Аясегавой - тот сидел за столом, выводя иероглифы в толстой тетради. Солнце садилось слишком быстро. Ненадолго заполнив комнату оранжевым светом, осветив последним всполохом гладкий лоб и тонкие руки Аясегавы, оно погасло, уступив место сумеркам. Иккаку успел поймать себя на том, что любуется маленьким хозяином.
- Пора спать, - вздохнув, тот захлопнул амбарную книгу. Иккаку промолчал, переводя взгляд на притолоку.
- Мадараме-сан, спокойной ночи, - в темноте голос Аясегавы звучал странно. Мягко и ласково.
- Спокойной, - резко бросил Иккаку.
Он заметил, что хозяин замешкался на мгновенье, прежде чем задвинуть фусума. Иккаку готов был поклясться, что Аясегава еще раз взглянул на него.
До рассвета парень не мог заснуть. В беспокойной мгле ему по-прежнему чудилось лицо хозяина. Иккаку никогда не видел таких глаз, как у него. И уснул, думая них.
Утром у домика остановилась повозка. Из нее выбрался невысокий пожилой мужчина и скрылся за седзи.
Юмичика встретил его в коридоре - своего данну, богатого торговца водой. Развязывая оби, юноша слушал сетования покровителя на жадную жену, но думал о другом: хватит ли Мадараме Иккаку воды и еды? Ведь ему надо хорошо питаться, он такой большой. Юмичика вспомнил широкую грудь Здоровяка, железный пресс, мощные плечи. А когда данна потянулся поцеловать юношу в губы, Юмичика отвернулся, делая вид, что поднимает пояс.
После близости покровитель лениво поинтересовался, что за парня Юмичика прячет в одной из комнат. Вздохнув, тот опустил глаза и, избегая подробности, рассказал историю о спасении. Закончив, он посетовал на усталость, домашнюю работу, а потом сообщил, что парень будет помогать по хозяйству. Старик согласился.
Уходя, данна всегда оставлял Юмичике денег, и тот отправлялся за продуктами. Сегодня он очень спешил вернуться с рынка, а когда вошел в комнату, переводя дыхание, нашел Иккаку на футоне. Гость хмуро следил за пронзительно жужжавшей мухой.
- Она вас раздражает, Мадараме-сан? – спросил Юмичика, рассматривая его. Тот не ответил. Но вдруг рывком поднялся на ноги и прихлопнул муху с оглушительным грохотом. Даже притолока треснула.
- Рана! – выдохнул Юмичика, но здоровяк только ухмыльнулся с удовлетворенным видом, и снова улегся.
- Рана больше не кровоточит, - снова мрачнея, сообщил он. – И чешется, зараза!
Иккаку дернул головой, опуская глаза. Юмичике казалось, что гость избегает смотреть на него.
- Не думаю, что вам уже можно вставать, - с надеждой проговорил Юмичика. Иккаку приподнялся на локте, по-прежнему глядя на ноги Аясегавы. Он только что вскочил и прибил тупую муху, не ощутив никакой боли. Но что-то неясное заставило его согласиться:
- Да, пожалуй, теперь немного болит, - пробормотал он себе под нос, для верности потрогав бинты.
- Не прыгайте больше так, - уже уверенным тоном велел хозяин. Иккаку быстро взглянул на него исподлобья, как раз, чтобы заметить, как тот вороватым движением поправляет прическу.
- Слушай, - начал Иккаку хмуро, – я тебе должен. Может, помочь чем?
- Мадараме-сан… - тихо отозвался Аясегава, бросая на него странный взгляд и отворачиваясь к столу. – Вы еще слабы… Отдыхайте. Потом работа найдется.
Иккаку покорно кивнул, рассматривая волосы хозяина. Они были длинные, ниже пояса, густые, и, наверное, теплые. И пахли они одуряюще. «Как его тело», - подумал Иккаку и тут же незаметно нажал на рану через повязки. Боль хлынула волной по нервам, и парень обрадовался ей. Но Аясегава этого не знал. Он сосредоточенно выводил кисточкой значки в амбарной книге.
После ужина Юмичика мыл миски в корыте, вытирал их и аккуратно складывал в небольшой сундук. Краем глаза он посматривал на раненого – тот лежал без движения, положив на живот меч. «Иккаку еще сильнее, чем казался, - с собственнической гордостью думал он, – и мог бы стать синигами. Почему же не стал? Сколько ему лет? Кажется, он гораздо старше меня». С этими мыслями он снова принимался за дело.
Закончив с посудой, Аясегава опустился рядом с футоном.
- Мадараме-сан, придется мне вас побеспокоить, надо обработать рану, - мягко сказал юноша. Открыв глаза, Иккаку нехотя отложил меч. В обрамлении темных волос и красной солнечной пыли, маленький хозяин улыбался ему. От его улыбки Иккаку хотелось убить кого-нибудь.
Тем временем Аясегава принялся разматывать ткань и обрабатывать рану. А здоровяку ничего не оставалось, как смотреть на его темную макушку с мучительным желанием погладить блестящие волосы.
- Потерпите, - между тем попросил Аясегава. Иккаку покорно кивнул.
Стемнело быстро. Размытый диск луны бледнел желтой кляксой на полупрозрачных седзи, постукивали друг о друга бамбуковые стебли, совсем близко ухала сова. Иккаку не спалось. Надоедливо чесалась рана, мысли мешали расслабиться. Закрывая глаза, он видел перед собой Аясегаву. Видел, как хватает его за тонкое запястье, разрывает цветное юката, прижимает… Иккаку встал, неслышно прокрался на террасу. Ночь стояла теплая, густая, сладкая, словно кто-то подсластил воздух. Иккаку спустился во двор. В голове гудело, в теле словно пробудились все соки - кровь шумела, стучала в горле, будто колокол. Иккаку рванул к бамбуковой роще, выхватил меч и перерубил разом несколько стеблей.
Шли дни. Иккаку все жил в гостях у Аясегавы. Он оправдывался тем, что должен отработать потраченные на лечение деньги. Хотя причина эта не объясняла его желания рассказывать Аясегаве о своей жизни, смотреть на него украдкой, трогать его кимоно, вывешенное во дворе на просушку. Иногда Иккаку подолгу стоял, поглаживая скользкую ткань, а когда приходил в себя, готов был порвать пестрый кусок шелка. Но он по-прежнему упрямо твердил себе, что хочет лишь вернуть должок. Так проходило время.
Каждый день Аясегава вставал рано. Иккаку видел его уже причесанным и одетым. Хозяин не тревожил раненого, расставлял для него тарелки на маленьком столике у футона, уговаривал побольше лежать и регулярно смазывал затянувшуюся рану. Иккаку уже на пятый день после драки сам встал и уселся завтракать вместе с хозяином. Ели они в маленькой комнате, расположенной рядом с комнатой Иккаку. Седзи Аясегава задвигал, и через расписанную соловьями и ивами бумагу нельзя было рассмотреть, что происходит во дворе. Иккаку подозревал, что Аясегава прячет его, и догадка будила в нем непонятную ярость. Он даже нарочно начинал говорить громче. Но хозяин будто и не замечал выходок строптивого гостя, продолжая есть вместе с ним.
Спустя неделю после первого завтрака Аясегава впервые согласился принять помощь гостя. Иккаку давно добивался этого. Он яростно набросился на работу, и нарубил дров больше, чем просил Аясегава. Но тот не выразил недовольства. Напротив, долго благодарил, порозовевший и сияющий. Иккаку смутился, но промолчал. После Аясегава стал часто просить его о помощи. То требовалось порубить кабанчика, то притащить пару мешков рисовой муки. Иккаку выполнял все, чего желал хозяин. «Чтобы отдать долг», - объяснял он себе непривычное рвение к работе.
Каждый день после обеда Аясегава уходил. А когда возвращался – приносил еду и воду. Накрывал на стол, и вместе с Иккаку садился ужинать. Обычно они не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, только чуть слышно стучали палочками о миски. Порой оба вдруг поднимали головы и сталкивались взглядами, но тут же опускали глаза. Иккаку каждый раз чувствовал сильную тревогу, и злился. «Откуда он только деньги берет», - думал он, и внутри все холодело от ярости.
Когда тарелки пустели, Аясегава поднимался. Он тщательно поправлял кимоно, медленно собирал посуду. Так медленно, что Иккаку хотел иногда расколотить ее об пол. Потом желал гостю спокойной ночи и выходил из комнаты, затворяя за собой расписанные фусума. Иккаку с точностью до мелочей знал, что на них изображено – дикая слива и кукушки. С ненавистью смотрел он на этих кукушек, а те будто смеялись над ним. Тогда Мадараме закрывал глаза, пытаясь разговорить Ходзукимару. Но дракон молчал. Иккаку все реже обращался к нему. И перестал совсем после того, как однажды, возвращаясь со двора, едва не столкнулся в коридоре с полуголым стариком. Тот важно ступал по полу, шлепая длинными ступнями. Отступив в какую-то комнату, Иккаку переждал, пока не хлопнет фусума в комнате Аясегавы. С этого дня, как только Юмичика прощался и выходил из комнаты, Иккаку начинал прислушиваться, не подъехала ли к воротам повозка, не слышны ли шаги на террасе. Иккаку презирал себя за эти глупости. Пытаясь отвлечься, сидел подолгу у ручья, смотрел на отражение луны в черной воде, бродил вокруг дома. Но против воли думал о старике и Аясегаве.
Когда данна тенью проскальзывал к повозке, и та с тихим скрежетом исчезала в ночной темноте, Иккаку возвращался к себе. Он ложился на футон и ждал Аясегаву. Каждый вечер, как только стук колес стихал, тот приходил к нему. Иккаку слышал, как Юмичика ходит рядом, как шуршит его кимоно. Стоило бы попросить его уйти. Но Иккаку делал вид, что спит. А когда Юмичика уходил, Иккаку поднимался, и по двору, освещенному только тремя свечами в каменных подсвечниках, крался к роще, чтобы поработать мечем.
Раны Иккаку давно зажили, ничто больше не держало его здесь. Но он не уходил. При мысли о расставании ему хотелось разнести дом ко всем дьяволам. Иккаку знал, что не может взять Аясегаву с собой, а значит должен держаться от него подальше. Но каждый раз, когда хозяин готовил, Иккаку замирал на татами, жадно разглядывая его спину под тонким кимоно. Оно казалось парню непреодолимой преградой, бесило, разжигало. Каждый раз перед ужином он, сам того не желая, заговаривал с Аясегавой, и сердце согревалось, когда Иккаку замечал, что маленький хозяин с восхищением слушает.
И все же настал день, когда Иккаку окончательно решил уйти. Стояла особенно жаркая и тихая погода. Погруженный в невеселые мысли, он брел по двору, собираясь умыться, но, не дойдя до умывальника, замер в тени бананового дерева – у бочки стоял Юмичика. Юноша неспеша раздевался – развязал оби, снял кимоно, аккуратно сложил одежду на колоду у бочки. В тот момент Иккаку впервые увидел его тело. Все солнце словно вошло в грудь Иккаку. Он не мог вздохнуть, не мог даже поднять руку, чтобы отереть пот. Капли катились по вискам, стекали с подбородка. А Иккаку так и стоял, рассматривая Аясегаву. Тот же будто не замечал ничего, залез в бочку и тихо запел. Охваченный дрожью, Иккаку невольно шагнул вперед. Что он хотел сделать – он и сам не знал. Но тут хозяин повернулся и посмотрел на него. Иккаку отступил и ушел в дом, так и не сказав ни слова.
Аясегава вернулся после бани распаренный и задумчивый. Иккаку не пытался разговорить его. Лежал на футоне, рассматривая вышитых на скатерти карпов. Так, в молчании, они провели вечер, а ровно в семь Аясегава поднялся и вышел, с тихим шелестом затворив фусума. Дождавшись, пока шаги затихнут, Иккаку встал. Быстро затолкав за шиворот пару фундоси, он засунул за пояс меч, и, подумав, прихватил со столика рисовую лепешку. Уже стоя у седзи, Иккаку на прощание оглядел маленькую комнату, в которой прожил столько времени. Мучительная тоска сдавила грудь. Парень сцепил зубы и потянулся к перегородки. Оставалось только отодвинуть створку, и долгая дорога снова примет его. Но тут издали донесся стук копыт. Звук приближался, по деревянному настилу громыхала повозка. Иккаку прислушался. Кони заржали совсем близко. Потом все стихло – повозка остановились у ворот. Приоткрыв седзи, Иккаку приник к щелке. По дорожке, освещенной свечами, шел тот самый старик. Уверенно и быстро он направлялся к террасе. К той ее стороне, куда выходили седзи Аясегавы. За ним шли два охранника. Иккаку машинально отметил, что оба не очень крепки, у одного за поясом кинжал, у другого – короткий топорик. Послушав несколько минут, он услышал, как охранники переговариваются между собой, плюются и скрипят половицами. Иккаку понял - они устроились на террасе, которая выходит к реке. Движимый внезапным порывом, он выскользнул из комнаты. Переступая неслышно, задерживая рвущееся дыхание, прокрался до угла, а оттуда - до комнаты хозяина. Спрятавшись за широким деревянным столбом, Иккаку прислушался - Аясегава и данна о чем-то беседовали. Иккаку узнал мягкий холодноватый шепот Юмичики, низкий голос покровителя. Уважение к хозяину требовало убраться, но Иккаку не двинулся с места. Его напряженный слух ловил шорохи снимаемой одежды, хриплые стоны старика, вздохи хозяина. Грудь словно сковало неодолимый холод, виски сдавило. Сердце яростно колотилось под косоде. Взбешенный, бледный Иккаку хотел вырвать седзи и ворваться в комнату, но страх оскорбить Аясегаву удерживал его. Стиснув зубы, он высвободил катану из ножен на два пальца. Потом снова убрал меч и отступил. «Бежать! Бежать отсюда!» - подумал он, но тут услышал вскрик, а за ним взвившийся голос Юмичики: «Прошу, не надо!». В этот момент сомнения перестали терзать его. Забыв приличия, Иккаку ринулся к створкам и с грохотом раздвинул их. Дико скалясь, он бросился к данне, но тот оказался проворней. Вскочив, старик выхватил кинжал. Иккаку расхохотался. Драка! В воздухе запахло хорошей дракой! Не медля, Иккаку рванул меч из ножен. Старик отбил удар.
В пылу драки мужчины позабыли о Юмичике. А между тем все получилось так, как тот задумал. Решительно запахнув кимоно, юноша встал с футона. Быстрым взглядом он оценил ситуацию - данна начал сдавать, едва держался на ногах, когда на шум вбежала охрана. Но покровитель уже завалился на циновки, закатывая глаза и давясь кровью.
А Иккаку только радовался. Резко развернувшись, он ловко отбил удар одного из охранников. Второй возник рядом, готовый защищать умирающего хозяина. Отбиваясь, Иккаку отступил на террасу. Юмичика на мгновенье замер, прислушиваясь – с улицы слышался звон мечей и ругательства. Улыбнувшись, он выдохнул. Быстро подошел к сундуку, достал оттуда заплечный мешок, куда загодя сложил все необходимое в пути. Тут голоса на террасе стихли. Скрипнули сломанные седзи, и в комнату вернулся Иккаку. Утирая лицо ладонью, он широко ухмылялся.
- Эй, Юмичика, пора в дорогу, так ведь?
Юмичика кивнул, заливаясь румянцем. Ему на мгновенье стало жутко. Он знал – сейчас его прежняя жизнь закончится. Иккаку хмуро смотрел на него, выжидая. Катана все еще мерцала красным в его руке. Юмичика вздохнул. Потом закинул на плечо нехитрый скарб. Жалеть больше не о чем. Иккаку весело усмехнулся, и Юмичика улыбнулся в ответ. Через секунду они уже шли прочь из Руконгай.
В синем лесу ухал филин, трещали цикады, сырая, жаркая ночь обдавала лицо паром, мешая ароматы трав, цветов и хвои. Иккаку и Юмичика поднялись на пригорок. Внизу, в долине, лежал погруженный во мрак Руконгай. Путники молча смотрели вниз. После всего, что случилось, они не сказали друг другу ни слова, даже не смотрели друг на друга. Бросив мешок, Юмичика сел на землю, еще хранившую жар дня. Иккаку опустился рядом с ним. В темном небе мерцали низкие, тревожные звезды. Ночные токи, запахи, стоны будоражили кровь. Юмичику охватило бешеное возбуждение. Он, наконец, взглянул на Иккаку, не в силах больше притворяться. Здоровяк молчал, рассматривая его. От этого взгляда у Юмичики дрожали руки.
- Клянись, - вдруг грозно произнес Иккаку. Юноша вдохнул, готовый поклясться в чем угодно.
- Клянись, что никогда не будешь ни с кем, кроме меня, - процедил Иккаку с ухмылкой.
- Клянусь! - воскликнул Юмичика, но тут же добавил холодно. – Но и ты… клянись!
Иккаку удивленно поднял брови, словно обдумывая его слова. И вдруг расхохотался.
- Клянусь, черт тебя побери! Никогда и не взгляну, делать мне нечего! – прорычал он весело, повалил Юмичику в траву.
* * *
- Да… - задумчиво протянул Иккаку.
Юмичика снова засунул в рот большой палец.
- И чего они там ждут… - раздраженно сказал он. Иккаку понял, что друг все еще наблюдает за страстной парочкой. И совершенно не слушает его.
- Эй, и для кого я тут распинаюсь? – пихнув друга в бок, возмутился Иккаку.
Юмичика подскочил.
- Ай! Больно! – воскликнул он, но тут же покладисто опустился рядом. – Прости. Я тоже все помню…
-
-
15.11.2008 в 00:14Это самое лучшее, что было написано про Иккаку с Юмичикой, из того что я читала - и в рунете, и на англоязычном сообществе на жж. Хочется някать и перечитывать моменты с ними, и пересмотреть клипы и арт, потому что все вышенаписанное настолько вписывается в представление о бличевском каноне, что становится просто удивительно, как некоторые аффтары умудрялись перекручивать персонажей, в то время как здесь... Просто сказка.
Прошу прощения за длинные предложения ^///^
-
-
15.11.2008 в 00:31-
-
15.11.2008 в 05:27Очень понравилось)
-
-
15.11.2008 в 21:50Мне понравилось, как ты все изменила, молодец, очень классно.
-
-
15.11.2008 в 22:12Мэй Линн вы даже не представляете как приятно читать такие коменты! Автор очень тронут
+Shinigami+ спасибо! обязательно будет, я только замечания беты внесу, и выложу. Он еще не совсем доправлен.
Alex a.k.a. Leon[YF][LB] по ним остался только третий драббл, но есть другие задумки
-
-
16.11.2008 в 04:45З.Ы. Аве респект!)