Название: Мы никогда не умрём(1глава из 16)
Фандом: Блич
Автор: bubantes
Бета: Last_Optimist
Пейринг: Иккаку/Юмичика, Зараки/Юмичика
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: нецензурная лексика
1 глава
Глава 1
Да, наверно мы с тобой...да наверно мы с тобой.
Под звездою под одной... Под звездою под одной
Будем жить не тужить.
С ветром дружить.
Не жалея мелькающих дней
Хэй же хэй!
Так откуда и... Так откуда и куда?
И в глазах какая даль... и в глазах какая даль.
Вот бы жить не тужить,
С ветром дружить,
Не жалея мелькающих дней
Хэй же хэй!
- Это все? – спокойный чуть насмешливый голос раздался в тишине потрясающим издевательским эхом, почти как веселая песня на похоронах.
- Нет, остались еще золотые гвозди,- немолодой уже человек с головой, покрытой беспрестанно облетающим седоватым пухом, махнул рукой и пошел к обгоревшим развалинам того, что раньше называлось его кабаком.
Его собеседник, невысокий юноша с длинными темными волосами, проводил его ироничным взглядом, слегка покачав головой.
- То есть, я так понял, возникли кое-какие проблемы с моей платой?
- Можешь взять пару оконных рам, они почему-то уцелели.
- За две недели впахивания?
- Надорвался чашки разносить? – огрызнулся хозяин разрушенного притона и уже окончательно отвернулся от парня, обреченно плетясь шаркающей походкой к груде хлама, то ли в надежде хоть что-нибудь там найти, то ли просто из ностальгии, словно прикованный к месту призрак.
Если бы Юмичика верил в карму, то сейчас скорее всего занимался бы раздумьями о том, чем же он себе эту карму так поломал. Это была уже пятая работа за месяц и неизвестно какая по счету за много лет.
Вообще, способов достать деньги в Руконгае было не так уж много. Первый – заниматься любым видом краж. Но для этого нужно было выглядеть довольно неприметным, а уж на это Юмичика был не способен по умолчанию. А срезать кошельки и шарить в карманах, будучи таким, как он – занятие столь же бесполезное как прятаться за черенком лопаты.
Второй способ – разбой. Крупный, мелкий, какой угодно. Однако, для крупного разбоя нужно было иметь хотя бы пару-тройку сообщников, чего у Аясегавы на данный момент не наблюдалось, а мелким он и так занимался периодически. Ну как мелким… Любимым его занятием было спровоцировать в каком-нибудь притоне массовую драку с ломанием стульев и столов, и в самый ее разгар оперативно смыться, прихватив все, до чего дотянутся руки.
Но часто такое проделывать было невозможно, ибо не так уж много было подходящих злачных заведений, да и запомнить его в таком случае опять же могли быстро.
Третий способ – быть связанным каким-либо образом со сферой древнейшей профессии, торговлей собственного или же чужого мяса на развес, так сказать. Сутенерством Юмичика по какой-то причине брезговал, да и был слишком ленив и безответственен для этого – вряд ли ему бы удалось долго следить даже за парой проституток, а малые количества приносили весьма нетвердый доход. А выступать в качестве торговой единицы самому… Несмотря на то, что практически все в его районе полагали, что именно этим он и добывает себе основное пропитание, данное утверждение относилось как раз к тому виду заблуждений, которые называются чушью.
Никакими особенными моральными догмами он, конечно, отягощен не был, но ценил себя все-таки куда дороже, чем ему вообще мог заплатить кто бы то ни было, даже из благополучных районов. Не было пока в представлении Аясегавы таких денег, которые могли бы оправдать хоть один предполагаемый секс с кем попало.
Так что оставался еще четвертый способ, из всех известных имеющий самый низкий коэффициент полезного действия, но однозначно выбранный Юмичикой хотя бы потому что давал много других мелких, но полезных бонусов.
Можно было все-таки найти работу. Ассортимент вакансий здесь, конечно, не радовал многообразием – но кое-чем можно было разжиться.
Вот, две недели он проработал разносчиком в довольно гнусном местечке, которое как раз сгорело именно в тот вечер, когда его там не было.
То была потрясающая по своему размаху непруха. Каждый раз, когда Юмичика находил работу, частенько вырывая ее из-под носа у целой толпы конкурентов, максимум через месяц с местом этой самой работы что-нибудь приключалось. Или его разваливали ошалевшие бандиты, или оно разорялось в пух и перья, или вот как сейчас, пожар… Или он ссорился вдрызг с хозяином, и в таком случае обычно сам был не прочь что-нибудь сжечь. Останавливала в таких случаях лишь мысль о том, что груда обгоревшего мусора будет слишком уродлива чтобы приносить моральное удовлетворение.
Сейчас Аясегава только разочарованно вздохнул и, поправив полы цветастого юката, отправился прочь. А он так рассчитывал на эти деньги – пополнить запасы еды, прикупить всяких ниток, пару вещичек и вообще… Короче, стоит денек проспаться, а потом взяться за поиски с новыми силами. В конце концов, если все-таки верить в карму, то так ведь бывает – когда долго-долго не везет, потом же как-нибудь это должно исправиться.
Накурено так, что еще немного – и начнешь плавать в кумаре как в реке, разгребая руками слои. Юмичика всегда был нечувствителен к табачному дыму, но это был явный перебор. Постоянно хотелось пить, и каждую свободную минуту он бегал и прикладывался к фляге с довольно отвратительной теплой водой. Повторять это не хотелось слишком часто хотя бы по той причине, что даже вода в этом клоповнике принадлежала одному человеку, лишний раз глядеть на которого и то не хотелось.
Молодой, но чрезвычайно невыносимый тип Нориюки, был из тех бандитов, которым невдомек, что они вовсе даже не бессмертны и тоже застанут момент, когда будут жрать их печень. Юмичика так до сих пор не понял, почему ему так не нравится имя этого придурка. Возможно, потому что сам Нориюки был слишком громок, слишком мерзок и слишком красив, чтобы его можно было упрекнуть в излишней самоуверенности. И при всей своей любви к красоте, Аясегава не мог смириться с тем, что такое ее количество досталось этакому ублюдку.
Однако, он был хозяином какого-никакого игорного дома в последней десятке районов, и работа там вполне могла принести приличные барыши. А если и не принесет, мстительно думал Юмичика, то по логике вещей, с его-то везением, он был бы не против, если бы это местечко через месяц накрылось тазом как и все его предшественники.
Сам же Нориюки относительно своих внешних и внутренних качеств не был так категоричен и считал себя ничем иным как подарком судьбы самой судьбе. А уж когда речь шла о нанимающемся на работу женственном парне из неблагополучного района, то, по его мнению, этот самый парень должен был радостно выпрыгнуть из одежды в тот самый момент, когда эту самую работу получил.
Неожиданная строптивость нового работника, впрочем, только раззадорила хозяина, и он, хоть пока и не проявляя никакой агрессии, не упускал случая преодолеть лишнюю ступеньку в упрямой лестнице их неуставных отношений. Или же просто решил, что поиграть с «жертвой» некоторое время будет куда интереснее, чем просто взять что полагается сразу.
Аясегава терпел. А что ему еще оставалось? Добывать еду из воздуха он не умел, да и вряд ли была возможность этому научиться.
- Что, жажда мучает, Юмичика? – фыркнул со своего царского ложа хозяин, когда осипший от бесконечного перекрикивания орущей толпы игроков Аясегава припал губами к горлышку фляжки.
- Накурено, - откликнулся он спокойно, отняв фляжку ото рта и снова направляясь к выходу.
- Ну так останься, отдохни, подменят тебя, - Нориюки гостеприимно похлопал ладонью по мягкой кушетке.
- Я не устал, хозяин, - Юмичика нарочно подчеркивал всякий раз это обращение, выделяя его интонацией в стиле «дрочи хоть на то, что я так тебя зову, жалкий немытый утырок».
- Ну раз не устал, так не торчи тут, а то сам знаешь… Какая работа, такая и плата, - бандит протянул руку и словно бы невзначай коснулся его лодыжки, приподнимая полу юката.
- Пора, хозяин, там следующую партию начинать надо, - Аясегава отступил на шаг и опасно покачнулся, ибо пальцы неожиданно сомкнулись на его ноге еще сильнее, и не думая отпускать. Так продолжалось около минуты в полной тишине, однако Нориюки, пристально смотря в спокойное лицо своего работника, все же разжал руку.
- Вали.
Два раза просить не пришлось, и Юмичика вернулся в зал, занимая свое прежнее место на татами среди поглощенных игрой мордоворотов.
И когда он снова принимал ставки, тряс стакан с костями и размашистым движением высыпал их вперед, его внимание снова привлек он.
Этого раздолбая он видел тут первый раз, однако не это его настораживало, а то, что тому с момента его появления просто неправдоподобно везло. Уже где-то девятую по счету партию он выигрывал без перерыва, будто за его спиной висел какой-нибудь всевидящий призрак и подсказывал ему будущие выпавшие номера.
Впрочем, для такого мистического толкования свой везучести, счастливчик обладал слишком уж человеческой наружностью. Наголо бритый, чумазый, в какой-то серой тунике, такой короткой, что все ноги наружу. И веки зачем-то выкрашены в красный… Правда, Аясегава подметил, что от капелек пота, выступивших у счастливчика на лице, эти красные пятна не размазываются, что наводило на мысли о том, что это вполне могут быть татуировки.
Впрочем, и это было не важно. Парню лучше было бы убраться отсюда прямо сейчас, если он не продуется в ближайшие две партии, ибо с везучими тут особо-то не церемонились. Игорный притон – не благотворительная организация, и если некоторые думают что тут деньги раздают мешками, пусть не обольщаются.
Юмичика сам не понял, отчего так разнервничался, когда лысый выиграл еще одну партию и с ликующим воплем подгреб к себе еще горсть монет. Почему его это так чешет? Возможно потому что вину за это Нориюки вполне может свалить и на него. А почему нет? Разделаются с парнем, а потом и к нему придерутся, что недостаточно виртуозно кости кидает чтобы всяких лохов обламывать.
Он попытался послать «везуну» несколько предостерегающих взглядов, но тот сейчас явно вертел на всех частях тела попытки его спасти.
Обреченно встряхивая кости в стакане, Юмичика поджал губы, когда лысый вдруг посмотрел прямо на него в упор и ухмыльнулся так, что сверкающие зубищи заняли почти половину лица.
- Слышь, глазастый, за легкую руку потом с меня саке.
- Саке тебе за шиворот, придурочный, забирай деньги и вали уже, - прошипел едва слышно Аясегава, прожигая его взглядом. Парень недоуменно поднял брови, но ничего не ответил, снова фыркнув и потеряв к их разговору всякий интерес.
И когда кости со стуком приземлились на татами, он снова выиграл.
Юмичика тут же уловил краем глаза, как от стены отделилась тень и направилась в сторону комнаты, где отдыхал Нориюки. Стало быть, начинается – поигрались и хватит. И действительно, не прошло и пяти минут, как на плечи лысому легли сразу две руки, и сам хозяин, наклонившись к его уху, что-то неразборчиво проговорил. Везунчик покосился на него, однако собрал весь свой выигрыш и, легко поднявшись, двинулся вслед за ним.
И тут Аясегаву таки осенило удивление. Из-за того, что до этого он видел лысого только сидящим и в толпе, то сразу не приметил одну вещь, которую тот, встав, поднял с пола.
Меч. Самый натуральный меч.
К слову сказать, когда сам Юмичика стал обладателем меча, то соврал бы, если бы взялся утверждать, что данное обстоятельство не изменило его жизнь. Тех, у кого был меч, уже по крайней мере, не доставали по пустякам. Хотя, из-за того, что он практически не пускал свою катану в ход, окружающие постепенно перестали учитывать ее наличие.
Нориюки уже почти исчез из зала, как вдруг обернулся к Юмичике и поманил его рукой. Ничего не оставалось, как встать и пойти за ним на задний двор, где уже собралась приличная толпа головорезов вокруг того самого счастливчика. Он, впрочем, выглядел поразительно спокойным, словно наслаждался вечерней прогулкой в компании друзей.
- Ну что, ты в принципе можешь идти, - обратился Нориюки к нему, расслабленно покачиваясь с пятки на носок. – Только отдай то, что не твое, и все просто.
- Ну ты шутник, - хмыкнул лысый. – У меня только все мое.
- Да ну. И деньги?
- Деньги тем более. Я их выиграл.
- А вот и не свисти. Ты мухлевал, и все это видели.
- Ну и ни хрена себе, - простодушный парень даже растерялся, приоткрыв рот. – Когда это я мухлевал? Ты дурак что ли? Ни хрена я не мухлевал, кто тебе наплел?
- Как кто. Вот он видел, - Нориюки совершенно непринужденно ткнул пальцем в Юмичику, который доселе стоял молча и не понимая, какого черта его сюда выперли. Ошарашено взглянув на устремленный на него палец, Аясегава даже отступил на полшага. Хозяин выжидающе смотрел на него, выразительно подняв одну бровь и все еще не убирая вытянутую руку. – Ты же видел, Юмичика? Ну?
Вот тебе пожалуйста и дилемма. Скажи «да» - и все закончится очень быстро – так быстро, что даже не успеешь до пяти досчитать. Однако, Аясегава, несмотря на свои чрезвычайно расплывчатые этические ориентиры, в своей жизни не любил одну вещь – подчиняться очевидным глупостям. Он сюда работать нанимался, а не брехать в угоду таким вот бакланам…
Потому, он тряхнул головой, складывая руки на груди.
- Нет хозяин. Он не жульничал. Везло ему – это да, но он чист.
- Юмичика… - только и произнес Нориюки, от неожиданности даже теряя весь свой самоуверенный вид. Тем временем лысый совсем разулыбался.
- Видал? Ну так что, еще вопросы?
- Стой на месте, с тобой еще не закончили, - хозяин притона шагнул к Юмичике и, стиснув его плечо, рывком оттащил чуть подальше в тень и сунул свои губы прямо ему в ухо.
- Юмичика… Ты чего это творишь?
- А что я сделал? – он поморщился от боли в плече, однако не спешил даже доставать руки из рукавов.
- Поговори мне… Тебе еще и объяснить надо? – рука Нориюки странным образом переместилась с плеча на шею, а потом вдруг коснулась затылка. – Тебя не просят высказывать твое сраное мнение… Впрягаешься за лысого ублю…
В этой жизни была еще одна вещь, которой Юмичика не переносил на дух – собственно из-за чего он даже когда-то вот так неожиданно обзавелся мечом – он ненавидел, когда трогали его волосы.
А особенно такими грязными руками.
Пальцы моментально легли на рукоять катаны, однако в этот момент его почему-то опередили.
Юмичика стоял и хлопал глазами, глядя на то, как Нориюки сползает на землю, с таким непередаваемо растерянным и даже обиженным выражением лица, что хотелось рассмеяться во весь голос.
Подняв взгляд, Аясегава увидел перед собой «счастливчика» с мечом наперевес – причем с мечом в ножнах. Он даже не вынул его, огрев «хозяина» поперек спины.
- Ты чего творишь? – Юмичика задал первый пришедший на ум вопрос.
- Во-первых, я не лысый, - совершенно серьезно выдал парень, ухмыляясь. – А во-вторых, ты же правду сказал. Ты честный, а я терпеть не могу, когда наезжают на честных.
- Во-первых, - передразнил его Юмичика, снова скрещивая руки и вздергивая подбородок. – Я бы и без тебя справился. А во-вторых, из-за тебя я опять работу посеял. Спасибо, мое везение меня не подводит.
- Нахрена тебе работать если у тебя есть меч?
- Не твоя забота, слушай. Вообще, ты мне теперь должен компенсацию за поте…
Их прервали многоголосые выкрики – дверь внезапно распахнулась, и в подворотню из притона вывалилось человек десять с дубинами и прочими орудиями неправедного труда. Аясегава подпрыгнул от неожиданности.
- Блядь… Скольких ты завалил?
- Ну этих пятерых, а что?
- Ну поздравляю, пока мы тут с тобой трепались, там все прознали.
Лицо лысого при этих словах неожиданно так преобразилось, словно секунду назад здесь стоял совершенно иной человек. А теперь его место занял скалящийся демон с горящими глазами.
- Так это, етихумать, круто, пацан. Сейчас мы их всех…
Не успел он договорить, как их окружили. Юмичика, вытаскивая катану, совершенно машинально переместился спиной к спине этого невменяемого придурка и успел крикнуть до того, как в него полетел первый удар:
- Ты между прочим обещал меня саке угостить…
- Даже два раза угощу, - покачал головой лысый, засовывая свою катану в ножны и утирая капельки пота со лба. – Второй раз за то что ты молодец.
- Очень смешно, - буркнул Юмичика, встряхивая волосами и тоже убирая свой меч. – В любом случае, тут торчать смысла особенного нет.
- Ну так пошли… Юмичика. Тебя ведь этот хрен моржовый так называл?
- Вроде того. А тебя-то хоть как?
- Мадараме Иккаку, - лысый уже на ходу протянул широкую мозолистую ручищу сомнительной чистоты, однако Аясегава, помедлив, все же пожал ее, после чего слегка потер пальцами ладонь.
- Тебе всегда так везет в играх?
- Не поверишь, сегодня первый раз играл.
- Да брешешь конечно.
- Я никогда не брешу, - наставительно произнес Иккаку, и у Юмичики почему-то не возникло желания ему возражать.
Они дошли до какого-то захудалого кабака на окраине, однако Аясегава наотрез отказался туда входить.
- Ну нет, я, веришь ли, столько в этих рыгаловках миль намотал с тряпками и подносами, уже сил моих нет. И подышать уже хочется чем-нибудь другим.
- А где ж пить тогда будем?
- Да где угодно. Если тебе не принципиально наличие крыши, я знаю неплохое место.
Вообще-то, этот Мадараме был меньше всего похож на человека, который потакает чужим капризам. Однако, к искреннему удивлению Юмичики, он пожал плечами и скрылся за дверью кабака, откуда спустя минут пять вышел с несколькими бутылками саке и кульком еды.
- На тебя тоже взял. Ты ведь жрешь?
- Это ты жрешь, а я – ем, - холодно откликнулся Аясегава, однако при взгляде на кулек его глаза сами собой нехорошо засверкали. Еды он как таковой не видел уже дня полтора и сегодня рассчитывал на ужин после работы. Так что теперь у него было чуть больше причин поторопить нового знакомца, утащив на пустырь и там устроившись среди камней.
- Вот ты ваще блин, чувак, - откровенничал Иккаку после энного уже глотка саке, разомлев от ощущения сытости и потрескивания наспех сложенного костерка. – Кто б знал что так махаешься!
- Что удивительного? – Юмичика, уже сытый и довольно расслабленный, однако не спешил любезничать с новым знакомцем. Такова уж была привычка. Однако, парень, судя по всему, был необидчив и клал с прибором на всю показную холодность собеседника.
- Что-что. Я когда только приперся, с одним хреном поспорил, девица или парень кости кидает. Блин, две монеты так и просрал в начале – за девчонку тебя посчитал. А там же хрен проссышь в кумаре, уж потом увидал что сисек нету, - с очаровательной непринужденностью рассуждал Мадараме, откусывая еще кусок от последнего онигири. – А потом вот поперло. Говорят, тому фартит, к кому у бросающего душа лежит.
- Да ну? – фыркнул Юмичика, слегка откидываясь назад и поплотнее укутываясь в юката – ночная прохлада уже начала тихонько лизать кожу, вызывая первую незначительную дрожь.
- Ну да. Я думал, ты из этих, ну… Таких. А потом увидал как дерешься, да перед этим хмырем не стелешься – бля, вот, веришь, взял мыслю обратно. Ошибся, с кем не бывает.
- Каких таких?
- Ну я ж сказал, я передумал.
- Каких таких? – медленно закипал Аясегава, сам не понимая, почему его это начало так выводить из себя. Вероятно, виноваты были алкогольные пары, лениво бродившие по организму.
- Ну каких-каких. Которые ноги бреют, с мужиками ложатся, все дела…
- Ты вообще что-то имеешь против этого?
- Да нет, чего ты разорался-то? – искренне удивился Иккаку, привстав на локте. – Ну просто я думал… а что, ты это… ну, да?
- Иди в задницу, - буркнул Юмичика, неизвестно почему окончательно потеряв всякое настроение и поднимаясь с камня. – Я пошел.
- Куда?
- Домой. Мне холодно.
- Ну как знаешь конечно… А что, у тебя дом есть?
- А у тебя нет что ли? – резко бросил Аясегава, отряхивая слегка отсиженное юката.
- У меня – нет, - пожал плечами Иккаку, снова укладываясь на спину и сцепляя руки под головой.
Воцарилось долгое молчание, в процессе которого Юмичика оглядывал своего так неожиданно появившегося собутыльника и раздумывал. А вообще, чего он в самом деле распсиховался? Мог бы и учитывать то, что этот бродяга изяществом речи и мысли не отличается, а на таких обижаться – все равно что мстить камню, о который споткнешься. И, в конце концов, пора бы уже привыкнуть, что в этих гиблых местах красоту путают со слабостью и продажностью.
А найдется ли оно, то место, где будет по-другому?
Помедлив, Юмичика сделал два шага назад и снова уселся на камень, привычным движением запуская руку под волосы на затылке.
- Ладно, забыли. Это что-то я просто после сегодняшнего… Резкий.
- Ну так заебок, а я уж думал правда пойдешь, - Иккаку моментально ожил, перевернулся на живот и подложил два кулака под подбородок. – Слушай, а у тебя меч давно?
- Ну так… ты знаешь, тут я не очень понимаю, что такое «давно» и «недавно». Для простоты скажу что достаточно давно, чтобы я смог им достаточно овладеть.
- Хм… ну а вот тогда скажи мне, только не ори. Сам вот злишься, что девкой назвал, а для чего тебе такие вот волосы?
- Мои волосы достаточно красивы, чтобы быть длинными, - снова взбеленился Юмичика. – Если тут все уроды, я не обязан быть одним из них.
- Да не о том я. Как ты с такими дерешься? Волосы – это ж поводок, за который тебя в любой момент могут сцапать – сразу целый минус перед противником.
- К твоему сведению, еще ни один ублюдок и ни в одном бою не коснулся моих волос.
- А может проверим?
В этом предложении не было вызова, не было издевки, и уж тем более агрессии – в нем был азарт и даже что-то детское, похожее на то, как малыш выпрашивает вот именно эту игрушку у родителей. Аясегава совершенно неожиданно для себя улыбнулся.
- А условия?
- Если коснусь волос – я выиграл.
- Интересный какой, а какая твоя ставка? Я должен у тебя на голове попрыгать?
- Если оставишь на мне хоть царапину, - самоуверенно ухмыльнулся Иккаку. – Меня еще никогда и никто не ранил.
- Да что ты говоришь… Ну что ж, коль не шутишь, - Юмичика пожал плечами и поднялся на ноги. Мадараме же вскочил как пружина, будто и не лежал минуту назад такой вальяжный, словно котяра в квадрате солнечного света.
Они некоторое время постояли друг напротив друга, пока наконец Иккаку не оскалился жизнерадостно и не сгруппировался, весь сжимаясь в сплошной сгусток энергии. И вот, не прошло и секунды, как он мощно оттолкнулся, взметнув ступнями целые комья земли, и рванулся вперед прямо на Аясегаву. Тот едва успел поставить клинок для блока, даже слегка приседая под таким резким напором.
Несколько секунд им понадобилось чтобы посмотреть, кто кого передавит. Мадараме наваливался на противника все сильнее и сильнее, светя своей фирменной ухмылкой прямо в лицо. Однако, Юмичика, отклоняясь дальше и припадая на одну ногу, в одно мгновение распрямился и сбросил его с меча, уходя в сторону. Иккаку, не упуская его взгляда, радостно вскрикнул, угадал его движение и кинулся наперерез. Его меч просвистел у самого уха, и красавчик даже мысленно помолился кому-то первому вспомнившемуся, ощущая щекой отчетливый ветерок.
Лысый негодник не давал ему даже опомниться, наседая и наседая с каждой секундой, тут только успевай отскакивать. И так Юмичика понял, что если не взять инициативу хоть ненадолго, то можно и продуть чисто от нервов.
Потому, в очередной раз уворачиваясь от колющего выпада, низко присел, резко развернулся и попробовал хлестнуть его под коленями – впрочем, не достал. Мадараме подпрыгнул и попытался возвратить атаку, но теперь уже Аясегава смог передохнуть и молниеносно выпрямился, не желая упускать хотя бы то время, что уже отвоевал. Иккаку пришлось отскочить достаточно далеко назад, чтобы катана не вспорола его снизу, словно свежую рыбину.
Они метались среди камней несчетное количество времени, наступая и уворачиваясь попеременно, и вскоре оба забыли, кто, когда и зачем это все затеял… Чем дальше, тем больше какого-то одним им понятного смысла становилось в этих замахах, прыжках, подсечках… Словно в танцах, вызывающих дождь, под ногами бесконечно стелилось облако каменной пыли и крошки, ибо она не успевала оседать на землю до того, как ее снова взметнет чья-нибудь ступня.
Еще секунда, поворот – и вдруг мелкая, колкая, неожиданная боль в правом виске. Юмичика резко обернулся и выпрямился, непонимающе глядя на противника.
- Чего стоишь? – голос удавалось оставить ровным, несмотря на то, что грудь вздымалась c чудовищной скоростью.
В ответ на его реплику Мадараме, жизнерадостно хихикнув, поднял в воздух кулак и разжал его – и оттуда легко и плавно, словно кружась в невесомом танце, выпало несколько волосков.
- Ну вот. Но я не скажу, что это было легко, чувак. Ты точно…
- Тыыы… - просипел Аясегава, нехорошо сверкнув в сумраке глазами и медленно поднимая руку с катаной. – Тыы… мои… ты их…
- Э-э, - Иккаку махнул рукой, все еще улыбаясь. – Я выиграл, чего ты глазом сверкаешь?
- Ты… волосы… мои волосы! – взревел Юмичика и кинулся на лысого бродягу. С лязгом встретились лезвия мечей, едва не высекая искры. Иккаку от неожиданности даже подрастерял весь свой молодцеватый вид, широко раскрыв глаза и лишь растерянно держа перед собой катану и ножны, пока красавчик, который сейчас, с эдаким перекошенным лицом, был не таким уж и красавчиком, остервенело обрушивал на него удары один за другим.
- Эй, Юмичика! Юмичика! Да чего ты, тебе пару волосин что ли жалко? Да у тебя небось на гребешке каждое утро в три раза больше остается!
Впрочем договорить он не смог, когда клинок просвистел у самого его уха – едва успел поставить ножны, чтобы не лишиться руки по самое плечо – и вновь улыбнулся.
- А ты когда взбесишься, оказывается еще круче дерешься…
С воинственным возгласом, он перехватил меч поудобнее и попытался уйти в контратаку, но в Аясегаву в данный момент будто вселилась целая толпа злобных духов, и он рубил как буйный, на первый взгляд хаотично, но на самом деле за всей кажущейся бессмысленностью его атак укрывалась четкая и скупая закономерность – пока противник приноравливался к ней, стоило затем сломать лишь одно звено в этой цепочке, и ошибка могла стоить конечности. Или жизни.
Иккаку изумленно воскликнул, отскочив от Юмичики шагов на пять и приводя в порядок дыхание. Ладонь сама потянулась к левой ключице, где красовалась свежая ярко-алая царапина, на которой бусинками вспухла кровь, готовясь потечь несколькими тонкими ручейками.
- Ептанах… Вот это корки.
Юмичика готов был оторвать ему голову. Что же можно сделать с этим придурком, чтобы он хоть на минуту перестал улыбаться? Ему что, в самом деле весело? Вот и сейчас смотрит на собственную кровь так, будто получил подарок на день рождения. Вот пробует ее влажным языком…что, надеется что она будет на вкус как терияки?
Окончательно утерявший самообладание Аясегава снова ринулся вперед, уже сам не понимая зачем. Желание порезать, еще сильнее поранить этого выскочку затмило разум и взгляд, взбаламутило со дна души что-то мутное и необъяснимое, словно застоявшуюся тину.
Удар, еще удар, звон, и уже исчезнувшая хищно-насмешливая ухмылка с его лица – а быстро сменившие друг друга выражения удивления, понимания, злости…
Юмичика не осознал тот момент, когда фигура Мадараме пропала из его поля зрения – только в следующую секунду что-то сжало и вывернуло его запястье, вырвав из горла крик, а из руки отчетливый хруст. Меч со звоном выпал, и к спине, прижимая шелк юката к вспотевшей коже, притиснулось горячее тело. Одновременно сильная, цепкая рука легла на затылок, зарываясь в стянутые лентой волосы и ощутимо сжимая голову.
- А ну завянь, - прошелестел над ухом до странности спокойный голос. – На сегодня развлеклись и хватит. Если бы я хотел тебя убить, сделал бы это еще в самом начале.
- Отпусти, - неизвестно почему, Юмичика вдруг ощутил в груди слабый-слабый, но уже довольно ясный трепет. Давно ли он ощущал его? Не вспомнится так сразу. Трепет перед силой, дрожь и что-то вроде восхищения – сумбурная смесь из чувств, которые сливались в одно большое чувство собственной беспомощности и вместе с тем… доверия.
- А ты успокоишься? Тогда отпущу, - рука в волосах Аясегавы слегка дернулась, но так и не исчезла – как, собственно, и другая рука, всего еще фиксирующая его запястье.
Спиной он чувствовал, как приподнимается чужая обнаженная грудь под распахнутой туникой, а чужие бедра ощутимо нажимают пониже спины, и вот это уже было совсем не то, над чем здесь нужно было долго раздумывать. Извернувшись как угорь, Юмичика вырвался из цепкого захвата и сразу же начал приглаживать волосы.
- Спятил?
- Это ты спятил, - каким-то странным голосом откликнулся Иккаку, почему то задумчиво глядя на ту руку, которой только что держал его голову. А потом еще и понюхал.
- Я не спятил. Кто тебя просил вырывать волосы? Ты же мне целый клок вытащил!
- Да где клок, полторы волосинки было. А ты уговор нарушил между прочим… Но… зато было весело, - Мадараме снова заулыбался, отходя к костру, и Аясегава неожиданно поймал себя на том, что вздыхает с облегчением.
- Ты сильнее меня, - выговорил он с некоторым трудом, собрав в кучу все свое тщеславие и заставляя себя быть честным.
- Ага, сильнее. Но не критично. Тебе я хоть не поддаюсь. А теперь я бы подрых…
- Здесь что ли? – Юмичика похлопал глазами, глядя, как этот странный тип устраивается поудобнее совсем близко к костру.
- А где еще? Погода пока ничего, в принципе тепло, и даж вон саке осталось. По-моему, самый ништяк. А ты завтра не придешь?
- Куда?
- Ну сюда. Или там это… может, я приду? Скажи, где живешь, я и зайду.
- А зачем?
- Откуда я знаю, - вдруг рассердился Иккаку, недружелюбно косясь на него со своего «ложа». Отблески костра плясали на его лысине и лице, причудливо искажая черты. – Не хочешь – так и скажи.
Юмичика снова непонимающе хлопнул пару раз глазами и замолк, сосредоточенно теребя пальцами рукав юката. Мадараме тоже молчал, вроде бы не прогоняя его, но больше и не изъявляя желания беседовать, потому Аясегава нарушил тишину первый.
- Вставай.
- Че? – лысый с неохотой приоткрыл один глаз.
- Я сказал, вставай и пошли.
- Зачем?
- Если не хочешь – так и скажи, - губы красавчика, когда он обернулся, тронула легкая улыбка, вслед за чем он снова устремил взгляд вперед и неторопливо зашагал прочь.
Иккаку моргнул, нахмурился, но когда силуэт в светлом наряде уже почти совсем растворился в темноте, вдруг подскочил, сунул оставшееся саке за пазуху и, затоптав костер, в несколько шагов догнал Юмичику.
- Мы идем к тебе?
- А куда тебя еще девать. Я в душе не знаю, зачем я это делаю, но после всего сегодняшнего я, вероятно, действительно сдурел. Но ты знаешь… почему-то мне кажется кощунственным, что человек, который сильнее меня, будет валяться тут на земле как пес.
Мадараме гоготнул на весь пустырь и вдруг так оходил ладонью Аясегаву по плечу, что тот едва не присел.
- Пиздатый ты мужик, хоть и псих ненормальный. Ну пошли – а я тебе за это объясню, что с этим мечом ты ни одного дня на всяких хмырей батрачить не будешь. Усек?
- Пришлось, - поморщился Юмичика, потирая плечо. – Только больше вот так не делай, будь добр.
- Как скажешь.
- Ыыыыы, хорооомы! – Иккаку вошел в маленькую невзрачную хижинку с таким видом, словно это действительно были императорские покои, хотя и помещались-то там всего-ничего одна кушетка, стол и пара стульев. Ну, еще сундук со всеми немногочисленными, но дорогими сердцу Юмичики мелочами вроде ценной бутылочки ароматического масла, пары кусков хорошего мыла и прочим-прочим, раздобытым с довольно большим трудом.
- Да ладно тебе, хоромы, - усмехнулся Аясегава, проходя внутрь и снимая с пояса меч.
- Да вообще, и чисто блин так. Ты один здесь?
- Один конечно.
- Видно. Тут пахнет…
- Чем?
- Тобой.
Юмичика, на ночь как обычно заплетающий волосы в косу – чтоб наутро не спутались в мочалку - обернулся через плечо.
- Это хорошо или плохо?
- Ништячно. Я тобой теперь саке занюхивать буду.
Аясегава тихо хмыкнул, наконец завершив косу.
- Ты так на голых досках и собрался дрыхнуть?
- Все круче чем на земле.
- Брось, - Юмичика снял с кушетки одеяло и положил ему на живот. – Больше конечно у меня нет ничего, потом денег достанем, купим тебе футон.
Он забрался на кушетку и укрылся юката, поджав ноги.
- Юмичика-а… - раздалось спустя минуту с пола. Причем как-то несвойственно Иккаку жалобно и слегка в нос.
- А? – Аясегава не обернулся.
- Бля, ты такой писец добрый. Почему?
- По кочану. Мне пригодится сильный человек в хозяйстве. Крышу починишь, воду будешь носить и все такое. Будешь же?
- Да говно вопрос.
- И еще. Наверное, я в карму все-таки верю. Я думал, здесь у меня у одного есть меч. Я всегда хотел увидеть хоть кого-то еще. Пойми, когда встречаются два человека с мечами, они должны либо драться всерьез, либо держаться вместе.
- Вместе мы с тобой зажжем.
- Вот и посмотрим. Спокойной ночи.
2 глава
Глава 2
Задыхаясь от крошечной сумки
Ёжась от иллюзорного холода,
Лучше пусть опасность, чем скука.
Кто-то где-то зачем-то кого-то.
Всё представлю себе, что немыслимо,
Испугавшись внезапного завтра.
Лёд в угольях - бесспорная истина.
Ты помог мне понять эту правду.
- А может нееет?
- Что значит нет? Это я вчера сделал исключение – а сегодня я тебя такого даже внутрь не пущу, будешь под дверью спать.
- А может я сначала крышу починю?
- Починишь. Шагай.
Иккаку обреченно вздохнул, исправно топая рядом с Юмичикой, который с очень серьезным видом нес в руках свернутую купальную простыню и два куска мыла.
- А может сначала пойдем жратвы добудем?
- Иккаку, я не понял, ты воды что ли боишься?
- Да не. Я этого…
- Стесняешься? – фыркнул Аясегава, подняв одну бровь.
- Да иди ты. Я просто смысла не вижу особо полоскаться – чтобы опять потом вываляться?
- Офигенная философия. А зачем жрать – все равно потом опять проголодаешься!
Они наконец оказались на берегу небольшой и неглубокой речушки, причем Юмичика не дал сразу подойти к воде, а долго таскал Иккаку по берегу, наконец найдя какую-то заводь и придирчиво минут десять разглядывая пейзаж.
- Годится. Лезь давай.
- А ты?
- Ты как вчера родился, слушай. Кто ж один-то тут моется? Как только в воду прыгнешь, можешь уже мысленно со своей одежкой распрощаться.
- А как же ты раньше? Голый что ли ходил сюда? – Мадараме уже послушно сбрасывал тунику, представая в свете утреннего солнца в своей окончательной, так сказать, первозданности.
- Свои методы были. Например, берешь длинную-длинную жердь, на ее конец все свои манатки привязываешь и втыкаешь другим концом прямо в дно. Так все рядом с тобой над водой и торчит, как флаг. А теперь и без геморроя можно. Все, иди.
- А чего два куска? – поинтересовался Иккаку, держа в обеих руках мыло.
- Это – твое, а это – мое, - Аясегава решительно забрал у него один кусочек, который был поменьше. Просвещать на эту тему новоявленного приятеля он не собирался. Не скажешь же ему, что выбор происходил по принципу чистейшей жадности – Юмичика берег для себя мыло понежнее и, естественно, подороже, а ему выдал то, которым обыкновенно стирал одежду. Оно, конечно, тоже очень даже годилось и для человека, но факт есть факт… Впрочем, совесть его ничуть не мучила – в конце концов, вряд ли Мадараме в своей жизни сильно мечтал благоухать фиалками.
Наблюдая за купанием приятеля с берега, Юмичика вскоре словил себя на том, что смотрит на его тело гораздо дольше и внимательнее, чем позволительно в таких ситуациях… Впрочем, оправдывал он себя не очень уверенно, там вправду было на что взглянуть.
Постепенно расстающаяся с налетом грязи и пыли кожа оказалась приятно загорелой, рельеф тугих натренированных мышц и жил проступил отчетливее. Подвижные мускулы упруго перекатывались и постоянно шевелились под этой кожей, и вообще создавалось впечатление, что, пока Иккаку думает о чем-то своем, тело его живет какой-то своей загадочной жизнью – и намеренно красуется перед кем-то, кто пялится на это все с берега.
Все это закончилось тем, что Юмичика сначала не знал, куда девать глаза, потом расстроился, а потом и вовсе рассердился. Снова слегка удивленный изменением его настроения Мадараме ничтоже сумняшеся послушался и довольно жесткой просьбы выстирать «эту кошмарную тунику не поймешь какого цвета вообще», без продыху балагуря и посмеиваясь. Эта его обескураживающая необидчивость и легкость уже порядком действовали на нервы – гвозди что ли об его характер можно гнуть?
Туника после экзекуции оказалась отдаленно светло-серой, и Иккаку, несмотря на возмущение Аясегавы, напялил ее прямо невысохшую, отмахнувшись со словами «на мне просохнет». И в самом деле, такое ощущение, что его тело излучало какое-то особенное тепло, как печка, и к тому времени, как искупался сам Юмичика, и они вернулись в дом, одежка лысого бродяги была почти сухой.
- Ну а теперь пойдем!
- Куда? – Аясегава, уже уложивший на просушку мыло и купальную простынь, планировал провести в доме не менее двух часов, приводя себя в порядок после мытья. И в частности посвятить не менее сорока минут расчесыванию волос, которые сейчас, мокрые и тяжелые, были туго увязаны в пучок, опять же чтобы еще сильнее не путаться.
- Как это куда? Я же обещал тебе показать, как такие парни как мы могут заработать на жизнь.
- Вот как. Но я еще не…
- Не ленись. В любом случае, я все равно не позволю тебе ничего делать, - ухмыльнулся Мадараме и пошел вперед не оглядываясь, залихватски держа руки на положенном на плечи мече.
- Что значит не позволишь? - Юмичика догнал его, недовольно заглядывая ему в лицо.
- То и значит. Вчера – единственный раз, когда ты помогал мне в драке, теперь такого больше не будет.
- Но зачем тогда я тебе сейчас? – окончательно растерялся красавчик, беспрестанно поправляя влажные пряди волос, выбивающиеся из пучка.
- Поболеешь за меня. Ну и… учись. Если меня не будет, наука-то останется.
- Ты собрался куда-то уходить?
- Нет, я в том смысле, если меня все-таки замочат. Но ты и в этом случае не лезь – пока я могу держать меч, тебе в моих драках делать нехрен.
- А я всегда думал, что это… трусость – не помогать в бою своим…
- Если ты найдешь себе противника сам, дерись сколько влезет. А мое – это мое, и делиться я не намерен.
- Жадина.
- А то. Но я серьезно – полезешь хоть раз, я тебе больше не друг.
Юмичика промолчал, и в ответ на это утверждение, и на то, что его вдруг зацепило как крюк за ребро. То ли это был снова несвойственно суровый тон, которым все это было сказано, то ли слово «друг», которое было вовсе неожиданно услышать в такой момент.
Хотя, в сущности, с чего это он так среагировал, в конце концов это всего лишь слово – по крайней мере сейчас, в эту секунду, Аясегава попробовал не обращать внимания на какое-то странное теплое чувство, тихонько разливающееся прямо от центра груди по всему телу. Словно в нем, в самой середине, расцвел цветок с мягкими лепестками нежного цвета. Так ли ощущается дружба, он понятия не имел – ибо здесь ему еще не доводилось заводить друзей.
Это оказалось труднее, чем думалось сначала – стоять и смотреть, как толпа оборванцев, словно рой уродливых коричнево-серых насекомых, нападает, наваливается со всех сторон, и в середине этой муравьиной кучи – неистово и счастливо голосящий и ржущий Иккаку, от которого эти человеческие волны то и дело откатываются и оседают на землю.
Поглядеть на месиво собралась целая толпа – изможденные люди с лихорадочно горящими глазами, привлеченные и зараженные открывшимся им зрелищем, звериными запахами агрессии, злобы, крови и жгучего кислого пота. Не бойцы – зрители, голодные лисицы и вороны, жившие сейчас хотя бы на ощущении чужого страдания. Много ли надо тем, кто живет тут хуже собак – хоть одним глазком взглянуть на то, как погибает хищник.
Но хищник, как выяснилось, погибать пока не намеревался. С оглушающими рычащими возгласами он сминал одного за другим, иногда пропуская незначительные удары, чтобы после них вызвериться и зажечься в три раза ярче.
В конце концов, земля почернела от распластавшихся на ней тел в ветхих рубищах, а Мадараме, сияющий как начищенный медный таз, вскинул катану на плечи и обернулся к Юмичике.
- Урок второй. Меси всех пока не лягут.
Урок первый, кстати говоря, состоял из беспроигрышного способа привлечь к себе внимание и нарваться на приключения. Усвоить его было не так уж и трудно – приходи в любой отстойный квартал и ори как полоумный, что здесь обитают одни неказистые чмошники, на которых даже глядеть противно. Если есть мало-мальски уважающая себя шпана – драку не проспишь.
- Урок третий. Все, что было их – теперь твое. Заодно чтобы потом в людях поучились разбираться, прежде чем напрашиваться. Ну что, теперь ясно? – Иккаку выпрямился и потряс несколькими мешочками со звенящим содержимым. – Не густо конечно, но я даже и не напрягся – значит нормально.
- Не густо… это как минимум три недели работы, - усмехнулся Юмичика, принимая в ладони добычу.
- Вооот, а я что говорил. Со мной не пропадешь, кореш. Пошли купим пожрать, что-то у меня брюхо прям запело…
- Нет, сначала твой футон.
- Ах да, футон. Ну тогда футон – а потом пожрать и выпить. Вот это я понимаю зажили, чувак, - Иккаку уже на ходу потянулся и, потом взяв себя за плечо, несколько раз крутанул им. – Ваще сахар. Только это вот…
- Чего?
- Ну.. бабу бы еще. Ты как насчет баб?
- Я? – Юмичика усмехнулся. – Как бы тебе это сказать…
Действительно, как бы объяснить ему, почему Аясегава все свое время проживания здесь не жаловал женщин… В сущности, ничего против женщин вообще он не имел. Но вот конкретно подвид «баба руконгайская» не вызывал у него никаких эмоций кроме здорового человеческого отвращения. Хотя бы потому что он знал, из чего здешние «красотки» делают свою косметику…
- Я вообще думал, тебе девки за просто так дают, - поделился с ним Мадараме, когда они уже подошли к началу торговых рядов в этом районе.
- Это еще почему? – поднял одну бровь Аясегава, тут же останавливаясь возле лотка с посудой и бережно вытаскивая из кучи небольшую глиняную миску с довольно корявоватой росписью.
- Ну ты епта, чистенький весь, и манеры у тебя. Таким только и дают. Мне б за так хоть одна б дала – так нет, все одно бабло выкладывай. А насильничать я не того, не люблю… Дерьмово это, когда баба не хочет. Не пойму я, какое в этом удовольствие. Я их ласковых люблю, когда она вся жмется, трется, хоть и знаешь, что у нее, сволочуги, только на монету и течет. А все равно люблю, хоть убейся, - рассуждал Иккаку, закатывая глаза от таких сладостных воспоминаний. – Потому надо чуток сберечь – хоть может на какую-нибудь и хватит. Можно одну на двоих взять. Ну или каждому по одной. Годится?
- Я пас, - Юмичика задержался уже у торговца тряпками, лениво перебирая двумя пальцами лежащие в хаотичном порядке одинаково бесцветные шмотки.
- Чего это?
- Не хочу.
- Ты вообще не хочешь или бабу не хочешь?
- Давай не будет об этом, а?
- Аааааааа, понял, - ехиднющим до зубовного скрежета голосом протянул Мадараме, паскудно ухмыляясь.
- Чего ты понял, чувырла? – огрызнулся Аясегава рассматривая на свет кусок ткани, по размерам вполне годящийся на роль простыни. – Я кажется на разговоры по душам еще не подписывался…
- Да ладно, не бесись, - легонько похлопал его по плечу все еще гнусно хихикающий Иккаку. – Я чихал на то, с кем ты трахаешься. Касается это меня что ли? Иди хоть гусей сношай, главное что ты друг хороший.
- Вот и зашибись, - рявкнул Юмичика, которого фраза про гусей поразила в самое сердце. – А ты, ходячая куча ослоумия, помоги лучше выбрать, а то так на досках и будешь храпеть, ясно?
- Ясно-ясно, – фыркнул друг, принимаясь вместе с ним копаться в тряпках.
- Ну, как все прошло? – поинтересовался Аясегава, оборачиваясь на скрип двери.
- Аээ, - отмахнулся в темноте Иккаку, шурша футоном и плюхаясь на пол. – Как всегда. Просрал оставшееся бабло, да на халтуру… Что там их, вообще ничему не учат?
- А ты думал, что в сказке живешь?
- А, ладно. Мне и так нормально. Че там мудрить в самом деле, сунул-вынул да пошел.
- Вот поэтому я и не хожу к этим бабам, - слегка злорадно хмыкнул Юмичика, вновь отворачиваясь к стене. – Юноши хотя бы чистоплотнее.. Ну и вдохновения у них больше.
- Не знаю. Не проверял.
- Могу кое-с кем свести, места знаю.
- Иди нах. Не хватало еще.
- Как хочешь. Ты хоть мылся после нее?
- Да, у речки поплескался, не ссы.
Юмичика устроился поудобнее и задремал, однако полноценный сон все не желал приходить. Плюс к тому, через некоторое время его окончательно разбудила целая смесь разнообразных звуков, доносящихся с пола – шуршание, возня, что-то скребущее и приглушенные ругательства.
- Иккаку, чего возишься?
- Клопы, мать их, задрали уже.
- Нет тут никаких клопов. – буркнул Аясегава, украдкой почесывая усеянное зудящими точками предплечье.
- Ага, нету. Это у тебя там наверху нету… А меня уже даже за ушами покусали. Вот это все потому что я мылся. Когда не моешься- ни одна скотина не прокусит…
- А потом он удивляется, что ему бабы задарма не дают. Так, завязывай там копошиться как жук навозный, бери одеяло и давай сюда.
- Куда?
- На кровать, куда еще. А то я из-за твоей возни до утра глаз не сомкну.
Иккаку немного помедлил, однако через несколько секунд кушетка уже скрипнула от приземлившегося на нее увесистого туловища.
- Не мешаю? – на всякий случай уточнил Мадараме вполголоса.
- Если не будешь крутиться.
- Зачем только футон покупали…
- На черный день. Спокойной ночи.